Древо жизни. Книга 3 - Владимир Кузьменко

– А как мы туда будем добираться? У нас нет машины.

– Как все – автобусом. – Молли встала со стула, одела пальто и чмокнула его на прощанье в щеку. Уже в дверях обернулась.

– Кстати, что у тебя произошло с Саком?

– С Саком? Ничего… А что?

– Я так спрашиваю. Мы с ним недавно встретились, и он как-то странно смотрел на меня.

– Ну ты же знаешь, что он был в тебя когда-то влюблён, – пошутил Эл.

– Нет, это совсем не то. Мне показалось…

– Что?

– Да так… Ничего, в общем. Ну, я пошла. В холодильнике суп и котлеты. Всем по одной. В кастрюле вермишель. Перед обедом все это разогреешь на плите.

Проводив Молли, Эл сел за письменный стол и начал просматривать записи и расчёты. Эти утренние часы в субботу были для него самыми дорогими и самыми продуктивными. Работа шла успешно. По мере её продвижения открывались все новые и новые области приложения асимметричных кристаллов. Он уже видел полную роботизацию производства, серийный выпуск интеллектуальных роботов, уход всей промышленности под землю, высвобождение занятых в настоящее время заводами площадей под сельское хозяйство, разработку интеллектуальными роботами дна океана и дальше… дальше захватывало дух. Он попытался прикинуть приблизительно экономический эффект. Производительность труда возрастала на несколько порядков. Это была революция…

«Надо проверить ещё». Эл включил компьютер и набрал программу.

От занятий его оторвал громкий стук в дверь.

«Наверное, Молли забыла зонтик», – решил он, взглянув в намокшее от только что начавшегося дождя окно.

Вместо Молли на пороге стояли три милиционера и двое в гражданском, в которых Эл узнал соседей, живущих этажом ниже.

– Вот ордер на обыск, – старший милиционер протянул Элу бумагу.

– Обыск? Ничего не понимаю! – Эл взял бумагу и с удивлением прочёл на ней своё имя.

– Сейчас все поймёте. – Старший полицейский отстранил Эла и пошёл в комнаты. Вслед за ним остальные. Эл перехватил удивлённо-испуганные взгляды соседей.

– Там! Я прошу тебя, умоляю! Ну сделай что-нибудь! – Лоо почти плакала. – Эл – единственный, ты понимаешь, единственный, кто видел во мне человека… Даже ты и то…

– Ну зачем ты так, детка?

– Да! Ты тоже видишь во мне только тело… а он… Я прошу тебя… – Лоо запахнула края халатика и, склонив на колени голову с распущенными и спутавшимися волосами, громко заплакала.

Там поставил на столик недопитый кофе, присел к ней на диван и нежно обнял за плечи.

– Ты бы могла меня не просить. Я все знаю. Ты думаешь, что я ничего не пытался сделать? Ошибаешься! Я звонил, ходил, обивал пороги. Ничего не выйдет… Тут, понимаешь, задействованы такие силы…

– Но ведь он ни в чем не виноват!

– Фактически нет, но формально… Почему он не оформил этот проклятый компьютер на вынос через материальный отдел и бухгалтерию?

– Ему же дал его для работы Кер.

– Кер мёртв и ничего не скажет.

– Так что ему грозит?

– До шести лет за хищение государственной собственности.

– Боже мой, какая чушь! Нелепость! Кому это пришло в голову?

– Ты помнишь Горчичника?

– Смутно. Он был недолго.

– Да, недолго, – согласился Там. – А знаешь, как его выставили? Нет?

Лоо покачала головой.

– В общем, красиво выставили, и я этому был рад, так как большего дурака и дуба в жизни не встречал. Так вот, к этому приложил руку Эл, а у того оказались большие связи. Вот он и отомстил. А кроме того, – Там внимательно посмотрел на Лоо, – ты не помнишь, куда делась та карикатура?

– Какая?

– Ну та, что ты мне принесла в кабинет.

– На газете, что ли?

– Вот-вот…

– Ты её бросил в корзину для бумаг.

– Бросил… Кто-то достал и передал выше, мэру. Теперь ты понимаешь?.. Но это не самое главное. Главное то, что они «выжили» Горчичника.

– Так ты же сам сказал, что он дуб.

– Дуб – это мягко сказано.

– Вот видишь!

– Ну и что? Что с того, что дуб? Мало ли дубов находится в руководстве? Наш министр, например… Так что из этого следует? Прикажешь и министра таким же способом? Напрасно они трогали Горчичника. Все равно он бы долго у нас не задержался. Его готовили на повышение в Главк. Ушёл бы спокойно.

– И потом стал бы твоим начальником.

– Ну и что? Знаешь, я уже давно привык к этому и скажу тебе, что даже если твой начальник дуб, все равно можно делать дело. Главное – во всем с ним соглашаться, а делать своё. Тут трудно пережить лишь начальный период его деятельности, когда у него появляются «идеи». Потом уже легче.

