Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Роман. Том II - Вячеслав Репин

Зрачки ее дрогнули. Непонимающе всматриваясь в него, Луиза едва слышимо проговорила:

– Это возможно?

– Конечно возможно.

– Тогда дай мне слово.

– Решено!

– Скажи, Пэ… ты никогда не оставишь меня?

– Какой вздор!

– Мне иногда страшно, я сама не знаю отчего. Ну а вдруг что-то заставит тебя, ты понимаешь? Или меня?

– Ничто не сможет заставить.

– Такого не бывает.

– Бывает. Мне ведь не двадцать лет. В некоторых вещах я уже разбираюсь… Я нашел всё, что мне нужно.

– Однажды всё равно что-нибудь изменится. Ведь не могут чувства не меняться с годами, – усомнилась она, и в лице ее появилась холодная задумчивость.

– Так все говорят. Но зачем думать о том, что будет потом, когда неизвестно, что будет завтра. Потом это перейдет во что-то другое. Да и откуда в нас такая уверенность, что другое будет хуже? Давай договоримся: между нами больше не должно быть недомолвок. Если что-то не так, если тебе трудно, скучно, ты должна сказать мне об этом. Обещаешь?

Луиза кивнула, но по ее лицу вновь сбегали слезы. Вцепившись ногтями в его запястья, она потребовала, чтобы он больше не произносил ни слова.

Из-за ангины Луиза оставалась в Гарне безвыездно всю неделю. Дни напролет она проводила в обществе Мольтаверна, и тот всё охотнее делился с ней воспоминаниями о прошлом и о Легионе.

Что было правдой в его рассказах, а что вымыслом и хвастовством, разобраться было нелегко. Стараясь произвести на Луизу впечатление, он безусловно подмешивал в свои рассказы много такого, о чем некогда слышал от других сослуживцев. И всё же многое из того, что Луиза доносила потом до сведения Петра, его озадачивало.

Так, однажды Мольтаверн поделился с ней, что служил в Легионе под чужой фамилией. На службе он числился якобы не как француз, а как подданный Великобритании, что давало ему возможность сохранить британское гражданство после демобилизации. Оставалось гадать, для чего подобная конспирация могла понадобиться в боевых частях, в которых он служил.

Пытаясь удостовериться в том, что служба в Иностранном легионе давала человеку возможность выбелить свою биографию и даже изменить ее, Петр листал по ночам книги, которые не переставала заказывать для него Анна. А однажды, шутки ради, он проделал с Мольтаверном безобидный эксперимент. В ходе обычной застольной дискуссии он неожиданно обратился к нему по-английски, вскользь заметив, что если он выдавал себя когда-то за англичанина, то должен как минимум владеть английским.

От полученного ответа Петр буквально остолбенел. Мольтаверн совершенно свободно говорил по-английски. Он мог бы похвастаться своим выговором: в него лишь иногда закрадывались простоватые уличные интонации.

После этого случая Петр прислушивался к рассказам Мольтаверна уже по-другому – к тому, как он расписывал казарменную жизнь, службу в Африке, в Чаде, куда попал будто бы в восемьдесят четвертом году и откуда вернулся, переполненный леденящими душу впечатлениями. Мольтаверн подчас разглашал невероятные вещи. Так, например, однажды он вдруг стал рассказывать – если его рассказы, конечно, можно было принимать за чистую монету, – как легионеры злоупотребляли нищетой местного населения. Сначала соседи по дислокации – речь шла о батальоне морской пехоты, – а затем и некоторые его ближайшие сослуживцы, из его подразделения, опускались до такой низости, что выменивали на хлеб несовершеннолетних девочек. Нищие изголодавшиеся родители приводили дочерей на ночь, отдавали их в коллективное пользование как есть – голодными, чумазыми. Так что сначала малолетних «грязнуль» приходилось отмывать и откармливать…

Мольтаверн утверждал, что в самом начале военных действий в Персидском заливе, ровно через три дня после знаменитой бомбардировки, которую добрая половина человечества могла наблюдать по телевизору, не вставая со своих диванов, он разгуливал по окрестностям Багдада с голубым беретом на голове. В Багдад он был десантирован. Группа спецназа насчитывала около пятидесяти «бойцов-головорезов» из французского Легиона, но среди них были и американские военнослужащие. Задание заключалось в том, чтобы «стереть с лица земли» бункеры Хусейна и его вместе с ними. К выполнению «задачи» уже было приступили. Но «генералы» отозвали десант назад во избежание назревающего скандала. О спецоперации, которая являлась вопиющим нарушением полномочий, полученных от ООН американским контингентом, пронюхал будто бы кто-то из журналистов.

