Шеф-повар Александр Красовский 2 (СИ) - Санфиров Александр

— Людка, не будь дурой, — внушала ей комсорг в беседе один на один. — Во-первых, скажи, что ты не подозревала о гнилой сущности мужа, а во-вторых, ты должна публично заявить, что презираешь предателя и подаешь заявление в ЗАГС о разводе. Тогда, вполне возможно, мы дадим тебе испытательный срок, и не будет исключать из комсомола, понятно?

— Понятно, — вздохнула Люда. — Пошла ты Надюша подальше со своими предложениями. Я не собираюсь разводиться с Сашей, и не буду говорить о нем ничего плохого, я его люблю и никогда не брошу, понятно тебе?

— Ах! Вот ты как заговорила! Оказывается ты ничем не лучше своего муженька, сбежавшего за рубеж. Небось, все пальцы искусала, что он тебя с собой не забрал. Спишь и видишь, что он тебя к себе пригласит. Так, вот он уже о тебе забыл давно, ему там не до жены, он в нищете по подворотням скитается, никому не нужный. А тебя мы на собрании из комсомола теперь точно исключим, нам такие перевертыши не нужны.

На собрание Люда не пошла, и там её единогласно исключили из членов ВЛКСМ.

После этого Люда подала заявление на увольнение. Уволили её без отработки, и на следующий день она отправилась в поликлинику. А там её встретили с распростертыми объятьями, работать было некому, поэтому даже исключенная из комсомола девушка была принята на работу в пять секунд.

Потянулись долгие однообразные дни, работа, дом, дом работа. Иногда они прерывались визитами родственников, а Пашка Красовский приходил почти каждую неделю, и всякий раз интересовался.

— Люда, от Сашки ничего не было?

— И услышав стандартный ответ — ничего, печально качал головой и говорил.

— И нам ничего не было.

Пашка закончил учебу, сдал экзамены и сейчас собирался уезжать в интернатуру на север Карелии. На его карьере побег брата за границу практически не отразился, потому, что однокурсники откровенно восхищались этим поступком и многие бы хотели его повторить. Да и некоторые преподаватели не на много от них отставали, только, что были осторожней и вслух не завидовали. Все проблемы ограничилось одной беседой с сотрудником КГБ, где ему посоветовали держать язык за зубами и лишнего не говорить.

Отец вообще философски отнесся к поступку сына, тем более что, имея большой опыт работы и стаж в МВД, смог спокойно отбиться от наездов сотрудников КГБ и даже остаться на своей должности начальника ВОХР Петрозаводска.

Клара Максимовна тоже не испытала на себе последствий бегства старшего сына. А чего ей бояться, понижать её с должности некуда, в партии она не состоит. Подруги, какие были, те и остались. Единственно, скучала она по своему сыночку и частенько плакала по ночам в подушку. А сейчас, когда и младший сын должен был покинуть родной дом, её настроение совсем упало.

С такими невеселыми мыслями после отъезда мамы Люда отработала день и вернулась в общежитие.

— Люда, тебе письмо пришло, — крикнула вахтерша.

Девушка ринулась к вахте.

— Зин, давай скорей, откуда хоть, посмотрела?

— Вроде бы из Вытегры, — сообщила вахтерша, роясь в ворохе писем, лежащих на столе.

— Странно, — подумала Людмила, — Папа с Витькой в жизни писем не напишут, а мама только, что уехала.

Но, взяв письмо в руки, она действительно увидела на конверте обратный адрес Вытегра. Корявый почерк на конверте показался знакомым. Внутренне она охнула и, удержав радостный крик, быстро пошла в свою комнату.

Закрывшись на ключ, она быстро разрезала конверт и впилась взглядом в первые строчки.

— Людочка, милая моя, здравствуй, — прочитала она, всхлипнула и начала искать платок, чтобы вытереть так не, кстати, появившиеся слезы. Глава 10

Прочитав достаточно длинное письмо на третий раз, Люда отложила его в сторону и задумалась.

Затем встала из-за стола и взяла с комода высокую резную шкатулку. Открыла и вынула из неё толстую пачку писем, перевязанных голубой ленточкой. Ровно сто пятьдесят пять штук, написанных своей девушке Александром Красовским за два года службы в армии.

