Фотография в профиль - Ежи Эдигей

— Другого я и не ожидал, — буркнул Качановский. — Весьма сомнительна целесообразность такого розыска. Боюсь, что адвокат Рушиньский заинтересован только в одном — взвалить на наши плечи побольше работы и создавать всевозможные завалы на пути расследования. Готов поспорить на что угодно — он тоже не верит в невиновность своего подзащитного.

— Возможно, вы и правы, — согласился прокурор, — но как защитник он полагает, что обвиняемый имеет право использовать любой шанс для доказательства своей невиновности. Вот почему Рушиньский выдвигает одно требование за другим.

— А мои люди должны по его прихоти, — возмутился офицер милиция, — забросить на несколько месяцев все свои дела и разгребать пыль в старых архивах бывшего Государственного управления по репатриации.

— Удалось кого-нибудь найти?

— Похвалиться особенно нечем. Выявили небольшую группу граждан, проживающих в окрестностях Несвижа. Они подтвердили, что гитлеровцы вырезали всех жителей деревни Бжезница, в которой, кстати, проживало несколько человек с фамилией Врублевский. В основном это потомки мелкопоместной шляхты, обосновавшейся в тех краях с прадедовских времён и кормившейся щедротами магнатов Радзивиллов, которым принадлежали огромные Несвижские латифундии. Никто из тех, кого мы нашли, не слышал о чудесном спасении одного из этих Врублевских и его дальнейшей судьбе. В общем, Баумфогель позаботился о безупречной легенде. Она помогла ему внедриться в партизанское движение, а затем вступить в Войско Польское, где он сумел заполучить фальшивые документы на имя Врублевского.

— Всё это мы и должны ему доказать, — заметил прокурор. — Вот почему работа ваших сотрудников и розыск на территории Белоруссии приобретают для нас особое значение.

Выждав несколько дней, Качановский позвонил адвокату Рушиньскому и попросил его заглянуть при случае в столичную комендатуру милиции. Адвокат не заставил себя долго ждать и на следующий день появился в кабинете подполковника. После взаимного обмена подозрительно сердечными приветствиями офицер милиции сразу, фигурально выражаясь, взял быка за рога:

— Мне приятно сообщить вам, пан меценас, — сказал он, — что. мы сделали всё от нас зависящее для того, чтобы ваши претензии были удовлетворены в кратчайший срок.

— Такая радостная весть — бальзам для моей души, — ответил Рушиньский. — Я постоянно помню, что моё сотрудничество с вами, пан подполковник, всегда развивалось— и в прошлом вы неоднократно могли в этом убедиться — наилучшим образом. Если милиция временами и допускала в своей работе какие-то промахи, а это случалось, как все знают, довольно часто, я, со своей стороны, старался сделать всё необходимое, чтобы направить её на путь истинный.

«Если бы змея умела говорить человеческим голосом, — подумал Качановский, — да ещё приложилась бы к бочке с мёдом, то её шипение вряд ли отличалось бы от речей адвоката»,

— Мы ценим ваши советы. — Подполковник сделал вид, что не заметил издёвки в словах юриста. — Поэтому и сейчас, учитывая ваши пожелания, направили необходимые материалы в Краков, в местный институт судебной медицины, а также провели соответствующее обследование заключённого на предмет выяснения его возраста. И уже получили результаты этих экспертиз. Считаю своим долгом познакомить вас с ними, пан меценас.

Мечо улыбнулся и стал похож на человека, которому дантист собирается удалить больной зуб.

— Безмерно благодарен, дорогой пан подполковник, за то, что вы меня не забываете.

— Не стоит благодарности, Мы обязаны помогать друг другу. Вот здесь, пан меценас, — Качановский выдвинул ящик письменного стола, — находится заключение экспертизы, полученное из Кракова. В нём говорится, что личность, изображённая на фотографии, и ваш мнимый Станислав Врублевский — одно и то же лицо. Ошибка исключена. Если защита пожелает проводить за свой счёт дальнейшие экспертизы, я ничего не имею против.

Адвокат не проявил ни малейшего желания взглянуть на краковское заключение.

— У меня есть ещё один документ, — продолжал подполковник. — Это результаты обследования задержанного с целью выяснения его возраста. Эксперты установили, что он родился приблизительно в 1920 году, причём допустимая погрешность составляет плюс-минус три года. Поскольку нам известно, что Баумфогель родился в 1917 году, данные экспертизы не противоречат этой цифре.

