Плохая война - Борис Вячеславович Конофальский

Это письмо ободрило кавалера. Может, местная земельная знать и злится на него, ненавидит его за Шауберга или еще бог знает за что, но, пока на его стороне епископ, он будет готов к сопротивлению. Попы всегда большая сила. И своевременно пришло письмецо, очень вовремя.

Волков тут же попросил бумагу и перо, пересказал святому отцу все то, что ему рассказала Брунхильда. И то, что ее притесняют в замке мужа родственники, и то, что молодой граф собирается звать его на дворянский суд за убийство Шауберга. И попросил у епископа совета, как быть. Под конец Волков сообщил, что с радостью будет в Малене со своими людьми перед Рождеством, как того просит епископ.

Когда письмо было закончено, Волков отдал его Максимилиану.

– Гонец, что привез письмо, еще тут?

– Тут, кавалер, дожидается ответа.

– Езжайте с ним, дождитесь ответа епископа, а заодно купите красивой материи, синей и белой. На ленты сержантам, на шарфы офицерам и на сюрко для выезда моего. Знамена у нас хороши? Не грязны, не рваны?

– Новое большое знамя так очень хорошо, а два старых… Тоже неплохи еще, все чистые, – ответил Максимилиан. – А что, будет шествие?

– Да, епископ готовит нам праздник, и этот праздник мне нужен. Посчитайте, сколько всего нужно материала. Мы должны там выступить во всей красе.

– Кавалер… – Максимилиан был немного встревожен. – Да как же мне точно посчитать, сколько материала нужно?

Тут в обеденную залу вошла госпожа Ланге, она с утра хлопотала по дому, раздавала дворовым бабам задания и оплеухи. За нею шла девка и несла стопку чистого постельного белья и скатертей.

– Как господа стол освободят, так тут скатерть сменишь, – негромко, чтобы не мешать Волкову, распоряжалась Бригитт, – а пока иди в мои покои, поменяй простыни и наволочки, перины взбей на улице, оставь их там, пусть на морозе полежат.

– Госпожа Ланге! – окликнул ее Волков.

– Да, господин мой. – Бригитт быстро подошла и сделала книксен.

Она была учтива, и намека на то, что еще совсем недавно она спала, обнимая господина, а ее огненные волосы рассыпались по его плечам, не было. Волкову нравилось, что Бригитт не выпячивает свою с ним близость перед другими людьми его дома.

– Госпожа Ланге, – начал он, – моему знаменосцу нужна помощь.

– Вашему знаменосцу нужна помощь от женщины? – Она покосилась на Максимилиана, слегка улыбаясь. – Может, мне знамя подержать?

Тот заметно покраснел, но заметно это было только ей, а Волков продолжал:

– Нет, знамени моего вам держать не нужно. Но епископ благоволит к нам и желает мне и моим людям устроить шествие перед Рождеством в Малене.

– Ах, как мудр наш епископ! – с улыбкой произнесла красавица.

– Да, мудр, мудр, – соглашался с ней кавалер. – В общем, нужно купить ткани, синей и белой, для шарфов офицеров, для лент сержантов, для сюрко, а господин Максимилиан Брюнхвальд не большой знаток лавок и портных в городе. Не согласитесь ли вы ему помочь, Бригитт? Нужно будет съездить со знаменосцем в город и подготовиться к шествию.

– А жене вашей надобно быть с вами на шествии? – сразу спросила Бригитт.

Об этом кавалер совсем не подумал. Он понял, что правильно сделал, что обратился к госпоже Ланге.

– Коли жене надобно быть с вами, так в карете ей ехать или пешком идти? Если в карете, то нужно и карету в ваши цвета выкрасить.

И это было правильно задумано. Госпожа Эшбахт, судя по лицу ее, мужа едва терпеть могла, но показать всем, что дочь графа с ним в шествии участвует, было весьма разумным. Ничего, потерпит, посидит в карете, помашет платочком городскому люду.

– Да, – после некоторого раздумья сказал он, – как хорошо, госпожа Ланге, что у меня хватило ума обратиться к вам, вы всегда все хорошо придумываете. Значит, вы поможете моему знаменосцу?

– Конечно, и, если нужно, съезжу с господином Максимилианом в город, – сказала рыжеволосая красавица, улыбаясь, как улыбаются люди, гордые собой. – Господин знаменосец, сколько нужно будет пошить сюрко, сколько офицеров будет в шествии, сколько сержантов?

Юноша растерянно уставился на Волкова, откуда он мог это знать, он еще никогда в жизни не планировал шествия.

– Все мои офицеры, весь мой выезд, и двенадцати сержантов будет достаточно, – ответил кавалер.

– А сколько нужно… – начал было Максимилиан, но Волков остановил его жестом.

– Пойдемте, Максимилиан, – повернулась к нему Бригитт, – сами все посчитаем. Не будем мешать господину.

Глава 11

Вскоре Бригитт велела запрягать карету, и они с Максимилианом поехали в Мален, обещая вернуться сегодня же.

А Волков позвал брата Семиона. Хитрый монах, кажется, собирался с ним на войну, солдат вдохновлял, готовился, с важным видом рассуждал о том, что Бог на правой стороне. Но за все дни, что шла кампания, он ни разу не попался Волкову на глаза. Ни в обозе, ни в лагере, ни на пиру в честь победы его не было. Кавалер хотел узнать у него, где же он был все это время. Вроде на войну вместе со всеми собирался, неужто, не веря в победу господина, убоялся гнева еретиков? Да, попов горцы не жаловали, но брат Ипполит находился в войске безотлучно. А вот этот…

Как только брат Семион пожаловал и Волков собирался уже начать с ним разговор, так из своих покоев спустилась госпожа Эшбахт. Едва кивнула мужу и монаху, хотя те ей кланялись, а кавалер так и вовсе из-за стола встал, и, больше не поднимая головы, молча уселась за столом с рукодельем. Стала вышивать что-то, позвав к себе одну из дворовых баб для разговора и помощи.

Говорить кавалеру сразу расхотелось: жена сидела тут с таким видом, с такой кислой миной, что какие уж тут разговоры. Она так кривила губы, что и не понять было, отчего сие происходит. Оттого что дурно ей, оттого что муж ей ненавистен, или оттого что она ненавидит здесь все. И так стало кисло от ее нехорошего и тоскливого лица в обеденной зале, что будь зимой мухи, так они бы дохнуть стали.

– Господин, так я пришел, что вы хотели знать? – спросил брат Семион.

– Ничего, – зло ответил Волков, – хотел сказать, чтобы ты готовился к шествию и крестному ходу, которые нам устраивает епископ.

– Ах, как он добр… – начал монах.

– Добр, конечно, ступай, – оборвал его кавалер. – Найди заодно Увальня, скажи, чтобы мне и себе седлал коней.

– Сейчас же, – обещал монах, кланяясь и уходя.

«Уж быстрее бы». Очень не хотелось Волкову тут сидеть с женой, которая