Джентльмен в Москве - Амор Тоулз

Графу было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что это прекрасные животные. Собаки были серого цвета, худые и длинноногие. Этих собак дрессировали для того, чтобы холодным октябрьским днем гнать зверя во время охоты. А по вечерам собаки должны были лежать у ног сидевшего возле камина хозяина и владельца поместья – а не служить украшением при красавице, проживающей в отеле в центре города.

Судя по всему, собаки сами понимали несправедливость этой ситуации. Пока их хозяйка говорила со стоящим за стойкой Аркадием, собаки обнюхивали пол и тянули в разные стороны.

– А ну перестаньте! – прикрикнула на них худощавая хозяйка неожиданно низким и хриплым голосом и с силой дернула поводки собак, отчего граф понял, что опыта обращения с борзыми у нее не больше, чем с птицами, чьи перья украшали ее шляпу.

Граф покачал головой. Он отвернулся от худощавой красотки и собирался двинуться в сторону парикмахерского салона, как заметил, что из-за стоявшего возле кадки с пальмой кресла промелькнула серая тень. Это был не кто иной, как одноглазый фельдмаршал кошачьих войск Кутузов, проводивший рекогносцировку сил противника. Борзые учуяли кота и разом подняли уши и повернули головы в его сторону. Кот спрятался за кадкой. Убедившись в том, что борзые на поводке, он вышел из-за кадки, поднял лапу и угрожающе зашипел.

Собаки с громким лаем бросились к нему, натянули поводки, что отдернуло их хозяйку от стойки так, что перьевая ручка вылетела у нее из рук и упала на пол.

– Тпру! – закричала собакам их худощавая хозяйка. – Стоять!

Собаки были совершенно незнакомы с жаргоном, который кучер использует при управлении тройкой лошадей, снова бросились к котяре и на этот раз вырвали поводки из ее руки.

Кутузов начал стремительное отступление. Под стоявшими вдоль западной стены креслами он кинулся в сторону входной двери. Собаки бросились за ним. Около кадок с пальмами они разделились, чтобы зажать кота с двух сторон в тиски и отрезать от входной двери. На пути одной из собак оказалась разбита напольная ваза. Через мгновение на полу оказалась и пепельница на высокой ножке, вызвав облако пыли.

Однако кот Кутузов, точно так же, как в свое время известный фельдмаршал, знал территорию лучше, чем его противники. Он резко изменил направление движения и вдоль восточной стены бросился назад в сторону лестницы.

Борзые лишь через несколько секунд поняли тактику кота. Если внимание измеряется минутами, дисциплина – часами, а непреклонность – годами, то на поле боя даже мгновение имеет огромное значение. Борзые сообразили, что кот уходит в другую сторону, но тут, как назло, ковер, по которому они бежали, закончился и начался ровный мраморный пол, так что собаки заскользили по нему, как по льду, и врезались в гостя, входившего в дверь с чемоданами.

Кот оторвался от преследователей метров на тридцать, преодолел несколько лестничных ступенек, обернулся, чтобы полюбоваться тем, что произошло с собаками, и исчез за углом.

Можно обвинить собак в том, что они неряшливо и некрасиво едят, или в том, что они слишком любят приносить палочку, но собак точно нельзя обвинить в том, что они теряют надежду. Несмотря на то, что кот скрылся из виду и знал каждый уголок отеля, собаки понеслись по фойе в сторону лестницы с такой скоростью, будто собирались взлететь на небо[35].

Однако фойе «Метрополя» не было местом для охоты. Это был дорогой отель, в котором проживали сильные мира сего и влиятельные люди. Поэтому граф, слегка изогнув язык, издал длинный свист на ноте соль мажор. Услышав этот свист, собаки мгновенно прекратили погоню и начали кругами бегать у выхода на лестницу, вынюхивая след. Граф еще два раза коротко свистнул, собаки послушно подошли к нему и легли у его ног.

– Молодцы, – похвалил их граф и почесал каждую из них за ухом. – Откуда вы?

– Гав, – ответили собаки.

– Ну и прекрасно, – сказал граф.

Худощавая красотка поправила шляпку и грациозно подошла к графу, стоя перед которым на своих высоких каблуках, она оказалась одного с ним роста. С близкого расстояния граф отметил, что девушка оказалась не только еще более красивой, чем он предполагал, но и очень высокомерной. В данном случае граф испытывал больше симпатии к собакам, чем к этой красотке.

