Логово - Джеймс Херберт

Перед ним была широкая глубокая нора с крутым спуском, на дне которой он увидел множество извивающихся, покрытых черной шерстью зверей. Сначала он их не узнал, потому что в норе было темно, солнце еще не вышло из-за деревьев, но постепенно он стал различать отдельных зверей. Но и тут он еще не вполне удостоверился. Один зверь отделился от остальных. Его пасть была забита сухим мясом, и он стал карабкаться по спинам других подальше от середины ямы. Но в то мгновение, пока дыру еще не закрыли, викарию удалось заглянуть в гроб. Увидя белые кости, торчащие во все стороны, вылезающие из разодранной плоти, он упал на колени, и его вырвало желчью на копошащуюся массу внизу. Ему хотелось бежать от этого ужаса, но все его тело содрогалось в жестоких конвульсиях, и он не мог подняться и цеплялся за взрыхленную землю. Теперь он их узнал — это были гарпии его совести, которые явились мучить его, чтобы он знал: смерть не может быть священной, а тело может подвергнуться осквернению и после смерти.

Преподобный Мэттьюз не обратил внимания на других крыс, которые прятались в густой траве, за деревьями, за могилами и, не издавая ни звука, черными злыми глазами следили, как он вошел на церковный двор, как направился дальше по тропинке, и они окружали его ползком, не высовываясь из травы. Он не знал, что они все ближе и дрожь нетерпения сотрясает их тела. Прошли долгие секунды, пока он сообразил, что происходит, после того как первый зверь укусил его за лодыжку и принялся неторопливо и деловито терзать его плоть.

К тому времени, как он закричал и замахал руками, чтобы оттолкнуть крысу, было слишком поздно, ибо другие крысы уже бросились на него, рвали когтями и зубами его тело, потом повалили и сбросили в яму к своим собратьям, обрадовавшимся свежему теплому мясу и потокам живой крови.

В последнем усилии, внушенном ему ужасом и пересилившем боль, он сбросил крыс с ног и попытался выползти наружу, но длинные черные тела навалились на него и стали заталкивать обратно, а наверху его ждала точно такая же стая, может, еще больше числом. Он судорожно цеплялся за траву, и крысы без особых усилий откусывали ему палец за пальцем своими острыми как бритва зубами. И он соскользнул обратно, попал ногой в гроб, осел на останки старухи.

Одна из крыс спрыгнула за ним вниз, и несколько мгновений он смотрел в черные глаза и на розовый подвижный нос всего в нескольких дюймах от его лица. Крыса уселась на него, вцепилась в него когтями, потом рядом оказалась другая, вся яма заполнилась извивающимися дерущимися тварями, в чьем визге потонули его стоны. Он не понимал, почему так долго не умирает, ведь он уже чувствовал, как крысы поедают его внутренности, а одна, проложив себе дорогу под ребрами, пировала на его сердце. Почему он еще не умер? Боли не было. Или она была слишком сильной, и он перестал ее чувствовать? Почему он еще удивляется, задается вопросами, мучается сомнениями? Сейчас он обязательно узнает ответ. Однако никаких открытий не последовало. Он только знал, что его едят. Потом понял, что его тело умерло, и только его мысли еще живут, а потом...

Крыса ела его мозг, она засунула острую морду в череп и откусывала куски, которые больше не функционировали, больше не оставалось рецепторов, которые воспринимали бы импульсы, и они угасали сами собой.

Солнце, вставшее над деревьями, залило светом церковь, двор и кладбище, но ни одна птица не запела, приветствуя его. Лишь откуда-то из-под старого здания доносился тихий шорох. Но вскоре и он затих.

Глава 7

Пендер устал. Вместе с главным лесничим Денисоном они объездили сегодня утром весь Эппинг-форест, побывали на фермах, в частных домах и государственных учреждениях. Они искали следы, оставленные крысами, и расспрашивали местных жителей. Большинство имело дело с грызунами в разное время, но ничего серьезного обнаружить не удалось.

