Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.) - Александр Сидоров

в ЦИК ВКП(б)

14 декабря 1926 г.

Обращаемся с просьбой, которой просим уделить минимум внимания.

Мы, заключённые, которые возвращаемся из Соловецкого концентрационного лагеря по болезни, которые отправлялись туда полные сил и здоровья, — в настоящее время возвращаемся инвалидами, изломанными и искалеченными морально и физически. Просим обратить внимание на произвол и насилие, царящие в Соловецком концлагере… Такого ужаса, произвола и насилия и беззакония даже трудно представить человеческому воображению… Недостаточно того, что ОГПУ бесконтрольно, без суда высылает туда даже в большинстве случаев невинных, в большинстве рабочих и крестьян… Бывшая царская каторга в сравнении с Соловками на 99 % имела больше гуманности, справедливости и законности. Высылаются люди в Соловки, в большинстве пролетарии…. имевшие несчастье в годы общей разрухи, нищеты, голода и холода попасть в водоворот борьбы за существование и совершить преступления… И влачат жалкое существование при непосильных работах раздетые, чуть ли не голые, питаясь падалью, так как паёк выдаётся при непосильных работах ничтожный… Избиение и издевательство дошло до таких кошмарных пределов, что выразить невозможно. Люди мрут как мухи… Все эти муки и страдания ложатся на плечи лишь пролетариату, не имеющему денег, т. е. на рабочих, имевших несчастье, повторяем, попасть в полосу голода и разрухи… и совершив преступления, лишь спасая себя и семьи от голодной смерти… В буквальном смысле слова, от произвола и беззакония, благодаря надзору, который сплошь состоит из отбывающих наказание агентов и сотрудников ГПУ и др., погибают с голода и холода при непосильной 14-16-ти часовой работе рабочие и пролетарии…

Все приезжающие ежегодно комиссии открывают массу злоупотреблений. Но всё это в сравнении с действительностью только часть того ужаса и произвола, которые случайно открывает комиссия (например, этот факт один из тысячи, зарегистрированный ГПУ и за который виновные понесли наказание — «заставляли есть своё испражнение»)… Не преувеличивая можно сказать, что это «испанская инквизиция»… Мы — также живые трупы, решили описать, хотя приблизительно, как умеем, жизнь в советских концлагерях ОГПУ… Всё вышеописанное есть правда, и мы просим, сами стоящие на краю могилы за 3 года на Соловках, в Кеми и других участках, улучшить жалкое мученическое существование людей там находящихся и стонущих под игом произвола, насилия и полнейшего беззакония ОГПУ. С настоящим посылаем письмо в таком же духе в МОПР, в РКП и (даже совестно сказать) хотим описать нашим братьям рабочим других стран о таком неслыханном произволе и беззаконии в соловецких концлагерях с надеждой, что справедливость восторжествует.

К сему подписываем: С. Железнов, Виноградов, Ф. Белинский.

При поверхностном чтении ряда обвинительных заключений действительно хочется присоединиться к мнению Солженицына о «белогвардейском засилье» в управлении Соловками.

Так, в одном из таких заключений начальник четвёртого отделения СЛОН ОГПУ Владимир Георгиевич Зарин обвиняется в том, что он своим преступно-халатным отношением к выполнению возложенных на него обязанностей допустил:

— группировку в отдельных хозяйственных и административных единицах лагеря лиц, осуждённых за контрреволюционные преступления;

— резкое классовое расслоение среди заключённых, поощряя классово-чуждый элемент, осуждённый за контрреволюционные преступления.

В обвинительном заключении по делу № 885 о «контрреволюционной деятельности надзорсостава и медперсонала Пункта Анзер и командировки Голгофа» (от 9 июня 1930 г.) подчёркивается то же самое:

«Следствием по делу установлено, что в зиму 1930 года на острове активизировалось влияние контрреволюционных элементов, сгруппировавшихся в отдельных хозяйственных и административных единицах Лагерей на острове, чему способствовало попустительство со стороны вольнонаёмного надзорсостава и содействие со стороны комсостава из заключённых… Как установлено следствием, издевательства над заключёнными в зиму 1929 г. приняли массовый характер и распространялись преимущественно на рабочую часть заключённых, находящихся на общих работах… Указанными материалами выявлены случаи массовых и единичных убийств, издевательства над заключёнными, как в части применения физической расправы, так и в части неоказания медпомощи со стороны медицинского персонала».