Под этой пачкой в шкатулке лежали еще сто шестьдесят два письма, перевязанных розовой ленточкой, написанные Людой в армию своему парню, которые тот все два года бережно хранил в своей тумбочке. Ну, а розовой ленточкой письма перевязала Люда, чуть не потерявшая дар речи, когда обнаружила их в вещах мужа.

Вытащив первое попавшееся письмо, Люда начала сравнивать почерка.

Через минуту она невольно фыркнула, определив, что письмо точно написано её мужем, только вот его почерк стал еще хуже, чем был.

Она аккуратно сложила письма обратно в шкатулку. Вздохнула и отправилась готовить себе скромный ужин.

Машинально переворачивая картошку на сковороде, Люда размышляла над странным Сашиным посланием.

— Господи! Саша никогда таких длинных писем не писал. А сейчас на целых четыре листа признаний в любви накатал. Неужели так по мне скучает? Наверно хочет меня приободрить.

Очень странно, зачем ему нужно, чтобы я отправилась в Эстонию, на побережье. И, как он вообще ухитрился там снять комнату для меня?

Как же быть? Он пишет, чтобы я обязательно съездила до двадцатого июля, иначе деньги пропадут.

И почему-то просит по приезду домой подать заявление о разрешении выезда к нему в Швецию. Ох! Неужели он сможет стоять у нашего посольства с плакатом и требовать, чтобы мне разрешили приехать к нему? Страшно, даже мурашки по коже побежали.

А самое главное, как это письмо вообще попало в общежитие?

Люда выключила газ, унесла сковородку в комнату. И снова взялась за конверт.

Просмотрев штампы, поняла, что письмо было позавчера опущено в почтовый ящик в Петрозаводске, а сегодня доставлено по адресу.

— Наверно, он попросил кого-то из знакомых приехавших из Финляндии в Карелию кинуть письмо в ящик, — решила она.

В это время в дверь осторожно стукнули два раза.

Люда улыбнулась.

— Паша, заходи! — крикнула она. — Ты вовремя. У меня сегодня на ужин картошка со шкварками. Сходи на кухню, вымой руки и садись за стол.

— Да я вроде не голоден, — попытался отказаться тот.

— Ничего не знаю, марш на кухню и будем ужинать.

Когда они уселись за стол, Люда протянула Пашке письмо брата.

Тот, забыв обо всем, схватил исписанные листы и начал внимательно вчитываться в кривые строчки.

Прочитав все письмо, он первым делом спросил, как Люда его получила.

Услышав ответ, таинственно улыбнулся и сказал.

— Люда, я все понял, Сашкец, хитрит, как всегда. Сто процентов хочет устроить тебе побег через границу. Только в письме этого, на всякий случай не пишет, мало ли, если оно попадет в чужие руки, то никто ничего не поймет, а если и поймет, то к делу это понимание не пришьешь.

— К какому делу? — испуганно спросила Люда.

— Ну, как к какому? К твоему, — полушутя-полусерьезно ответил шурин

— И ты мне не боишься это рассказывать? — перешла на шепот Люда. — А вдруг нас КГБ подслушивает?

— Брось глупости говорить, — сморщился Пашка. — Можно подумать комитету больше нечего делать, как тебя слушать. А если даже кто-то и слушает, то мы ничего противозаконного не делаем и даже не замышляем, а по письму я только предположение высказал и все.

Ты лучше скажи, поедешь в Эстонию, или нет?

— Не знаю Паша, — замялась Люда. — Придется просить дни в счет отпуска, не знаю, дадут ли мне. Правда я в этом году в отпуске не была и перерыв в стаже между увольнением и приемом на работу у меня всего один день. В общем, если уговорю заведующую, и дадут отпуск, то поеду.

— И правильно, поезжай, — одобрил шурин. — На всякий случай возьми все деньги и документы. Если вдруг, получится сбежать за границу, они пригодятся. Ну, а если это только мои домыслы, вернешься домой и действительно подашь прошение о воссоединении семьи и об отъезде к мужу за границу. Пора уже писать.

Кстати, — усмехнулся он. — Для денег и документов советую пришить карман к белью. Нам мама, если куда собирались ехать, всегда такие карманы в трусы пришивала.