Поверженные барьеры - Барбара Картланд

У нее было впечатление, что заключенный в нем мощный двигатель ведет его вперед к достижению идеалов. Она чувствовала, что в целеустремленности есть различие между молодым человеком и Норманом. Норман был тоже энергичен, но он был материалист, как говорят, реалист. От Гектора исходило какое-то неописуемое тепло, как от человека, который смотрит на звезды и видит ту единственную дорогу, по которой стоит идти вперед, потому что она ведет к звездам. Но у него ничего не было: ни положения, ни денег, только весьма проблематичное будущее.

— Я сумасшедшая, — сказала себе Карлотта, — сумасшедшая, но это сильнее меня.

Всю последнюю неделю, с тех пор как Гектор уехал, ей казалось, что из ее жизни ушло что-то единственно важное. Она приписывала это бессоннице, отказываясь смотреть правде в глаза. Но теперь она больше не могла спорить со своим сердцем. Ей хотелось снова видеть его, слышать его голос, чувствовать волнующую, неожиданную робость в его присутствии.

Он вернется в Лондон завтра. Она знала, что по этой причине она не позволила Норману сделать ей предложение, хотя эти слова дрожали на его губах.

— Что делать? — спросила она себя.

Опустившись в кресло перед туалетным столом, она закрыла лицо руками. Ей казалось, что она стоит на перекрестке жизни.

С одной стороны Норман, у которого деньги и положение, с другой Гектор, без копейки денег, единственная ценность которого — уверенность в себе.

— Я дура, — сказала Карлотта.

Она упала лицом на кровать и заплакала. Она не плакала много лет, но волнение последних недель, страх, сомнение и беспокойство — все переполнило ее душу в момент откровенности с собой.

Проснувшись утром, она решила, что глупо беспокоиться и расстраиваться. Солнце светило в окна спальни, и она знала, что день будет великолепный, потому что Гектор вернется в Лондон.

Она ждала его звонка. Но утро проходило, а телефон молчал. Только когда она уже собралась выйти, чтобы ехать в Риц, прибежал мальчик и сказал, что ее вызывают. Вскрикнув, она подбежала к телефону.

— Слушаю, — сказала она, и ее голос дрожал от предвкушения радости.

— Я от сэра Нормана Мелтона, — сказал какой-то человек.

После паузы Карлотта ответила:

— Говорит мисс Ленковская.

— Сэр Норман просил передать, что очень сожалеет, но может опоздать к ланчу на несколько минут.

— Хорошо, скажите ему, что я подожду, — ответила Карлотта.

Она с треском положила трубку.

Карлотта была горько разочарована, но старалась найти Гектору извинения. «Вероятно, он задержался в больнице, — думала она. — Он позвонит мне сегодня днем или перед тем, как я пойду в театр. Он узнает, что я хочу видеть его. Он должен это знать».

Магда уже заканчивала ланч.

— Я завтракаю с Норманом, — сказала Карлотта, натягивая длинные черные перчатки.

— Где?

— В «Рице», дорогая.

Магда взглянула на нее понимающими глазами.

— Ты бледна. Чем-то расстроена?

Карлотта покачала головой.

— Ничем, — ответила она. — Видимо, оттого что поздно ложусь спать, не раньше двух.

— Это Гектор звонил? — как бы между прочим спросила Магда.

При этом неожиданном вопросе Карлотта почувствовала, как кровь прилила к ее щекам. Она отвернулась, но Магда успела увидеть вспыхнувший румянец.

— Нет, — сказала Карлотта. — Разве он вернулся?

Магда не ответила. Она только посмотрела на свою приемную дочь и, пожав плечами, снова принялась за еду. Когда Карлотта ушла, она медленно пошла в комнату Леолии Пейн и, сидя у ее постели, потому что Леолия простудилась, почти час говорила с ней.

Карлотта была раздражена разговором с Магдой. Она хотела сохранить в тайне свою любовь к Гектору. «Но я должна была знать, что Магда все поймет», — говорила она себе. Впервые в жизни она пыталась что-то скрыть от старой женщины, до этого случая они всегда обсуждали мужчин, которые влюблялись в нее.

Хотя Карлотта и не осознавала, но именно Магда защищала ее гораздо больше, чем это сделала бы постоянная компаньонка. Магда, с ее пониманием людей, с ее даром определять истинную их ценность, как бы искусно они ни скрывали свои недостатки, руководила Карлоттой, защищая ее от ложных впечатлений и охраняя от ненужных привязанностей.

Но этот секрет, страстно говорила себе Карлотта, она не разделит ни с кем, пока Гектор не признался ей в любви.

Ей никогда не приходило в голову, что он может не полюбить ее. Она была уверена, что только его робость и неопытность в отношениях с женщинами помешала тому, чтобы восхищение, которое она читала в его глазах, переросло в более глубокое и нежное чувство. Она тихо смеялась, когда он отворачивался, а ему нужно было только протянуть руки, и она очутилась бы в его объятиях.

«Я хочу его», — говорила она себе, однако никакого определенного плана у нее еще не было. Она знала только, что незнакомое чувство, волнующее ее, заставляло ее желать Гектора так, как она никогда никого не желала. Любовь для Карлотты всегда была чем-то таким, что другие люди чувствовали по отношению к ней. В ней рождался отклик, и она была не прочь, чтобы ее обожали; она всегда получала, ничего не давая взамен. Но теперь светлое чувство открыло ей огромный мир. Ей хотелось передать свое счастье другим, наградить их своей радостью.

Приехав в «Риц», она была довольна, что Нормана еще нет. Она сидела в одном из красных плюшевых кресел и наблюдала за фешенебельной толпой, проходящей мимо.

Оркестр исполнял нежный, сентиментальный вальс. Карлотте казалось, что она на сцене. Все было так роскошно, так нереально в этой утонченной жизни светского общества, в жизни, к которой она едва прикоснулась. «Этот мир может быть моим, если я выйду замуж за Нормана». Эта мысль не исчезала, она мучила ее. Она могла бы приходить сюда, как «леди Мелтон», и известные люди, которые проходят мимо, не удостоив ее взглядом, окружали бы ее. Настоящий жемчуг обвивал бы ее шею, на запястьях блестели бы бриллианты, а после ланча роллс-ройс увозил бы ее.

— Мне не придется работать, я буду что-то представлять собой для других, — шептала себе Карлотта. Ей казалось, что она размышляет перед соблазнительной витриной магазина.

Увидев, как Норман вошел, отдал шляпу и трость лакею в ливрее и поискал ее глазами в переполненном фойе, она помахала рукой.

— Простите меня за опоздание, — сказал он, подойдя.

Карлотта тотчас же поняла, что он расстроен. Рот был непреклонно сжат, а глаза, как сталь. Он не предложил Карлотте коктейль.

— Войдем? — коротко спросил он.

Удивленная, но не возражая, она пошла к ресторану. Стол, приготовленный для Нормана, был у окна, и услужливые официанты провели их туда. Они заказали ланч.