Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья - Дэвид Лэнг

Влияние металлургии на ускорение дальних контактов между регионами, которые, если бы не нужда в металле, оставались бы разобщенными, стало понятным уже давно. Камень и лес вполне доступны в районах поселений на Ближнем Востоке, за исключением аллювиальных египетских и месопотамских равнин. Их отсутствие в Месопотамии, как и нехватка металла, было интерпретировано, согласно общей теории «вызова и ответа» Арнольда Тойнби, как стимул к бурному развитию промышленности и торговли Шумера. Достижения шумеров, ставших пионерами в обработке меди и бронзы, нельзя недооценивать. Кузнецы Центральной Европы и Балкан едва ли смогли достичь высокого уровня мастерства совершенно независимо от шумеров. Но первенство шумеров оказалось недолговечным. Очень скоро у них появились достойные соперники – кузнецы Европы[144].

Ранняя закавказская культурная зона, хотя и находилась географически на Ближнем Востоке, была отделена только высокими, но узкими Кавказскими горами от северных степей, где уже ничто не могло помешать торговцам добраться до центральноевропейских металлургических центров. Таким образом, Грузия и соседние с ней регионы, возможно, были открыты для влияния как из Европы, так и с Ближнего Востока. Закавказье могло быть не столько самобытным центром, сколько регионом, куда металлообработка прибыла с двух различных направлений. Хотя она и присутствовала здесь в небольшом объеме раньше, затем укоренилась и в конце 3-го тыс. до н. э. начала быстро развиваться по своим характерным направлениям, больше не завися от идей извне. Это предположение опровергает пример ранней обработки бронзы в Мецаморе. Бесспорно, богатство Кавказа медью, оловом, сурьмой и другими металлами сыграло решающую роль в истории металлургии. Мецамор продемонстрировал, что, как и раньше в Европе, когда прибыли иностранные купцы в поисках источников металлов, везя с собой медь и позднее изделия из бронзы, прошло совсем мало времени, прежде чем начала бурно развиваться местная промышленность. Существующие свидетельства, действительно указывающие на Армению как старейший в Закавказье центр металлургии, подчеркивают также ближневосточное влияние. Будущие открытия, конечно, могут выявить аналогичную древность грузинской металлургии, но, скорее всего, они покажут, что только после того, как в периоде III сошлись ближневосточное влияние (шумерское) и западное (трансильванское или словацкое), начался быстрый прогресс и диверсификация в отрасли, проявившаяся в Сачхере и Тетри-Цкаро. Воздействие, которое в этом плане оказал Алака-Хююк на Майкоп, еще раз подтверждает тот факт, что Анатолия сыграла особую роль в процессе основания в конце 3-го тыс. до н. э. кавказской металлургии. Примером анатолийского влияния может служить один из найденных археологами наконечник копья с согнутым зубцом: вероятно, он «прошел» через Черное море на Кубань или выбрал кружной путь – через низовья Дуная и север понтийских степей.

Мастерство представителей ранней закавказской культуры проявилось как традиционным, так и новаторским образом в целом ряде каменных артефактов – от массивных жерновов, пестиков и ступок, обычных орудий ранних фермеров, до самых разнообразных камней, которые использовались для изготовления украшений. Из металлического шлака делали бусы. Для этой же цели использовали карнелиан, горный хрусталь и местный агат. Яшму тоже упоминают в связи с захоронениями в Шенгавите. В Тетри-Цкаро найдены обсидиановые наконечники для стрел, что весьма неожиданно в то время, когда быстро развивалась металлургия. В Гарни в одном доме ученые обнаружили около 170 обсидиановых предметов. Возможно, это был магазин. Обсидиановые артефакты также нашли в Джераховиде. В Армении обсидиана много, в том числе на горе Арагац. Среди подобных предметов много наконечников для стрел разных форм, а также грубо обработанных скребков. Из камня делали булавы и разные виды топоров. Шенгавит и Кюль-Тепе являются кладезями внушительного набора каменных артефактов этой культуры. Менее разнообразные предметы представлены в Квачхелеби и Яник-Тепе. Местный кремень и другие плотные кремнистые породы использовались для серпов.