Лег он поздно, встал рано и, обдумывая результаты вчерашнего совещания в заповеднике, от разочарования чуть не прокусил нижнюю губу. Он знал, что Стивен Говард уже давно больше бизнесмен, чем ученый, но не понимал, до какой степени. Заведующий научной частью «Крысолова» терпеливо выслушивал разгоряченных спором Пендера и Уитни-Эванса и, не меняя выражения лица, время от времени кивал то одному, то другому, почти не высказывая собственного мнения. Очень скоро Пендер сообразил, что Говард ждет, как на все это будет реагировать Торнтон, и не желает выдавать свои мысли раньше личного секретаря. Ему уже приходилось наблюдать такое поведение Говарда на совещаниях в присутствии начальства, и оно всегда его забавляло, но сейчас речь шла о гораздо большем, чем личные амбиции, и Пендер выходил из себя от злости. То, что Уитни-Эванс и Торнтон все обсудили еще до совещания, стало очевидно, когда личный секретарь предложил не пороть горячку и запретил широкомасштабные операции до получения убедительных доказательств наличия в лесу черных крыс.

Стивен Говард тут же поддержал его, сказав, что, несомненно, нужны дополнительные доказательства, к тому же до сих пор черная крыса, если она вообще существует, была на редкость пассивна, так что можно с достаточной уверенностью предположить, что она такой и останется в ближайшие дни, которые потребуются для сбора информации. И нечего, мол, звонить в колокола раньше времени.

Дженни была в ярости. Ее отчет попросту проигнорировали, зато было развито ее же собственное предположение, что она видела нутрий, выходящих из пруда, и обращено против нее. Сидевший с ней рядом в библиотеке, занятой под совещание, Пендер схватил ее под столом за руку и попытался успокоить, зная, что она совершенно впустую изольет свои чувства на Уитни-Эванса, Торнтона и Говарда. Он тоже едва сдерживался от злости, но за долгие годы приучился контролировать себя и пользоваться ею с умом. Начал он свое выступление с опасности, которой чревато любое промедление. Потом в деталях восстановил картину лондонского Нашествия и напомнил присутствующим о допущенных тогда ошибках, о недооценке крыс, которая обошлась в сотни жизней, и неадекватных мерах, принимавшихся поначалу в борьбе с ними, и проигнорированных без всяких оснований предупреждениях. Возьмут ли господа на себя ответственность за новое нашествие?

Инспектор безопасности Эрик Дагдейл согласился с Пендером в том, что риск слишком велик. Главный лесничий Денисон пребывал в сомнении. Никто из его подчиненных не докладывал ни о каких чрезвычайных происшествиях в лесу, хотя он замечал в последнее время, что с ними творится что-то странное. К тому же он сам видел белого оленя, а это плохой знак, и он был очень расстроен. Торнтон и Говард открыто смеялись над ним, однако Уитни-Эванс прореагировал иначе. Уж он-то знал, что не стоит смеяться над местными легендами. Тем не менее ему тоже нужно было убедительное доказательство, прежде чем принять окончательное решение. Молчавший до этого Алекс Милтон с видимой неохотой согласился с ним. Торнтон кивнул. Говард подался вперед и с полной серьезностью проговорил десять минут, рассказывая собравшимся о предполагаемом плане действий, о том, как его команда под началом главного биолога Майкла Леманна и Пендера со всей тщательностью прочешет каждый квадратный дюйм леса, пока не удостоверится, что черной крысы нет и не бывало в Эппинг-форест. Но при малейшем подозрении, что крыса есть, если это подозрение окажется достаточно подтвержденным, кнопка тревоги будет нажата без всякого промедления. Все они понимают, сколь серьезна ситуация, но также понимают, что преждевременная эвакуация приведет к панике. Он поглядел на Торнтона в ожидании одобрения и получил его в последовавшей лекции личного секретаря о мерах осторожности.