Конторщица - А. Фонд

я ему времени на раздумья. Ты, конечно, можешь сейчас бежать звонить, пытаться упрятать меня в дурку. И может быть даже у тебя это и получится. И даже если меня там надолго засадят, то ты пойми – этот профессор не вечный, стопроцентно уже старенький, так что он через пору лет преставится и я выйду на свободу. И это будет быстро или очень быстро. А потом твою жизнь я превращу в ад. И мне за это ничего не будет. Ведь я буду после дурки, со справкой. Так как, Валера, хочешь всю жизнь жить и оглядываться от страха, или же ты сейчас принимаешь правильное решение, как нормальный мужик, и мы тихо разводимся и остаемся каждый при своих интересах? Решай.

И Валера решился: он просто молча кивнул, но уже и это был хоть какой-то сдвиг…

Собирала я лидочкины вещи под аккомпанемент воплей свекровушки (и как только Горшков ее терпит?), все это время супруг сидел молча, бледный, как статуя херувима в склепе.

Думаю, и греко-персидские войны и даже кровопролитные сражения Архейского союза в сумме все равно проиграли бы в суровой битве лидочкиной свекрови, которая насмерть стояла за каждую дешевую алюминиевую ложку, за каждое линялое полотенце.

– Ты куда это посуду нашу тянешь?! А ну, на место положи! Я все вижу! – хваталась за сердце свекровушка.

– Я взяла одну тарелку…

– Положи, я сказала! – умирающим голосом причитала она, демонстративно капая валерьянку в стакан с водой. – Десять… одиннадцать… по миру, дрянь такая, пустит нас…

Я открыла шкаф и вытащила тоненькую стопочку лидочкиных вещей. Подумала и добавила простыню и наволочку. Это, очевидно, оказалось последней каплей. Не выдержав, она метнулась к лидочкиному чемоданчику и принялась лихорадочно выбрасывать оттуда вещи прямо на пол. Стакан с валерьянкой сиротливо остался на столе, ароматизируя все вокруг тошнотворным больничным запахом.

– Что вы делаете? – аж опешила я.

– Не позволю каждой аферистке наживаться за счет моего сына! – шипела свекровь, швыряя лидочкину кофту в сторону, туда же в кучу полетели старые брюки, шарф, и даже штопанный-перештопанный бюстгальтер.

– МамО, вы хоть трусы мне оставьте, – не удержалась я.

– Не тобой куплено! – процедила свекровь, руки ее тряслись.

– В каком смысле не мной? – мне вконец все это надоело. Барахла не жалко, но дело принципа: таким людям стоит уступить хоть в чем-то – и проблем потом не оберешься.

– Это все Валерий покупал! – зло сверкнула глазами свекровь.

– Даааа? – начала тихо закипать я. – А на какие такие шиши он это все покупал? Давайте тогда сравним, какая зарплата у ПТУшного преподавателя кружка пения на полставки и у работницы транспортной промышленности?! Почему это у Лидочки… в смысле у меня… элементарной одежды нету, а у Горшкова весь шкаф дефицитными шмотками забит?

– Да как ты смеешь! Валерочка – творческий человек! Его концерты уважаемые люди города смотрят, ему нужно быть представительным! Это тебе не в конторе штаны протирать… – категорически отрезала свекровь, но была перебита мной:

– Смотрю, среди Горшковых, куда ни плюнь – сплошь творческие люди! И, кстати, почему и за квартиру на Ворошилова, и за эту комнату плачу только я? Прекрасно все продумано – Валерий и Ольга творческие люди, значит за все квартиры пусть платит Лида. Богема, паразитирующая на шее пролетариата, да? И за продукты для богемы плачу тоже я. Ведь Валерочка покушать любит все только свеженькое и самое вкусненькое. Давайте дорогая мамО, тогда подсчитаем, сколько и когда было уплачено мной и разделим все хотя бы напополам…

– Да ты…! Ты…! – свекровь побагровела так, что я испугалась.

– Что я? И зачем Вы мой старый бюстгальтер забрали? Валерочка носить будет? Вряд ли Олечка это наденет, любовник ей небось импортные дарит, а вам такое уже не надо, остается Валерочка?

– Не смей завидовать Олечке, дрянь такая! – цыкнула свекровь.

– Да чему тут завидовать? – удивилась я. – Далеко не самая юная женщина с прицепом, без собственной жилплощади, да еще с женатым спуталась. Вот уж повод для зависти…

Не знаю, куда зарулил бы наш спор, но вдруг распахнулась дверь и на пороге возникла Клавдия Брониславовна, лично. Окинув наше семейство внимательным взглядом, она немедленно расплылась в елейной улыбке:

– Элеонора Рудольфовна, дорогая, здравствуйте! Сколько лет, сколько зим! А я слышу – вроде ваш голос. Невестку повоспитывать решили? Ну, правильно, правильно, нынче молодежь такая некультурная пошла… Лидии еще повезло за Валерия замуж выйти. Может, и станет человеком… хоть когда-нибудь…

Я аж поперхнулась от неожиданности.

– А вот моя Зинаида жизнь сгубила. Такая умница, красавица, а как на скрипочке она в детстве играла, и – на тебе – выскочила за этого крановщика. Теперь всю жизнь под откос, и себе, и матери… – на подрумяненной морщинистой щеке Клавдии Брониславовны блеснула слезинка.

– Здравствуйте-здравствуйте, достопочтенная Клавдия Брониславовна, – самым разлюбезным тоном проворковала свекровь (ну надо же – она у нас аж целая Элеонора Рудольфовна, оказывается. Не абы как!). – Как здоровьице ваше, соседка? Как жизнь? Все еще в одиночестве?

– Ой, а куда это вы на ночь глядя переезжаете? – медоточиво проигнорировала последнюю подколку Клавдия Брониславовна, окидывая жадным от любопытства взглядом разгромленную комнату.

– Да вот, Валерочка, наконец-то прозрел, – поделилась свекровь, зыркнув на меня искоса ненавидящим взглядом.

– А что случилось? – глаза Клавдии Брониславовны заискрились от предвкушения новостей.

– Понял, что пригрели мы змеюку на груди! – продолжила лить патоку свекровушка. – Подобрали, руку помощи протянули, отмыли, накормили, на работу пристроили, а оно вон как все обернулось…

– Неужто Лидку выгнать решили? – радостно всплеснула руками Клавдия Брониславовна. – Вот это новость!

– Да, вы же сами видите – не пара они явно, – скорбно поджала губы свекровь и подхватила стакан с валерьянкой. – Как сокол и курица.

Вот прям сейчас совсем обидно стало – мало того, что последние трусы отбирают, так еще и курицей обозвали. Еле-еле сдержалась, чтоб не расхохотаться.

– Да уж, – со вздохом согласилась Клавдия Брониславовна (вот кто бы сомневался!) и окинула меня снисходительным взглядом, – Но все что ни делается, все к лучшему… все к лучшему… Ах, дорогая Элеонора Рудольфовна, вас можно только поздравить. Вот если бы моя Зинаида прозрела – я