Отчаянная и нежная - Кристин Сэлингер

— С Рут совсем не так.

— Да, — согласилась она. Надо было, пожалуй, отвлечь его, хотя бы на несколько минут. Она тщательно подобрала последние кусочки с тарелки. — Знаете что, Найт? Вам бы следовало бросить играть в искателя приключений и идти в повара. Вы бы добились грандиозного успеха!

Он понял ее скрытый намек и с некоторым усилием подыграл ей.

— Нет, я предпочитаю готовить для маленьких, частных компаний.

Она задумчиво посмотрела на него. Потом опустила глаза на свой бокал.

— Так кто же научил вас так великолепно готовить маринованный язык, если не мама?

— Когда я рос в семье, у нас была потрясающая кухарка — ирландка, миссис О'Коннер.

— Ирландская кухарка научила вас итальянской кухне?

— Она умела готовить все — от ирландской тушеной баранины с луком до французского петуха в вине. «Айвор, мой мальчик, — говорила она мне, — самое лучшее, что мужчина может сделать для себя, — это научиться хорошо готовить. Надеяться, что женщина набьет тебе брюхо, — это ошибка». — Воспоминание вызвало у него улыбку. — Когда у меня бывали неприятности, а это случалось довольно часто, она усаживала меня в кухне рядом с собой. Я слушал лекции о правилах хорошего тона, а заодно и учился разделывать цыплят и тому подобное.

— Прелестное сочетание!

— В стряпне я достиг совершенства. А когда миссис О'Коннер уволилась — это было лет десять назад, — моя мама впала в глубокую депрессию.

Камилла криво улыбнулась.

— И наняла новую кухарку?

— Француза с плохой осанкой. Она его любила.

— Французский повар в Айдахо?

— Это я жил в Айдахо, — пояснил он. — Они жили в Далласе. Так мы лучше уживались. А что вы можете рассказать о вашей семье? Она где-нибудь здесь?

— У меня нет семьи. А ваше юридическое образование? Почему вы его совсем не использовали?

— Нельзя сказать, что совсем не использовал… — Он внимательно посмотрел на нее. Вопрос был брошен как горящий уголек, и на него надо было ответить достойно. — Я обнаружил, что не приспособлен часами горбатиться над сводами законов, тем более что техника мне была милей юстиции.

— Поэтому вы пошли в авиацию?

— Это был неплохой способ научиться летать.

— Но вы же не пилот?

— Иногда я пилот… — Он улыбнулся. — Извините, Милли, я обычно не вписываюсь в рамки. У меня хватает денег, чтобы делать то, что меня устраивает и тогда, когда мне вздумается.

Это получилось грубовато.

— А военная служба вас не устраивала?

— В течение некоторого времени устраивала. А потом я решил, что с меня достаточно. — Он пожал плечами. Отблеск свечей играл у него на лице и в глазах. — Я кое-чему научился. И от миссис О'Коннер, и в подготовительной школе, и в Оксфорде, и от старого индейца — тренера по конному спорту, с которым познакомился несколько лет назад. Наперед никогда не знаешь, что из полученных знаний может пригодиться.

— А кто научил вас вскрывать замки?

— Вы меня за это не посадите, правда? — Он наклонился, чтобы налить еще вина. — Я вскрывал их по долгу службы. Я работал в так называемых спецслужбах.

— Тайные операции. — Камилла ничуть не удивилась. — Вот почему так много сведений о вас засекречено.

— Это все старые сведения, теперь можно было бы и рассекретить. Но так уж положено, верно? Бюрократы обожают секретность, так же как и волокиту. Что я делал? Собирал информацию или распространял информацию, иногда улаживал некоторые щекотливые ситуации, иногда, наоборот, создавал их — все это согласно приказам. — Он отхлебнул вина. — Полагаю, что могу сказать о себе так: я работал на благо людям. Но только людям из руководства. — Он саркастически усмехнулся. — По крайней мере старался.

— Вам не нравится эта система?

— Мне нравится то, что работает. — На мгновение его глаза потемнели. — Я видел много такого, что не работает, вот как… — Он пожал плечами. — В общем, я уволился, купил несколько лошадей и коров, играл в ковбоя. Но, похоже, старые привычки не отмирают, поэтому сейчас я снова работаю на благо людям. Только не из руководства.

— Можно сказать, вы истратили уйму времени на то, чтобы решить, чем же вы все-таки хотите заниматься.

— Можно сказать… Да, так оно и есть. А как у вас? Какова история Камиллы Паркер?

— Во всяком случае сюжет для фильма из нее не получится. — Расслабившись, она поставила локти на стол и начала постукивать ногтем по краю бокала. Хрусталь отзывался красивым звоном. — Как только мне исполнилось восемнадцать, я поступила в полицейскую академию. Без колебаний.

— Почему?

— Почему в полицейскую? — Она подумала над ответом. — Потому что мне нравится эта система. Она несовершенна, но, если постараться, ее можно заставить работать. А закон… Многие не хотят соблюдать его, и от этого мы теряем немало жизней. Если удается спасти хоть одну, это уже кое-что значит.

— С этим не поспоришь. — Не задумываясь, он положил ладонь на ее руку. — Я всегда видел, что значит для Гейджера законность и порядок. До недавнего времени он был единственным копом, которого я уважал настолько, чтобы довериться ему.

— Мне кажется, вы только что сделали мне комплимент.

— Можете не сомневаться. У вас двоих много общего: ясность видения, негромкая доблесть, любовь к людям… — Он улыбнулся и пожал ей пальцы. — Я навестил девочку, спасенную на крыше. Она взахлеб рассказывала о красивой рыжеволосой леди, которая принесла ей куклу.

— Надо ведь было проследить. Это мой долг…

— …Полицейского! — Восхищенный ее ответом, он поцеловал ей руку. — Долг тут ни при чем, все дело в вас. Душевная мягкость не делает вас плохим полицейским, Милли. Она делает вас хорошим человеком.

Камилла понимала, к чему это ведет, но не отнимала руку.

— Если я добра с детьми, это не значит, что буду добра с вами!

— Но вы добры, — пробормотал он. — И я доберусь до вас. — Глядя ей в глаза, он водил губами по ее запястью. Пульс бился ровно, но учащенно. — Я намерен добраться до вас!

— Вы уже добрались. — Она была слишком умна, чтобы отрицать очевидное. — Но из этого ничего не следует. Я не ложусь в постель с каждым мужчиной, который меня привлекает.

— Рад слышать это. Тем более что вы собираетесь сделать для меня нечто большее, чем переспать со мной. — Он кашлянул и снова поцеловал ее руку. — Господи, как я люблю вашу улыбку, Милли. Она меня сводит с ума! Должен сказать: если мы когда-нибудь и отправимся в постель, то о сне не будет и речи.

Он встал, подняв и ее на ноги.

— Но сейчас, если вы меня поцелуете на прощание, я вам пожелаю спокойной ночи и приятного сна.