Эха – на! - Вадимир Трусов

Итак, прибыв в расположение совхоза, скажем, «Большое дышло», наиболее инициативные и опытные люди сельхозотряда предприняли немедленные шаги для обеспечения достойного и, насколько возможно, комфортного существования в полевых условиях. Первым делом нами была захвачена столовая, куда, на правах, главного дежурного был определён Стас Станкевич, он же Ша. Дело в том, что означенный Ша сочинил себе легенду о нетрудоспособности по абсолютно вздорному поводу, именно ввиду вздорности и показавшемуся убедительным нашему начальству. Ша, ничтоже сумняшеся, облепил поясницу перцовым пластырем и заявил, что у него сорвана спина, ибо он весь каникулярный август грузил – разгружал овощи себя на родине, дабы заработать немного денег на скромную студенческую жизнь, ибо стипендия в текущем семестре ему, по причине «хвостов» по теормеху и вышмату, не полагалась. Бедствующий наш товарищ был зачислен на камбуз годным к нестроевой. Группа в составе Боба, Ежика, Кулька Шынка и Нечи определилась на тарный склад, а я, Чушка, Клепа, Ватсон, Пэк, Микита и Зеленый – в грузчики. Имели мы в виду в грязи ковыряться. Да и проверяющими шакалить тоже не в жилу, своих же мордой в неубранные корнеплоды тыкать. Лучше уж с чистой совестью «шланговать», никому не мешая.

Первый завтрак в столовой мы привыкли устраивать еще до общего подъема. Опять – таки не девчонкам же – стряпухам, воду таскать, дрова колоть. С этими делами мы справлялись быстро и в благодарность за сноровистость и оперативность нам готовили нечто выходящее за рамки макаронно – тушеночного меню. Например омлет на большом противне, пышностью напоминавший кусок пухового одеяла. К тому же на кухне было чрезвычайно удобно и практически безопасно раскатить с друзьями одну, вторую, третью бутылочку портвейна или чего – то похожего. Накладки впрочем не исключались, ибо Ребров был человек дотошный, имевший обыкновение знать, что происходит во вверенном ему отряде и его подразделениях. Однажды он почти накрыл нас в самый разгар «адмиральского часа». Мы как раз опустошили свои стаканы, а Ша, рассказывал анекдот и промедлил немного. Вдруг отворилась дверь и в каптерку зашел наш командир. Он окинул взглядом высокое собрание, осведомился, все ли в порядке в столовой, и что это мы тут делаем. Стас вполне по – деловому ответил, дескать порядок у него полный, а нас он привлекал в качестве добровольцев, дабы распилили двуручной пилой несколько сучковатых, толстенных бревен, давно уже валявшихся на территории лагеря. «Ну, хорошо, – Ребров еще раз оглядел нас и задал последний вопрос: « Станкевич, а в стакане у вас что?». Ша зевнул и лениво – протяжно молвил: «А это компот». После чего медленно выцедил коричневатую жидкость и, подойдя к раковине, сполоснул стакан водой из висевшего над ней рукомойника. Тем все и закончилось.

