Черняев 1990 - Неизвестно

Самое же странное и печальное, что он настаивал на формулировке ( по референдуму о выходе из Союза), в котором говорится: «за» ты или «против» сохранения Союза Советских Социалистических Республик, т.е. вместо того, чтобы политично сохранить в вопросе референдума просто слово «Союз» (на это пошли бы, может быть, Грузия, Эстония, Латвия, Молдова), он бросил им вызов. В «социалистическом Союзе» они остаться не захотят.

Или идеологическая шлея опять под хвост попала? Или действительно полозковщина царствует победу над ним? Ничего я не пойму. Толпа (съезд) проголосовала «за», наверное, не поняв неполитичности самой постановки вопроса.

Игнатенко подсказал: надо написать письмо Бушу по поводу отставки Шеварднадзе. В самом деле, где как не здесь проявить интимность, когда весь мир судит-рядит, что случилось. Я сочинил проект письма. Отправил М.С. Потом позвонил ему. Он сразу согласился, чтоб послать такое письмо. Но мой проект очень уж интимный. Примет ли такой?

25 декабря 90 г.

Сегодня Горбачев опять дважды подставился на Съезде народных депутатов. Обсуждалась поправка к Конституции о новых структурах власти. Дошли до контрольной палаты. Мы ему еще в Волынском говорили: непонятно, не пройдет. И вот на Съезде никто ничего не сказал против, ни одного замечания не сделали. А голосование дало ошеломляющее «против». Президент берет слово и путано, невнятно начинает убеждать, что это очень необходимый орган. Долго говорит, сопровождая это своими характерными жестами. Проголосовали еще больше против. Дошли до статьи о Совете Федерации. Суть дела - включать ли в Совет представителей автономных республик. Мнения разошлись. Опять выступает Горбачев и опять мутно убеждает, что не надо включать автономные республики в Совет Федерации. Голосование: из 1890 присутствовавших только 140 проголосовали «за» президента. Он сидел красный, жалкий.

Что происходит? Совсем что ли он перестал ощущать, насколько низко пало его обаяние. Ведь люди думают наоборот, даже когда ему симпатизируют. Что же он так дает себя смазывать? Ведь вроде речь идет о президентской власти, а формируется она в обстановке стремительного падения авторитета самого президента!

Убрали из Конституции пункт о президентском совете. Возразили только 34 голоса. И в тот же момент Яковлев, Примаков, Шаталин, Ярин, Медведев стали никем. Подошел ко мне Примаков. Смеется. Надо, говорит, идти машину из Академии наук заказывать. Из президентского совета уже не подадут. Вспомнил: «Когда меня назначили на Пленуме ЦК кандидатом в члены Политбюро, то при выходе из здания меня уже ждал у подъезда «членовоз» - (ЗИЛ с охранником).

1990 год.

Послесловие.

Этот год стал поистине трагичным и для страны, и для Горбачева.

Стало совершенно ясно, что великая и благородная идея - увести страну из сталинистского тоталитаризма и построить некое новое, действительно народное общество

- оказалась невостребованной.

Дарованные с этой целью гласность и свобода развязали разрушительную силу, протестная и хаотическая энергия которой копилась десятилетиями. И она вырвалась наружу, захватив к 1990 году практически все сферы жизни страны.

Вместе с тем оказалось, что нация, истощенная потрясениями ХХ столетия, уже не обладает творческой энергией для созидания достойного самой себя нового общества. Имперский ресурс, который был источником и импульсом возвышения и развития России, превращения ее в великую державу был уже исчерпан. А другого не было, ибо на протяжении почти пяти веков российская нация - во всех своих характеристиках, положительных и отрицательных, складывалась и набирала жизнеспособность именно как имперская. Поэтому, кстати, и была так податлива и терпима к тоталитарному правлению - будь то самодержавие или большевистская диктатура.

Но, оставаясь европейской, она уже не могла сохранить себя в этом режиме к концу ХХ столетия - в условиях вступления христианской цивилизации в новую эру.

На долю Горбачева выпало понять это. И он предложил правильный, единственно возможный выход - включить страну в наиболее перспективное русло современного мирового развития, отказаться от «особности», противопоставлявшей ее Западу, который оставался главным очагом этого развития.