– Спасибо, – холодно произнесла она. – К сожалению, собаки не очень воспитанные.

– Напротив, – ответил граф, – собаки очень хорошо воспитаны.

Красотка вымученно улыбнулась.

– Я имела в виду то, что они плохо себя ведут.

– Вели они себя не очень хорошо, – согласился граф, – но это зависит от тренировок, а не от породистости.

Граф всмотрелся в ее лицо и обратил внимание на то, что высокие дуги ее бровей очень напоминали музыкальные штрихи маркато[36]. Судя по всему, этими штрихами маркато, показывающими, что ноту надо играть чуть громче, и объяснялось то, что красотке нравилось отдавать команды, и то, что она говорила хриплым голосом. Пока граф делал о красотке свои выводы, она сделала о нем свои собственные и холодно добавила без намека на желание его очаровать:

– Видимо, обращение с собаками важнее, чем их родословная и воспитание, – язвительно заметила она. – Именно поэтому я предпочитаю держать даже самых породистых собак на коротком поводке.

Через час гладко выбритый и подстриженный граф вошел в бар «Шаляпин» и в ожидании Мишки, приехавшего в город для участия в Первом съезде пролетарских писателей, сел за небольшой столик в углу.

Как только граф уселся, он обнаружил, что на банкетке напротив него сидит худощавая красавица, одетая на этот раз в длинное синее платье. Она не привела в бар борзых, а сопровождал ее круглолицый лысеющий господин, смотревший на свою спутницу с собачьей преданностью. Граф случайно встретился с дамой взглядом, и они повели себя так, словно недавнего разговора не было вовсе: он перевел взгляд на дверь бара, а она – на своего преданного двуногого обожателя. В этот момент появился Мишка, одетый в новый пиджак и с аккуратно подстриженной бородой.

Граф встал из-за стола и обнял друга. Потом он не сел на свое прежнее место на банкетке, а предложил его Михаилу. Этот, казалось бы, жест вежливости позволил графу сесть, повернувшись спиной к красотке в синем платье.

– Ну, что будем пить, мой друг? – потирая руки, спросил граф. – Шампанское? «Château d’Yquem»?[37] Не откажешься от белуги на закуску?

Но Мишка отрицательно покачал головой, сказав, что хочет пива, и сообщил, что не сможет остаться на ужин.

Графа немного расстроило это известие. Он думал заказать на ужин фирменную запеченную утку в ресторане «Боярский». Граф даже попросил Андрея оставить ему бутылочку того первоклассного французского вина, которое идеально подошло бы к утке и дало ему повод вспомнить и рассказать историю о том, как он однажды оказался запертым в винном погребе Ротшильдов вместе с молодой баронессой…

Графа, разумеется, расстроило известие о том, что его друг не останется ужинать, но по поведению и внешнему виду Михаила он видел, что у него в жизни произошли определенные изменения, о которых тот, возможно, ему расскажет. Пока они ждали заказанного пива, граф спросил друга о том, что происходит на съезде писателей. Принесли пиво, Мишка взял бокал и заметил, что об этом съезде скоро заговорит не только вся Россия, но и, возможно, весь мир.

– Сегодня, Саша, не было перешептываний. Никто не засыпал и не играл карандашами. Все работали, говорили и писали.

Граф усадил Михаила в угол банкетки, закрыв таким образом столом и собой ему выход, иначе тот обязательно бы вскочил и начал расхаживать по залу. «И чем же все были так заняты?» – поинтересовался граф. Мишка ответил, что писали черновой текст «Декларации о намерениях», «Прокламации о поддержке» и «Заявления солидарности». Судя по всему, пролетарские писатели поддерживали не только других писателей, издателей и редакторов, но и всех рабочих и крестьян, сварщиков, токарей и даже дворников[38].

В первый день съезда программа была такой насыщенной, что ужин подали только к одиннадцати часам вечера. Стол был накрыт на шестьдесят персон, и во главе стола сидел сам Маяковский. Никто никому лекций не читал. Когда все расселись и подали еду, Маяковский встал и ударил кулаком по столу, чтобы привлечь внимание присутствующих.

Желая продемонстрировать, как встал великий пролетарский поэт, Мишка сам попытался вскочить, чуть не сбив бокалы с пивом. Смирившись, он решил прочитать стихотворение Маяковского сидя, но размахивая в воздухе руками.

Конец ознакомительного фрагмента.