Статья 113. Дискредитирование власти, т. е. совершение должностным лицом действий, хотя бы и не связанных с его служебными обязанностями, но явно подрывающих в глазах трудящихся достоинство и авторитет тех органов власти, представителем которых данное должностное лицо является, — лишение свободы на срок до двух лет…

Статья 121. Разглашение, сообщение, передача или собирание, в целях передачи, должностным лицом сведений, не подлежащих оглашению, —

лишение свободы на срок до трёх лет…

(Уголовный кодекс редакции 1926 г.)

Впрочем, под «активизацией контрреволюционных элементов» товарищами чекистами часто понималось естественное стремление «бывших» спасти своих собратьев по классу от физического уничтожения. Кроме того, некоторые службы лагеря требовали подбора сотрудников, имеющих хотя бы более-менее сносное образование, чтобы справляться с возложенными обязанностями.

Так, одно из обвинений чекистской комиссии состояло в том, что «примером контрреволюционной группировки п. Анзер является стационар на командировке Голгофа, обслуживание которого организовано в своём большинстве из контрреволюционеров, в числе которых 5 человек духовенство… Персонал стационара состоял из 12 чел., 100 % к/р элемент».

Один из обвиняемых уточнял более подробно:

«Ка-эровское засилье явно бросалось в глаза в стационаре: КУТОВОЙ — делопроизводитель, б. поп, настоятель собора, полковой свящ. в белой армии, ДЕРИГЛАЗОВ — завхоз, казачий офицер, к/р, МИЛЛЕР — комендант, гвард. офицер, б. крупный помещик и коннозаводчик…» (л. Д. 300)

«Преступления» этих людей состояли в том, что они «поддерживали тайную связь с группой польских ксендзов», укрывая некоторых из них по несколько недель в стационаре, спасали других священников и иных «буржуев».

Конечно, были и более серьезные обвинения — особенно в издевательствах над заключёнными со стороны надзора. Вот лишь неполное перечисление таких издевательств, взятых из обвинительных заключений (цитируем с сохранением стилистики документа):

— посылка совершенно голых заключённых в баню при 20-град, морозе на расстояние 1/2 км от бараков;

— посылка заключённых в одном белье или совсем раздетых с одной командировки на другую, расположенных на расстоянии 5–6 км;

— выдача гнилого мяса;

— избиение заключённых до смерти;

— посадка заключённых в одном белье на колокольню церкви, расположенной на вершине горы Голгофа. Подобные посадки практиковались в зимнее время, причём заключённому связывались назад руки и к ним привязывались отогнутые назад до крайнего положения ноги. В таком положении заключённые поддерживались до 48 часов;

— посадка заключённых на «жёрдочки», т. е. узкие скамьи. Заключённого заставляли так просиживать по 18 часов в сутки, выдавая пищу через два на третий день. Ноги заключённого находились на весу, что приводило к отёку конечностей…

В травле, истязаниях, убийствах арестантов принимали участие бывшие дворяне, офицеры царской и белой армии. Например, Роберт Белов-Штильман — бывший почётный гражданин г. Киева, в Соловках старший надзиратель второй роты пункта Анзер. Вот лишь один эпизод, характеризующий этого почётного гражданина:

«Этот зверь в образе человека развлекался тем, что стаскивал за волосы с третьих нар «шакала» и ударял его головой об землю…» (л.д. 330).

Встречаем мы и своих «старых знакомых» — Игоря Александровича Курилко, 36 лет, бывшего дворянина и поручика царской армии, и Константина Семёновича Белозёрова, 35 лет, бывшего поручика Финляндского полка, а также ряд других фамилий арестантов из числа «бывших». Они обвинялись в жутких преступлениях: изнасилованиях, грабежах, терроризировании заключённых и пр. В завершении всего делался однозначный вывод:

«…С очевидностью установлено, что проводниками системы издевательств и зверского отношения к заключённым являлись бывшие офицеры, члены белогвардейских организаций, лица, осуждённые за контрреволюционные преступления или окончательно разложившиеся элементы из среды бывших советских работников, которые различными способами захватили в свои руки командные должности по внутреннему надзору и, сгруппировав соответственно свои кадры, поставили своей задачей указанными выше методами извращения карательной политики — дискредитировать советскую власть и распространять контрреволюционную пропаганду».