Для этого надо было преодолеть тоталитарное прошлое. Как - вот главная миссия «Перестройки». Горбачев попытался реформировать советский, по сути, тоталитарный строй. Но оказалось, что он не поддается реформированию. И в 1990 году это выявилось со всей очевидностью.

Реформировать - значит действовать эволюционно, отказаться от революционно­насильственных методов, которые не только дискредитировали и загубили в конце концов высокие идеи Великой революции 1917 года, но и завели страну в тупик.

Не мог Горбачев прибегнуть к таким методам также и по моральным соображениям, по своему духовному складу. Будь он другим по натуре, таким, как его предшественники и коллеги, он бы вообще и не отважился начать «Перестройку».

Вот тут-то и образовалось трагическое противоречие между целями и средствами. Очистить общество (советское, российское, русское общество!) от сталинского наследия и навязать ему новые законы жизни можно было только через революцию, сравнимую по размаху и мощи с Октябрьской.

Однако, чтобы ее совершить, у нации (и у Горбачева как лидера, который для этого должен был располагать соответствующей социально-политической массовой «армией»), не было ни сил, ни возможностей. А путь медленного изживания тоталитаризма с использованием к тому же сложившихся при нем кадров, органов, «правил игры», средств и методов привел к развалу государства и в конце концов к исчезновению страны.

1990 год - как заметил читатель - заполнен лихорадочными попытками Горбачева мобилизовать средства - общественные и материальные - для продолжения и закрепления преобразований.

Углубляя главную свою ошибку, он не жалел усилий, чтобы заставить партию служить делу перестройки. И это - несмотря на все срывы, неудачи и разочарования, которые ему преподносили каждый Пленум ЦК, почти каждое заседание Политбюро, каждая встреча с партийными «генералами». Партия в этот год стремительно превращалась в открытого врага преобразований по-горбачевски. И особенно это бросалось в глаза в верхних ее эшелонах - в Политбюро, в Центральном Комитете, в аппаратах всех уровней, в обкомах.

Перетягивание Горбачевым авторитета высшей власти от Политбюро и ЦК КПСС в светские инстанции начато было с роковым опозданием, как и учреждение президентской системы. Иллюзии относительно «КПСС - авангард перестройки», а потом страх перед отторжением партии, оттеснением ее на обочину политического процесса помешали Горбачеву своевременно создать новый, эффективный центр власти. И он оказался бессилен перед националистическим взрывом и распадом экономической базы государства. Хотя - я убежден - и то и другое было неотвратимо объективно при отказе от тоталитарных методов сохранения империи и централизованного государства.

В новых избранных в основном на альтернативной основе парламентских органах «агрессивно-послушное большинство» (по определению Ю. Афанасьева) после Первого Съезда народных депутатов быстро трансформировалось в «агрессивно-болтливое». Властного авторитета ни Съезд, ни Верховный Совет не обрели, да и не имели рычагов влияния на страну. Горбачевская идея возродить Советы, которые приняли бы на себя от райкомов и обкомов управленческие функции КПСС, заглохла в самом начале.

Его попытки наладить взаимодействие исполнительной власти (его самого и Правительства) с законодательной, парламентской ничего не дали. А разгул критиканства дорвавшихся до свободной трибуны «амбициозных представителей народа» дискредитировал государственную власть вообще, провоцируя все большую дестабилизацию во всем обществе.

Горбачев метался в поисках альтернатив, компромиссов, «оптимального» сочетания прежних и новых методов руководства и управления. Были здесь промахи, ошибки, просчеты, запоздания, Гаих раз, просто нелепости. Но не в них причина начавшегося в этом году разложения общества и государства. Оно было неизбежно по самой природе совершенно уникального в мировой истории перехода общества, закомплексованного и развращенного долгой диктатурой, к свободе, которую демократически и добровольно не организованный народ понял по-русски - как «все позволено». Для него искони свобода - это воля, сродни анархии.

Началось хаотическое движение без всяких действенных правил. Процесс распада Советской державы начался, он стал неудержимым и необратимым именно в этом, 1990 году.

С исторической точки зрения, бессмысленно заниматься поиском персонально виновных, чем, увы! до сих пор занимаются наши (и, правда, меньше заграничные) демагоги и дилетанты, обрушивая главную (а то и единственную) вину на Горбачева.