Из кости по большей части изготавливали маленькие шила и буравы. Небольшие полусферические части, отделенные от сочлененных концов костей конечностей и потом тщательно обработанные, вероятно, использовались как пряслица. Они встречаются в Каракёпек-Тепе и Яник-Тепе. Костяные молотки из Яник-Тепе, возможно, применяли для выделки шкур.

Другие ремесла также оставили свой след в поселениях ранней закавказской культуры. Каменные пряслица, обожженная глина и кость, текстильные узоры на керамике – все это найдено во время проведения многочисленных раскопок, в том числе в Яник-Тепе и Квачхелеби, причем в последнем также обнаружены фрагменты полотна, что указывает на выращивание в этой местности льна. Вообще-то говоря, пряслице – обычная вещь на раскопках древних поселений по всему Ближнему Востоку, как правило выполненная из керамики и имеющая форму миниатюрного колеса.

Функция этих маленьких колес не вполне ясна: из-за их двусторонних ступиц создается впечатление, что они являются частями моделей тележек. Подобные тележки известны из большого числа раскопанных поселений в ранней закавказской культурной зоне или рядом с ней, причем более широкое распространение получили диски со ступицами. Их находили в Грузии, Армении, Нахичевани, Азербайджане и Восточной Анатолии[145]. Ранние ближневосточные модели тележек вместе с более поздними экземплярами из Минге-чаура (Азербайджан, конец 2-го тыс. до н. э.) и из Керчи в скифском контексте, судя по описаниям, имеют керамические колеса того же размера и формы, как и в поселениях ранней закавказской культуры. Однако в Яник-Тепе присутствуют вариации в размере дисков. Деревянные колеса, отделенные от тележек, часто закапывались в курганах. Прекрасный пример – один из трехбратных курганов, расположенных в степи к востоку от нижнего течения Кубани, где были найдены колеса от трех телег[146]. Моделей тележек много в Трансильвании и Венгрии, хотя некоторые из них соответствуют времени создания трехбратных курганов и периоду III ранней закавказской культуры, но большую часть Пигготт датировал 1500 г. до н. э.[147] Однако само количество дисков свидетельствует против их трактовки как частей моделей тележек или повозок. Да и нельзя, как в Яник-Тепе, обойти вниманием тот факт, что они не встречаются парами. Представляется маловероятным, чтобы древние люди уделяли так много времени изготовлению игрушек. Видимо, если некоторые из дисков действительно являлись частями моделей, то другие использовались как пряслица.

Подобные транспортные средства были не более чем тяжелыми подводами для использования в поле. На это указывают фигурки быков с ярмом, которые встречаются при раскопках, например, в Кюль-Тепе (Эчмиадзин). В этих тяжеловесных транспортных средствах нет ничего от быстроходной конной колесницы – мобильного военного оружия. Параллель можно провести только с деревянными телегами Анатолийского плато со скрипящими деревянными колесами и осями. Для колесниц нужны лошади, но они, похоже, еще не были одомашнены для использования для верховой езды и в качестве тягловой силы. Лошадиные кости встречаются при раскопках поселений ранней закавказской культуры, но их могли держать только для мяса и молока[148]. К концу же 3-го тыс. до н. э. лошадь уже определенно начали одомашнивать на Кавказе. Так, лошадь Пржевальского – разновидность степного пони видим на серебряном сосуде из Майкопского кургана[149]. Кости степной лошади встречаются в поселениях 3-го тыс. до н. э. на юге русских степей. Но полное одомашнивание лошади, вероятнее всего, имело место как одна из кардинальных перемен в конце ранней закавказской культуры.