Они не противоречат и тому, что Врублевский появился на свет шестью годами позже, — спокойно заметил Рушиньский.

— А что вы скажете о фотографии? — насмешливо спросил Качановский.

— Всё дело в том, что здесь мы столкнулись с абсолютным двойником. Редчайший случай, которым должны заинтересоваться учёные всего мира. Опровергается теория, согласно которой на земле нет людей с одинаковым строением черепа и абсолютно похожими чертами лица.

— Очень интересная мысль, пан меценас. Чувствуется, что сегодня у вас великолепное настроение. Только ведь ни один суд не поверит в такие байки.

— Это уж ваша обязанность представить доказательства того, что в природе такие явления невозможны.

— Это подтвердит любой врач и любой криминолог. Да, чуть не забыл сказать вам, что я ездил в Брадомск.

— Я знаю об этом, — небрежно произнёс адвокат. — Вас даже видели там в обществе довольно миловидной… впрочем, это к делу не относится.

Качановский слегка порозовел. Удар адвоката пришёлся в цель. Оставалось лишь гадать, каким образом этому вездесущему ловкачу удалось пронюхать о его невинном флирте в Брадомске.

— Я привёз оттуда запротоколированные показания пятидесяти трёх свидетелей — жертв преследований Баумфогеля, а также показания тех граждан, семьи которых были по его приказу уничтожены.

— И конечно, все эти свидетели обладают такой феноменальной памятью, что моментально узнали Баумфогеля на предъявленной им фотографии.

— Вы угадали, так оно и случилось.

— Вам, видимо, невдомёк, что сначала свидетели познакомились с этим снимком в газетах, из которых узнали, кто на нём изображён. Позвольте поздравить вас, пан подполковник, с новым блестящим успехом следствия.

— Какой, скажите, им смысл лгать?

— Я далёк от того, чтобы обвинять их в сознательном лжесвидетельстве. Я лишь утверждаю, что опубликованная фотография и воспоминания о пережитых страданиях вызвали у людей совершенно определённый настрой.

— В ближайшее время мы повезём Баумфогеля в Брадомск и дадим свидетелям возможность встретиться с ним. Если вы захотите составить нам компанию в этой поездке, милости просим,

— Большое спасибо. Ваша затея — пустая трата времени. Очные ставки ничего не прояснят. Что касается пятидесяти трёх протоколов, то я прошу показать их моему стажёру. Не сомневаюсь, ему будет очень полезно поучиться тому, как осторожно надо подходить к оценке работы некоторых органов милиции. Позвольте ещё раз сердечно поблагодарить за приглашение и содержательную беседу.

Приятели любезно улыбнулись друг другу и расстались. Вот так же, соблюдая правила хорошего тона, разбежались бы, наверное, в разные стороны кошка с собакой, если бы у этих животных были приняты в обиходе нормы человеческого общения.

— Каков стервец! Так и норовит отправить меня раньше времени на тот свет, — чертыхался подполковник, глотая таблетку элениума.

— Снова придётся принимать успокоительное, — ворчал себе под нос Рушиньский, спускаясь с третьего этажа комендатуры милиции.

Защита проигрывает первый раунд схватки

Прошло несколько месяцев, в течение которых прокуратура и милиция продолжали свою кропотливую работу. Уточнялись детали показаний свидетелей, продолжались допросы Врублевского-Баумфогеля, накапливались доказательства виновности или невиновности подозреваемого. Сам же он на каждом допросе по-прежнему упорно твердил, что он родом из деревни Бжезница, что никогда не служил в гестапо и Тем более не возглавлял эту преступную организацию в Брадомске в годы гитлеровской оккупации.

Прокуратура и милиция добросовестно пытались проверить достоверность показаний подозреваемого. Но удалось лишь узнать, что он действительно сражался в нескольких партизанских отрядах, в том числе в отряде АК под командованием поручика Рысь в Люблинском воеводстве. Установили также, что подозреваемый действительно вступил добровольцем в Войско Польское под. именем Станислава Врублевского и прошёл боевой путь от Люблина до Камня Поморского, где был тяжело ранен, а после выздоровления— уже в послевоенный период — демобилизовался. За время прохождения службы в армии мнимый Врублевский дважды награждался медалью «Крест Храбрых», а также удостоен одной из высших наград Польши— серебряного креста ордена «Виртути Милитари».