Дата Туташхиа. Книга 3 - Чабуа Амираджиби

– Эй ты, Никандро Килиа, курощуп! Не то что с Датой Туташхиа, лучше спать с дурачком Бардгунией, чем быть женой такого барана, как ты! Ты бы об этом подумал своей ослиной башкой. Ты спроси у своей гусыни, может, она тебе не соврет! Какой болван вдолбил тебе, ослу, что Дата у Бечуни?! Веди своих казаков да охранников, пусть ищут, раз время девать некуда! – И окно захлопнулось.

– Чего она там наплела? – спросил есаул у Никандро Килиа и прокричал что-то своим казакам.

Засуетились казаки, вокруг дома вспыхнули костры, слабо осветив комнаты. Дата Туташхиа стоял, скрестив на груди руки и переводя взгляд с меня на окно.

В мозгу что-то жужжало, часто-часто билось сердце, меня колотила дрожь.

– Кто ты и чего хочешь? – выдавила я из себя.

Ни слова в ответ. Чуть переждав, абраг двинулся к окну. Когда он пересек полоску света, падающего от костра из окна, я увидела его совсем отчетливо. Казалось, шла скала. На меня навалился страх. Пригнувшись и дрожа всем телом, я шла за ним.

Он остановился возле моей постели и посмотрел во двор. Я стала рядом и взглянула ему в лицо. Он дышал спокойно и глубоко. Плечи его были широки и руки крупны. Его тело излучало удивительное магнетическое тепло. Мне показалось, что я стала крохотной, как косточка, и могу вся уместиться на его груди. Меня потянуло прижаться к нему и обнять, но это длилось лишь секунду.

– Госпожа, я не смотрю на вас... – сказал абраг тихо. –Вы замерзнете, накиньте что-нибудь.

Господи! Да он и не смотрит на меня!

Не помню, легла я сама или упала на кровать, вся в слезах. Нет, я не плакала, мне и не хотелось плакать. Слезы текли сами собой. Абраг оторвался от окна и перевел взгляд на меня. Мне показалось, что-то очень удивило его, и он засмеялся, совсем тихо. Хотел заговорить, но с того конца балкона послышались шаги. Туташхиа мгновенно опустился на корточки, взвел курок маузера и уже не отрывал глаз от окна. Комната озарилась светом, в стекла окон будто брызнули гранатовым соком – показалась папаха казака, державшего факел, и тут же исчезла. И – ни шороха больше.

– Однажды я видел вас на дороге в Зугдиди,– прошептал мне в лицо стоявший на коленях абраг. – Вы необыкновенно красивы, сударыня!

– Лжешь! – вырвалось у меня. Абраг улыбнулся.

– Лгут от страха, сударыня. Я никогда не лгу. – Он опять посмотрел па меня и сказал: – Не плачьте, ничего страшного не происходит.

Если это было не страшно, то...

Снова скрип на балконе, и снова свет.

– Чего они надумали? – спросила я и поразилась тому, что ничего уже не боюсь.

– Принесли факелы и, видно, начнут о0ыск.

– А дальше?

Туташхиа пожал плечами.

– Прав ты был, Толораиа. По-твоему выходит.

Я хотела спросить, о чем он, по в это время па балкон, в коридор, в комнаты полезли казаки. Захлопали двери. Толкнулись и в мою дверь. Грохнул опрокинутый стул.

Я вскочила с постели и босиком, в одной ночной сорочке выскочила в соседнюю комнату, подняла в лампе фитиль и бросилась к двери. В нее уже влезала рыжая рожа, настороженно вращая глазами.

– Ты чего, мерзавец, подглядываешь? – завопила я и захлопнула дверь.

Дверь ударила казака по физиономии. Он громко выругался и со всей силой налег на нее с той стороны. Одолеть меня ему ничего не стоило, и все же дверь приоткрылась лишь настолько, что не могла пролезть этакая здоровенная скотина, да еще обвешанная оружием.

– Вон отсюда, свинья, насильник... Помогите!– закричала я и впилась ему ногтями в лицо.

– Пусти, окаянная! – вопил казак, тщетно пытаясь от меня отбиться.

Он был так исцарапан, что па толстых щеках выступила кровь. Едва я захлопнула дверь перед его носом, как зарокотал чей-то бас:

– Что здесь происходит, Пептюк?

– Да баба, ваше благородие... впилась... исцарапала всего. Я распахнула дверь и выглянула в озаренный факельным светом коридор.

– Я тебе, негодяй, не баба, а княжна! Я взываю к вашей чести, господин есаул!.. Ваш долг офицера и благородного человека защитить даму!

– Да, но... ваша светлость! Вы должны... я вынужден просить вас... позволить нам осмотреть ваши покои!..

– Господин есаул! Я в таком виде... Я подам жалобу его превосходительству губернатору... Ваша обязанность оказать мне покровительство... Я беззащитна!..

– В доме бандиты, ваша светлость! – попытался прервать меня есаул.

– Что? Как! А-а-а! – Не помню, чтобы в своей жизни я кричала так истошно. – Бандиты! – От моего крика дрожали стены. Я бросилась в комнаты, заметалась как одержимая, заглядывала под стол, под тахту, под кресла и стулья. Есаул и казаки, не переступая порога, смотрели на меня разинув рот.