Отметим, что советские археологи уделяли много внимания не только анализу металлических артефактов, но также классификации костей животных из многочисленных мест раскопок. На основании этого они составили общую теорию образа жизни людей в 3-м тыс. до н. э. и изменений в моделях поселений. Они также попытались трактовать косвенные свидетельства, касающиеся религии. Ведь имеется достаточно свидетельств для понимания погребальных обычаев по крайней мере части древних людей, населявших эту обширную культурную зону.

О. М. Джапаридзе, Т. Н. Чубинишвили и Б. Пиотровский представили собственные объяснения изменению соотношения костей крупного рогатого скота, овец и коз. Ранние поселения, существовавшие до подъема ранней закавказской культуры, были в основном расположены на равнинах и зависели в первую очередь от земледелия. Так было и в начале 3-го тыс. до н. э., но потом начались перемены. В ранних поселениях в целом преобладал крупный рогатый скот. В Кулбакеби его было около 80 % от общего количества, а овец и коз – только 16 %. Но проведенные в 1927–1928 гг. раскопки поселения Элар показали преобладание костей овец и коз относительно других животных. Тому возможно следующее объяснение: рост населения на равнинах привел к активному освоению горных районов. Там началась вырубка лесов, создавались горные пастбища, более подходящие для овец и коз, чем для крупного рогатого скота. Исчезновение лесов, в свою очередь, могло привести к некоторым климатическим изменениям в виде уменьшения количества осадков, и маленькие расположенные недалеко друг от друга равнинные деревни начали стремительно нищать. Жители, особенно в Грузии, покидали их и уходили в горы, где осадков было больше. Особое значение в хозяйстве приобрел сезонный перегон скота, что подтверждают остатки летних стоянок, найденные на осетинских горных пастбищах, располагавшихся в регионе, через который проходили пути из Грузии на север через Главный Кавказский хребет. Здесь в гроте Шау-Легет, находящемся на высоте 1500 м над уровнем моря, найдены жернова, керамика и подставка для горшков из обожженной глины. Вероятно, их спрятали в конце одного из летних сезонов, но больше не воспользовались[150]. Тесная деревня на холме в центре долины перестала быть типичным местом обитания человека. Хотя археологи находят много свидетельств, демонстрирующих непрерывность занятости жителей поселений (например, армянская деревня Харидж, недалеко от Артика) и промышленных «городов» (Мецамор), тем не менее в целом данные всесторонних исследований поддерживают теорию перехода от пахотного земледелия к скотоводству. Многочисленные фигурки животных, обнаруженные в процессе раскопок поселений ранней закавказской культуры, вполне могут не иметь никакого религиозного или ритуального значения и быть всего лишь игрушками. Но какова бы ни была цель тех, кто сделал эти фигурки, они показывают важность скотоводства в жизни людей. Непрерывность существования поселений во 2-м тыс. до н. э. очевидна не везде. В Восточной Анатолии число все еще занятых тогда поселений рассматриваемой культуры за пределами региона Малатья – Элязыг оказалось небольшим. И Яник-Тепе после окончания периода III той же культуры был покинут. Но присутствие нескольких, сильно поврежденных более поздними рвами и стенами культурных слоев, лежащими поверх лучше сохранившихся слоев этого периода, предполагает, что там эта культура существовала почти до середины 2-го тыс. до н. э. Население если не уменьшилось, то находилось в движении. И какими бы ни были вызвавшие его факторы, экономическими или политическими, перемены, несомненно, были. Самостоятельные деревенские сообщества оказались менее приспособлены к духу эпохи расширявшихся коммерческих контактов, которые в периоде III, как отмечалось выше, привели к прогрессу в металлургии. В целом объяснить наступавшие в хозяйстве преобразования можно только экономическими факторами (хотя их непосредственные причины и остаются неясными), а не миграцией или насильственными потрясениями, вызванными завоеваниями неких пришельцев.