Куйбышев - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В феврале шестнадцатого года этот Адамчик свершит бросок стремительный. От Лены к Волга. Задумал еще дальше — на Неву. Да круто вмешался Андрей Бубнов, тот харьковский друг. «Почти насильно, не дав мне денег, заставил меня остаться в Самаре».
Всего Бубнов не предвидел. Но вперед заглянул, существенное уловил.
Со столицей имперской Самаре смешно тягаться. То город державный, она — купецкий. В годы недавние, предвоенные славилась пивом жигулевским, струковским садом, девицами и разгулом хлебных торговцев оптовых, пароходовладельцев. Заводские гудки слышались редко. Куда чаще гремели жалюзи магазинов.
Первый хлебный воротила Башкиров становится и заглавным патриотом. Председателем военно-промышленного комитета. На военных поставках наживает миллионы. Война — она такая. Помимо всего другого, делает капиталы, делает карьеры, напрочь рубит устои, основы. Весь строй.
С лета пятнадцатого года в Самару хлынули беженцы из западных губерний. Десятки тысяч бездомных, голодных. Девятнадцатого сентября женщины и подростки стали громить магазины на Дворянской улице. Конную и пешую полицию отогнали камнями. Губернатор князь Голицын бросил на усмирение казаков. В дело пошли сабли, клинки. Баб самых упорных схватили, поволокли в участок. По дороге на казаков навалились солдаты запасного полка. Отбили арестанток.
Через пять недель новая схватка с казаками, на Троицком рынке. Залпы в толпу. Стачки, митинги на заводах. Не на пивоваренных. На больших военных. На «Саламандре», заводе, полностью перевезенном из Риги. На трубочном у генерала Зыбина. Там мастеровых за двадцать тысяч!
— Дворянская улица остается центральной. Только центр жизни все больше перемещается за Волгу, в Постников овраг, на Красную глинку. В места рабочих сходок. Самара военных заводов, запасных полков, бунтующих солдаток — Самара новая, грозная. Ей сказать веское слово в событиях надвигающихся.
На казенный трубочный завод принимают мастеровых только высокой квалификации. Работников самостоятельных. А Иосиф Адамчик, тишайший крестьянин-таежник с Лены, никакого мастерства не знает. Ни токарного, ни фрезерного, на худой конец — слесарного. Приходится в дневные часы Адамчику работать в пекарне, в кооперативе «Самопомощь». Вечерами допоздна обучаться у фрезеровщика Николая Дмитриева. Большевика из шестой мастерской трубочного.
Ученик старателен. Достаточно сметлив. Пробу сдает вполне благополучно. Впоследствии в записках своих гордится: «На заводе я давал норму большую, чем любой старый фрезеровщик… Мои партийные товарищи приходили ко мне и просили вырабатывать меньше, чтобы не снижать общий заработок рабочих».
В августе сдавать пробу позначительнее. Под дулами наведенных казачьих карабинов. Делегаты от всех мастерских на заводском дворе. Приглашают начальника завода генерала Зыбина. Чтобы вручить требования: «Восьмичасовой рабочий день, увеличение заработка на пятьдесят процентов. Или забастовка!» Генерал вызывает казаков. Двор оцеплен. Карабины наизготовке. Является генерал. Командует: «Немедленно разойтись по мастерским!.. Считаю до двадцати, после приказываю стрелять. Ну, марш!»
Куйбышев из толпы. Голос у него зычный. «Не поддавайтесь! Не расходитесь! Второго Кровавого воскресенья Россия не простит!»
Генерал понимает. На Руси год 1916-й. Генерал приказывает казакам убраться.
Военный министр выражает свое неудовольствие генералу Зыбину. Строгий разнос и начальнику губернского жандармского управления. Департамент полиции требует неукоснительно помнить, что «придает серьезное значение оживлению большевистских организаций. Почему Вам надлежит иметь особое наблюдение за таким оживлением и при первых попытках к широкой организационной работе и завязыванию связей с другими поволжскими городами, не затягивая наблюдения, — ликвидировать».