Одно из открытий, сделанных Луизой, заставило Петра вызвать Мольтаверна на серьезное объяснение. По утверждениям Луизы, Мольтаверн не был круглым сиротой, как все считали. У него будто бы была родная сестра. Жила сестра на юго-западе Франции, в Пиренеях.

Этот разговор состоялся вечером. Приехав в Гарн с наступлением темноты, Петр застал Мольтаверна в саду. Починив старый поливочный треножник, Мольтаверн начинал поливку газонов в нижней части участка, устанавливал треножник со шлангом на правой стороне газона, в придачу к двум другим, которые уже покрывали брызгами газон возле розария. Когда Петр, наспех переодевшись, босиком приблизился к нему по траве, Мольтаверн был вымокшим с ног до головы, а по локти еще и в чем-то черном.

– Леон, лучше перенести вон туда, левее! – на ходу попросил Петр. – Я вчера не стал всё поливать, поздно было… Тебе удалось починить эту штуковину?

– Я прочистил засор, – ответил Мольтаверн, вытирая лоб тыльной стороной руки. – И резьбу сорвало. Я хомут пока присобачил. Потом починю…

– Молодец, спасибо…

Оглядев политые кусты, Петр с наслаждением топтался босыми ногами по намокшему как губка, издающему хлюпающие звуки газону.

– Опять жарища стояла? – спросил он.

– Так себе, терпимо… Вы лучше отойдите к кустам, а то вас обольет.

Стараясь развернуть разбрызгиватель, Мольтаверн отшвырнул шланг ногой в сторону и сам оказался под струей воды.

– А в городе духота, невыносимо, – сказал Петр. – Еще неделя такой жары, и всё выгорит подчистую.

– На завтра дождь обещали.

– Леон, я хотел с тобой поговорить. Оставь всё на минуту… Но только переоденься, ты мокрый весь…

Мольтаверн не любил загадок. Мгновенно сникнув, он всадил ножки разбрызгивателя в землю, ополоснул под струей воды руки, по самые плечи, и неторопливо зашагал к себе.

Через несколько минут он вернулся в сухих джинсах и майке и приблизился к Петру. Вместе они пошли в обход розария.

– Ты прости меня за прямоту, но у тебя действительно есть родня? – спросил Петр.

– Луиза доложила? – Помедлив, тот усмехнулся.

– Ты же понимаешь, что это слишком неожиданно для меня.

Глядя себе под ноги, Мольтаверн шел молча. Петр остановился:

– Сестра, если я правильно понял? В Пиренеях?

– Не в Пиренеях… под Даксом.

– Леон, не вижу, что это может изменить в наших отношениях, – сказал Петр. – Но объясни, к чему такие тайны?

– Да нет никаких тайн… Вы как будто не понимаете, что родственников теребят первым делом, когда что-то не так.

– Да брось! Мы в свободной стране живем. Есть законы, нормы всякие.., – отмахнулся Петр. – Родная сестра?.. Или еще кто-нибудь есть?

– Только сестра. Родная.

– Ты видишься с ней?

Мольтаверн отвел взгляд в сторону.

– Нет, что вы… После Легиона съездил, конечно. Прямо из Корсики… Из Кальви, к ней и поехал. В Кальви у нас казармы, – пояснил он. – Пока всё шло как-то, и деньги были… У нее ведь дочка, муж. Она совсем не такая, как я.

– Какие деньги, откуда? – спросил Петр.

– В Легионе платят. Тратить некуда, и накапливается. У меня была пачка денег. Тратил. Моя племянница – такое дитя!

– Сколько ей?

– Уже десять.

– А муж кто?

– Инженер. В связи где-то работает.

– В армии?

– Да почему в армии? На почте, кажется. И пьет как сапожник…

– Тогда почему ты не поддерживаешь с ней отношений? Почему, например, тебе не съездить к ней на день, два… Деньги на дорогу у тебя есть. Стыдиться тебе тоже теперь нечего… если тебя это останавливает. У тебя теперь всё нормально.

Переборов замешательство, Мольтаверн с апломбом переспросил:

– А что нормально?

Петр рассеянно смотрел в вечерний мрак, опускающийся над садом, и что-то обдумывал.

– Пойдем, сейчас стемнеет, – сказал он и направился вверх. – Я хотел вот еще что сказать… Только предупреждаю: насколько всё это реально, я пока не знаю, но у меня намечается возможность помочь тебе… обеспечить тебя жильем. Постоянным.

На шаг приотставая, Мольтаверн принял настороженный вид.

– Может получиться, что я смогу тебе что-нибудь купить. Безвозмездно, в твою собственность, – продолжал Петр. – Что-нибудь, конечно, очень скромное. Пока это так, на стадии проекта. Но мне хотелось бы знать, что ты думаешь об этом.