Все, да не все. В том смысле, что как в известной песне поется – «Все впереди!». Как выяснилось вскорости, доцент Ребров тоже был отнюдь не дурак выпить. А выпивши, поиграть на баяне. Играл он, кстати, неплохо, по всему видать учился когда – то в музыкалке. Одно слово – голяшник. Но игра игрой, а кроме этого, опрокинув рюмку, имел ученый муж обыкновение блюсти и контролировать в лагере армейскую дисциплину с удвоенным рвением. Чтобы, значит, ни звука из комнат, ни шатаний студиозусов без дела в расположении. Вот, оказывается, чего ему для полного счастья недоставало «по бухаре». Но мы тоже любили выпить. Компания у нас подобралась хоть куда, времени- навалом, деньги, даже если их не было, можно было отыскать. Короче, в один прекрасный день обстоятельства места, времени и действия сложились в единый вектор и… Утром того рокового дня Боб бегал по комнатам, лихорадочно спрашивая, не найдется ли у кого одеколона или лосьона после бритья, мол Ежик (вот же, блин, как в анекдоте!) брился и сильно порезался, прижечь бы ранку на подбородке, а то шибко кровит. Саша Осадчий, встретившийся Бобу на пути, и сказавший, что у него есть отличный крем после бритья с очень действенным антисептиком, был немедленно подвегнут обструкции со стороны Боба и снабжен деловым советом, куда ему следует этот крем засунуть. А одеколон нашелся у Консула, и владелец чудодейственного эликсира извлечен из своих апартаментов вместе с флакончиком и препровожден к нам в будуар, где вместе с присутствующими употребил «тройник» в количестве пары пузырьков, как и предусматривалось сценарием, для затравки, внутрь. Но полумерами мы ограничиваться не собирались. Далее все события развивались по схеме, напоминавшей тактику боя арабских войск времен халифата Омейядов, у которых вслед за «утром псового лая» следовал «день помощи», плавно переходящий в «вечер потрясения». И вечер не замедлил настать. У нас в комнате было довольно шумно, орал магнитофон и присутствующие общались далеко не шепотом. Гитара тоже нашла самое живое применение и «свежий запах лип» примешивался к сентиментальным просьбам вроде « не пишите мне писем, дорогая графиня“. Вполне уже развеселившиеся грузчики и тарщики, а также приглашенные почетные гости Ша и Консул, вели себя в общем и целом прилично то есть за пределы помещения не выползали, не колотили в стены комнаты кулаками и подручными предметами с криками, обращенными к соседям, вроде призыва „не спать!“, и не пытались выяснять меж собой „кто из нас щенок?“. Атмосфера „за столом“ была праздничная, ибо праздники мы устраиваем себе, как известно, сами, и внушала нам надежду на приличное завершение события. На беду, в это же самое время, на другом конце лагеря, доцент Ребров и вверенные ему аспиранты и ассистенты в количестве канонических пяти – семи человек, тоже сидели за столом, по поводу чьего – то дня рождения, употребляя, конечно же, не минеральную воду. Дойдя до определенной кондиции, начальник сельхоз отряда возбудился к активности и решил „обойти дозором владенья свои“, выслав вперед разведку – аспиранта родной кафедры Василия. Вася, обычно спокойный и даже тихий молодой человек, во хмелю проявил нешуточное служебное рвение, которое вполне логично привело его, спустя некоторое время, к запертой изнутри на ключ двери нашей обители. Мы, если честно, не сразу сообразили, что кто – то к нам ломится. А сообразив, не проявили ни малейшего желания открывать, сообщив через перегородку нестройным, но громогласным хором маршрут дальнейшего следования желавшему войти. Нашу декларацию, однако, услышал не только Вася, но и главные проверяющие силы, уже скопившиеся в коридоре у заинтересовавшей их комнаты. Стук в дверь усилился и стал, как нам показалось, возмутительно требовательным и, более того, наглым. В ответ Чушка, повернув „головы кочан“ к двери, и увидев сидящего совсем рядом с ней Консула крикнул: „Консул, дай им всем звезды, но никого не пускай!“. Леха, ни секунды не промедлив, вскочил со стула, повернул два раза ключ и распахнул дверь. Он действительно не стал разбираться, кто перед ним стоит, и Вася, оказавшийся на острие атаки, был взят за плечи, резко развернут на сто восемьдесят градусов и отправлен вглубь коридора пинком под зад коленом. Та же участь через мгновение постигла и доцента Реброва, после чего Леха шагнул обратно в комнату и закрыл дверь на ключ. Мы, собственно, толком и не поняли, что произошло. Возлияния шли своим чередом, музыка не умолкала, гомон за столом стоял уже конкретный, попробуй тут, сообрази. Но командиры предприняли обходной маневр, попытавшись взять комнату штурмом через приоткрытое окно. И тут настала очередь Нечи. Он с неожиданным для его комплекции проворством метнулся к влезавшему на подоконник Васе и схватил аспирантика за грудки. „Да куда же ты, халдюк, лезешь? – почти ласково прошипел он Васе в ухо. Бедный аспирантик и ответить – то ничего не успел, а ветеран неведомых ему баталий перешел к более развернутому пояснению: «Да ты знаешь, что я в Сирии с такими делал? Когда каждые пятнадцать минут за борт гранату, чтобы ваш брат не заполз куда не надо! А ты мину – лягушку разряжал, а сынок? Да со мной смерть в обнимку спала. А ты мне отдохнуть не даешь?» Нечи вообще был мастер на подобную галиматью. Откуда он это все брал, одному Богу известно. Но получалось у него очень даже убедительно. И внешность соответствовала. Лицо Нечи напоминало потертую боксерскую перчатку, опытную, повидавшую виды, и поэтому, вполне уже неагрессивную, добродушную. Но вот когда сей заслуженный лик искажал праведный гнев, это действовало даже на знакомых людей весьма разительно, ибо Нечи, похоже, сам верил всему, что изрекал, интуитивно и стихийно исповедуя систему актерского перевоплощения от создателя столичного художественного театра. Рост и разворот плеч он имел почти гвардейский, тем более он уже отслужил своё, и был по поводу армейской жизни в теме, широко используя обиходную терминологию военнослужащих. Так что Василию вновь не повезло, сопровождаемый боевыми сказками – присказками, он вылетел в окно и обосновался на травке, сидя на пятой точке, и уже потеряв всякое желание кого – либо усмирять. Доцент Ребров тоже повел себя разумно. Он просто ретировался и появился вновь часа через три, приведя себя в порядок. К тому времени мы тоже убрали следы праздника и переместились на природу, оставив в комнате Клепу и Пэка, самых спокойных и почти уже трезвых к приходу Реброва, поскольку они успели выспаться. В итоге инцидент развития не получил. За малым исключением. Ребров – таки запомнил, кто же отвесил ему столь обидный пинок и на исходе семестра зарубил Консулу четвертый этап курсовика, который считался по программе на ЕС ЭВМ в институтском вычислительном центре. «Ваша программа опять не прошла, придется все выполнять вручную. Но, в установленный срок, боюсь, вы не успеете.», – ледяным голосом объявил он Лехе. К экзаменам Леха однако успел, сдав курсовой не Реброву, который на его удачу, захворал, а профессору, читавшему у нас курс лекций по предмету. Но оказалось, что это были только цветочки консульской судьбы. А через год она преподнесла Лехе настоящую волчью ягодку.