– Так ты ничего не сможешь сделать? – настаивала Лоо.

– Ну что я смогу?! Я ходил, дошёл до самого «верха», и знаешь, что мне сказали? Вернее, не сказали, а спросили, не хочу ли я пойти на заслуженный отдых, то есть, на пенсию. Что мне после этого ещё сделать?

– Мафия, – прошептала Лоо.

Там ничего не ответил. Он встал, подошёл к шкафу и, открыв его, полез в карман пиджака, вытащил оттуда коробочку и протянул её Лоо.

– На, держи, пока я генеральный директор… потом, когда пойду на пенсию, смогу дарить тебе только цветы, выращенные на даче.

Лоо машинально открыла коробочку. В ней лежали серьги с маленькими бриллиантами.

– Жаль парня! – со злостью и досадой вздохнул Там. – Честный, талантливый, порядочный… сколько бы он мог сделать хорошего…

ПОБЕГ

По узкой таёжной тропе шли трое. Идущий впереди был высокого роста, ширококостный, с длинными, чуть ли не до колен руками, заканчивающимися широкими кистями. Одет в ватную телогрейку и такие же штаны, из дыр которых торчали грязные свалявшиеся куски ваты. Второй – такого же роста, но худощавый, с большими глазами, которые на измождённом от недоедания лице казались ещё больше. Последним шёл низкорослый. Он мелко семенил ногами, еле поспевая за своими длинноногими спутниками, время от времени охая и всхлипывая.

Месяц назад они оторвались от преследовавшей их своры собак, пройдя километра три вверх по течению небольшого, ручья, струящегося меж корней вековых сосен и елей. Наломав перед входом в ручей еловых лап, они выстлали ими свой выход из ручья и так, ступая на брошенные на землю ветви, задний при этом подбирал их за собой и передавал переднему, прошли около километра. Собаки сбились со следа. Уходя все дальше в лесные чащи, они слышали их растерянный лай и злую ругань преследовавших их охранников. Заслышав звук летящего вертолёта, они заползали в кусты и лежали там, боясь пошевелиться, до тех пор, пока гул винтов не затихал вдали. Накопленные за три месяца пайки хлеба давно кончились. Эл пробовал есть ещё зеленую чернику, но вскоре почувствовал резь в животе. Боли мучили его два дня. Потом, скорее инстинктивно, чем руководствуясь знаниями, он пожевал листьев брусники и вскоре почувствовал себя лучше.

На побег Эла толкнуло отчаяние. Он уже отсидел пять лет, оставался всего год. Время от времени, то есть два раза в год, он получал из дома посылки и письма. Молли писала, что ждёт его. Старший сын устроился на работу на автозаправочную станцию и теперь ей было материально легче. Старый Там умер на второй год после ареста Эла от инфаркта. До этого он несколько раз присылал Молли небольшие суммы денег с припиской, что эти деньги собраны сослуживцами Эла. Приходил Сак и помог устроиться на работу Олгу. Младший Мак заканчивал школу.

За год до окончания срока письма стали бодрее и радостнее. Молли ждала его скорого возвращения. В одно из писем была вложена записка от его бывших товарищей. Они писали, что ждут Эла и что его место всегда за ним. Новый директор, как сообщали они, порядочный и отзывчивый человек, знает историю Эла и очень ему сочувствует. Пада, бывшего мэра города, который сыграл зловещую роль в его судьбе, уже нет. Куда он делся, толком никто не знает. Поговаривали, что ему грозил арест, но потом вроде бы перевели в другой город.

Все бы закончилось через год, если бы не начальник лагеря полковник Брюл. Брюл писал стихи и органически ненавидел интеллигентов. Когда-то он дважды пытался поступить в Литературный институт. И каждый раз проваливался на экзаменах. Потеряв надежду стать писателем, он поступил в школу милиции и прошёл путь от сержанта до полковника внутренних войск. Став начальником лагеря заключённых, полковник не потерял любви к поэзии. Время от времени в лагере в качестве культурно-массовых мероприятий проводились вечера художественной самодеятельности. На этих вечерах с чтением своих стихов выступал и Брюл. Такой вечер состоялся через неделю после прибытия Эла в место отбывания наказания. Его никто не предупредил о том, что во время чтения стихов нужно слушать с выражением восторга и напряжённого внимания на лице. Эл вообще не любил стихи, к тому же за день страшно устал, работая на лесосплаве. Незаметно для себя он заснул в самый разгар декламации. Полковник заметил его и запомнил.

Одной из страстей полковника, доставлявшей ему наслаждение, которое можно сравнить с наслаждением математика, решающего трудную задачу, была игра, которую он и его окружение шутливо назвали «Постой-погоди». Игра эта заключалась в том, что, выбрав очередную жертву, её различными доступными способами, а их было немало, подводили к увеличению срока. Интереснее, конечно, сыграть такую шутку с заключённым, которому осталось сидеть в лагере год—два, а то и несколько месяцев.