Я влетела в спальню и с воплями пронеслась по ней. Дата Туташхиа, держа в каждой руке по взведенному маузеру, следил за мной глазами, и я чувствовала, что он хочет успокоить меня, но не знает как. Я покружила еще немного, выскочила обратно в первую комнату и прильнула к есаулу, осмелившемуся наконец переступить порог.

– Помогите! Они могут влезть через окна!

– Успокойтесь, ваша светлость! Там – охрана.

А я все кричала, хватала есаула за руки, пряталась за его спину... Едва одетая, я вся была доступна его взору, и от меня не ускользнуло, что мой спаситель исподволь разглядывает меня... Это подхлестнуло меня, и я закричала еще отчаянней и пронзительней. Видно, барабанные перепонки у него не выдержали, и он прогремел:

– Приведите себя в порядок, ваша светлость! Вам ничего не угрожает! – Он повернулся, чтобы уйти.

– Вы не смеете покидать благородную даму! Я не отпускаю вас... Ваш долг остаться со мной! – Я бросилась к нему.

– Но... ваша светлость! – Есаул был совершенно растерян.– Мне необходимо покинуть вас... Я оставлю вместо себя человека! Эй, Безродное!

– Слушаю-с, ваше бла-ародие!

– Стань у дверей! Будешь охранять княжну! – Есаул с трудом расцепил мои руки, хлопнул дверью и заорал: – Обыскать чердак! К чертовой матери! —Последнее произнесено было тихо и относилось ко мне. Чердак был здесь ни при чем,

Я чуть не избила беднягу.

По дому снова загрохотали сапоги.

Оказалось, что успокоиться трудно. Я заталкивала в себя вопли, рвущиеся наружу. Мне хотелось метаться и бушевать.

Наконец я овладела собой, приставила стул к двери и отдернула штору в спальню.

Туташхиа смеялся.

Я подошла к постели, переполненная счастьем и гордостью. Спасенный мною Дата Туташхиа был тут, рядом, наедине со мной, так желавшей его.

– Я так испугалась,– прошептала я.

– Вы не были бы столь ловки, если б испугались. От страха люди теряются. Ни одному мужчине не под силу такое. Только женщина может, и лишь такая, как вы. – Он обнял меня и пристально посмотрел мне в лицо.

На моей спине покоились два маузера. Куда интимней..,

– Что делается... – прошептала я.

Дата Туташхиа вздрогнул и склонился надо мной.

Я не помню, как с его поцелуем вошло в меня то чувство сопротивления, которое посещает каждую женщину в подобной ситуации,– она отрывается от своего соблазнителя и произносит: «Нет!» Но не слишком ли поздно?

Свое «Что это?» я произнесла так строго, будто сама не ответила на его поцелуй.

Туташхиа отстранился и сел.

– Это от радости, сударыня! – сказал он. – Случалось же вам радоваться при виде чего-то светлого, грациозного, совершенного?

– И это все? – вырвалось у меня.

– Нет, не все. И благодарность моя была в этом.

Я бросилась на постель и зарыдала. Абраг опустился на колени у моего изголовья и ласково погладил меня по голове. Душа моя смягчилась, и я все простила ему: и то, что он не думал смотреть на меня, когда я стояла перед ним полуодетая и жаждущая, и что поцеловал он меня лишь от радости, и что мне, охваченной страстью, сказал, что целует лишь из благодарности...

Он гладил меня по голове, как маленькую, а мне хотелось сказать одно: «Иди ко мне!» Произнеси я это, и моим первым мужчиной стал бы знаменитый абраг Дата Туташхиа!.. Эти слова надвигались, давили меня, как подступавший взрыв вулкана, но сила, бессмысленная и властная, удерживала их, смиряла и наконец посадила на цепь.

Я так и не произнесла эти слова.

Повторилось то, что случилось уже однажды и сколько еще раз потом – не счесть! Я и на Сахалин отправилась во многом для того, чтобы Мито Зурабишвили стал моим первым мужчиной, а уж станет он моим супругом пли нет – как положит судьба! Я провела с ним две педели и каждый божий день говорила себе: «Этой ночью!» Лишь на вершок надо было продвинуться, чтобы исполнилось мое желание, а я вернулась в Грузию, так и не одолев этого вершка. Теперь мне трудно вспомнить, отчего это произошло. То внезапно и не к месту приходила мне в голову фраза из разговора моих попутчиков: «Со мной Шанаев спал». То еще набегало, и не вспомнишь что. А почему так сложилось с Датой Туташхиа, я и вовсе не могу понять. Но однажды – было мне уж лет тридцать пять – в решительную минуту я почувствовала, как в нутро мое вползает змея и останется теперь навсегда... Где-то в глубине моего сознания таится уверенность, что моя девственность – это иллюзия, мираж. Я же была сущей шлюхой. С кем только я не ложилась! – А мужчины... думают, бедняги, что блуд это от плоти. Слава богу, что осталась я старой девой. Иначе вариться мне на том свете в кипящей смоле.