От провокатора Еремеева, тоже обосновавшегося на трубочном, департаменту известно: на Красной глинке было собрание большевиков. Избраны городской Самарский комитет, пропагандистская коллегия и организационная группа по созыву Поволжской конференции.
К четвертому сентября прибывают делегаты конференции из Саратова, Оренбурга, Пензы, Нижнего Новгорода и Сормова. С часу на час явятся посланцы Ярославля и Костромы. Открытие в восемь часов вечера в доме тринадцать на Вознесенской улице.
Уговариваются, что Куйбышев войдет последним. После того как убедится, что за домом нет наблюдения. На углу он сталкивается с каким-то прохожим. Тот вглядывается. Тут же вытаскивает из жилетного кармана часы.
Валериан Владимирович направление меняет, входит в расположенный напротив Александровский сад. Устраивается на скамейке. Весь внимание.
Не сразу, минут через двадцать-тридцать, у дома появляется субъект с тросточкой. Проходит дальше, возвращается назад. Туда-сюда. Все ближе к окнам…
Подозрение Куйбышева превращается в уверенность — конференция провалена. Надо побыстрее разойтись. Унести опасные документы. Если не успеть, будут слишком тяжелые приговоры, припишут пораженчество, могут и измену… Конференция созвана главным образом для выработки резолюций против войны.
Войти в квартиру Валериану Владимировичу удается без помех. Вероятно, филер даже отвел глаза, чтобы в заброшенные сети попало побольше — начальству желательно схватить всех сразу. Сопротивление совсем с другой стороны. Достаточно упорное. Бубнов обвиняет своего друга в шпикомании. «Да тебе кажется, все это пустяки!»
Куйбышев здоров, силен — не теряя времени, почти насильно выталкивает всех из квартиры. Как раз в те считанные минуты, когда филер мчался с донесением о том, что конференция собралась, все в сборе.
Как ни в чем не бывало в ночную смену является фрезеровщик Адамчик. С некоторым опозданием. Но товарищи заблаговременно номерок перевесили — никаких следов нарушения.
Департамент полиции все равно требует немедленной «ликвидации». Восемнадцатого сентября Куйбышева забирают. Все так же с паспортом Иосифа Андреевича Адамчика.
Следователи жандармского управления не верят, подозревают, что они поймали большую щуку. Полковник Познанский после трех допросов прямо в лоб: «Вы не Адамчик, а бежавший с каторги опасный преступник. Теперь мы упрячем навечно. Поиграли — хватит!»
Адамчик смиренно отвечает: «Как угодно. Я сын ссыльного поляка и до сих пор занимался сельским хозяйством».
Месяц, второй, третий мнимый Адамчик в тюрьме[14]. Упорствует, покуда не убеждается, что дело ограничится административной высылкой, никакой каторги. Можно и признаться: «Я действительно не Адамчик, а всего-навсего бежавший административный ссыльный по фамилии Куйбышев».
Благородному негодованию полковника нет границ. «Вы врете, мы вас разоблачим!»
Куйбышев как может успокаивает: «Господин полковник, пожалуйста, не волнуйтесь, возьмите ваши архивы, и вы сможете убедиться, что есть такой Куйбышев, что он был в иркутской ссылке, откуда и бежал».
Из архива доставляют фотографии. Полковник крайне разочарован. Отомстить он может только в одном: добиться для Куйбышева приговора в Туруханскую ссылку на пять лет…
Обычный маршрут — пересыльные тюрьмы в Оренбурге, Челябинске, Новониколаевске[15]. На дальних путях в Новониколаевске, в момент, когда ссыльных выводят из арестантского вагона, к Валериану Владимировичу бросается мать. Конвойный, в припадке внезапной ярости или чтобы выслужиться, выхватывает шашку, ударяет Куйбышева. Второй удар. На глазах Юлии Николаевны. К счастью, до трагедии не доходит.
В следующую — красноярскую тюрьму
