Лазарит - Симона Вилар

— Прошу простить меня, господин мой и учитель! Вы всегда предоставляли мне свободу действий. Если вы полагаете, что встречи с этим псом мне не избежать, я готов выслушать все, что вы найдете необходимым мне сообщить. Но, клянусь, только глубокое уважение и любовь к вам смогут удержать мою руку, чтобы при встрече с ним не всадить кинжал в это черное сердце.

— Ты воин, Мартин, — произнес даян. — Как и Уильям де Шампер. Но вы оказались по разные стороны поля боя. Именно поэтому он обращался с тобой как с врагом. Убив де Шампера, ты всего лишь завершишь поединок, отомстив за унижение и боль. У франков это считается достойной победой. Но твоя победа окажется намного более славной, если ты сломишь гордыню надменного храмовника и принудишь его подчиниться себе. Честь для рыцаря дороже жизни, и удар по ней куда болезненнее удара клинка. Ты жил среди этих людей и знаком с их пустыми и смехотворными законами, которые они сами поставили над собой.

Молодой человек не произнес ни слова и лишь по прошествии некоторого времени сдержанно кивнул.

Его стареющий наставник умен. Ему известны тайные пружины, заставляющие людей повиноваться, и не стоит пренебрегать его словами.

— Ну что ж, — Ашер бен Соломон сложил перед собой сухие смуглые руки. — Если ты согласен со мной — продолжим. Сейчас повсюду говорят, что едва соберется капитул[45] ордена Храма, как рыцари немедленно изберут Уильяма де Шампера своим магистром. При этом никто не считается с тем, что ныне в Святую землю прибывает все больше тамплиеров из Европы, а среди них немало известных и родовитых рыцарей, имеющих могущественных покровителей. Каждый из них готов возглавить орден и будет к этому стремиться. Легкой тени на репутации де Шампера вполне достаточно, чтобы отодвинуть его в сторону ради более достойного соискателя. И для того, чтобы эта тень возникла, нам понадобятся… его родственники!

— Какие, ради всего святого, родственники? — возмутился Мартин. — У рыцарей Храма нет родственников. Я знаком с их уставом: для тамплиера семья — орден, и с той минуты, как он принес обеты, рыцарь разрывает все узы крови.

— И все же честь рода значит для них немало. В орден не допускаются люди, чьи близкие утратили честь и запятнали себя трусостью либо преступлением. А Уильям де Шампер, как мне стало известно, никогда окончательно не порывал с семьей, к которой принадлежит по рождению.

На лице Мартина отразилось недоумение.

— Осмелюсь напомнить, — заметил он. — Вы только что подчеркнули, что маршал де Шампер покинул Англию в незапамятные времена, еще отроком. Какие же связи он мог поддерживать с родней?

— Письма. Многолетняя переписка. Иногда мы перехватывали некоторые из его посланий. Из них нам стало известно, что служба ордену Храма в их семье — наследуемая традиция. Тамплиерами были его дед и отец, но оба не посвятили себя ордену полностью. В те времена устав храмовников был не так строг, как ныне, и по прошествии нескольких лет они покинули ряды рыцарей-монахов. Однако их связь с орденом не прерывалась: они жертвовали на его нужды крупные суммы, помогали в осуществлении сделок, выполняли иные поручения Великого магистра. А главное — разводили в своих поместьях лошадей, способных нести тяжеловооруженного рыцаря в бою, и доставляли их морем в Орденские дома на Святой земле. Тебе ясно, что это значит?

Мартину ли было не знать, какая могучая сила — рыцарь-тамплиер на хорошо обученном рослом коне! Устоять в открытом конном бою против храмовников не удавалось почти никому. Недаром всадники ордена Храма считались лучшими воинами Иерусалимского королевства, если не всего христианского мира. Плотный строй закованных в броню и вооруженных до зубов рыцарей — настоящая машина убийства, перед которой бессильны даже сарацины. Между тем маршалу ордена как раз и предписывалось следить за пополнением поголовья тяжеловесов-дестриэ, а то, что семья Уильяма де Шампера разводила и поставляла на Восток столь необходимых здесь боевых коней, более чем оправдывало его связи с английской родней. В чем же Ашер бен Соломон рассчитывал его уличить?

— Недавно мы перехватили еще одно письмо, адресованное маршалу, — с жесткой усмешкой продолжал даян. — Из него стало известно, что к нему направляется сестра, решившая в столь смутное время вместе с супругом совершить паломничество к святым местам Палестины. Она рассчитывает, что к моменту ее прибытия туда неверные будут изгнаны и она сможет беспрепятственно поклониться той пустой пещере, которую назареяне именуют Гробом Господним. Прямо скажем — не самая удачная мысль. Сейчас сестра маршала храмовников находится в Никее. Имя ее — Джоанна де Ринель, в девичестве де Шампер. Сумасбродная знатная дама, путешествующая в сопровождении мужа-аристократа. Но разве это имеет значение в присутствии человека с такой внешностью, как твоя?

Мартин перехватил острый взгляд Ашера и невольно напрягся, догадываясь, о чем пойдет речь дальше. Но тот словно ничего не замечал.

— Дама эта, очевидно, не слишком рассудительна и скромна. О ней говорят, что она ветрена, любит мужское общество, и одно время к ней был по-особому благосклонен король Франции Филипп. Чтобы прекратить пересуды, венценосный кузен Ричард отправил ее в Венгрию, и вскоре Джоанна с отрядом тамплиеров прибыла в ее столицу — Эстергом. Она пользуется покровительством храмовников, у нее также имеются векселя ордена, что не удивительно, учитывая заслуги ее рода. Но сколько мы ни пытались, нам не удалось уличить де Шампера в том, что он тратит средства ордена на дорожные расходы сестры…

Ашер бен Соломон нахмурился, словно перед его глазами проносились некие тревожные картины, а затем продолжал:

— Эта женщина действительно блистательно хороша собой и произвела неизгладимое впечатление при дворе короля Белы Венгерского.[46] Вдобавок она слагает стихи, как трубадур, обладает прекрасным голосом и ловко музицирует. Всю минувшую зиму Джоанна де Ринель развлекала венгерский двор, словно позабыв о предстоящем паломничестве, и стала едва ли не самым близким доверенным лицом супруги короля Белы — Маргариты Французской.[47] Не говоря уже о поклонении великого множества венгерских рыцарей. Супруг тут бессилен: не в его воле смирить темперамент родственницы Плантагенетов и сестры маршала могущественнейшего ордена Европы. Однако, судя по всему, ему все же удалось настоять на отъезде из Эстергома, ибо уже в начале весны эта чета прибыла в Константинополь и была принята при дворе вдовствующей императрицы Агнессы.[48] Там тоже вышла неприглядная история… Впрочем, это к делу не относится…