Ворон и роза - Сьюзен Виггз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дэниел вздрогнул, но не от холода. Его окружали запахи сосны и старых камней. Он достиг массивной деревянной двери. Дэниел проверил замок и обнаружил, что тот заперт. Он помедлил, бросив украдкой взгляд в холл, а потом порылся в кармане и достал перочинный ножик. Его, в отличие от охотничьего ножа и лука со стрелами, отец Джулиан проглядел.
Хорошо отработанным движением Дэниел засунул лезвие в замочную скважину. Замок поддался с тихим щелчком. Стараясь не шуметь, он зашел внутрь кабинета. Заперев за собой дверь, Дэниел внимательно огляделся. Весь кабинет отчетливо просматривался в потоке лунного света, льющегося через окно. Он облегченно вздохнул. Ему не нужно будет зажигать принесенную с собой свечу.
Комната была просторной и такой же аккуратной, как и сам отец Джулиан. Массивный сосновый письменный стол с запертыми ящиками занимал главное место. С одной стороны стоял высокий шкаф, а с другой, под распятием, скамеечка для молитвы.
В коридоре послышались шаги. Дэниел застыл, устремив взгляд на дверь. Под ней появился свет. Он метнулся в тень у шкафа и прижался к стене. Дэниел услышал металлический щелчок, когда кто-то нажал на замок. В тишине он слышал, как бьется его сердце. Рука сжимала рукоятку ножа.
Шаги удалились. Дэниел подождал, пока уймется бьющая тело дрожь, и открыл шкаф. Внутри висела церковная одежда настоятеля, пропахшая ладаном. Этот запах так отчетливо напомнил ночное нападение на него, что Дэниел почувствовал, как волосы встали дыбом.
Он отодвинул одежду и обнаружил свой охотничий нож, лук и стрелы. Не было смысла забирать их сейчас. Исчезновение оружия только поднимет переполох и усилит подозрение к нему.
Дэниел бесшумно подошел к письменному столу. Замки на больших ящиках открылись быстро благодаря ножу. Он торопливо просмотрел административные бумаги и личные письма, бухгалтерскую и инвентарную книги. Холодными, как лед руками Дэниел изучил содержимое каждого ящика. Задвигая последний, он почувствовал, как от резкого движения что-то переместилось внутри пустого ящика. Значит, там есть двойное дно.
Подсунув нож под край, Дэниел приподнял тонкую фанеру и обнаружил толстый фолиант из пахнущего плесенью пергамента. Он поднес его к окну и повернул к свету. На нем ровным почерком отца Джулиана было — написано единственное слово: «Лорелея».
Пальцы мужчины конвульсивно сжали фолиант. Он открыл первую страницу и сразу же понял, что обнаружил более чем официальный документ. Это была хроника жизни Лорелеи.
Первым он увидел детский рисунок, изображающий собаку с огромной лохматой головой и тонкими, как палки, лапами. Под ним лежал другой рисунок, уже гораздо лучше первого, сделанный, вероятно, через год или два. На нем тоже была нарисована собака. Рядом был изображен человек в длинной черной мантии и шляпе с круглыми полями. Вдали нарисованы горы в виде перевернутых букв V. Под рисунком каракулями было старательно выведено: «С любовью — отцу Джулиану».
У Дэниела не было опыта общения с детьми. До настоящего момента он и понятия не имел, какой силой может обладать простое, искреннее объяснение ребенка в любви. Охваченный странным, шокирующим ощущением, он сидел, тупо уставившись на листок с рисунком. С трудом Дэниел превозмог свои чувства и пролистал остальные страницы. На них были зарисовки растений и лесных животных, сделанные маленькой рукой; переписанная из требника молитва; пара стихотворений. Он обнаружил записку, начертанную на клочке бумаги по-детски крупными буквами: «Простите меня. Я гуляла и заблудилась. Я никогда больше вас не покину, отец Джулиан».
Дэниел обнаружил зуб и локон каштановых волос, аккуратно завернутые в салфетку. Среди более поздних бумаг были наброски Аквинаса и Роджера Бейкона, записи, касающиеся швейцарской нации. Здесь Лорелея описывала округ, в котором люди веками ценили независимость больше жизни.
Боже. Что бы она подумала, если бы узнала, что жизнь Жана Мьюрона, который мог бы остановить грабящую руку Бонапарта, зависела от ее смерти, потому что только после ее смерти Жозефина освободит Мьюрона.
В душе Дэниела усиливалась боль, пока он рассматривал бумаги, говорящие о ее счастливом и спокойном прошлом. Он содрогнулся при мысли о том, что готовит ей будущее.
Последний листок из фолианта соскользнул на пол. Внутренне напрягшись, Дэниел подобрал его. Бумага пожелтела, а чернила выцвели.
— О Боже, — прошептал Дэниел, пытаясь прочитать написанное при тусклом лунном свете. Он обнаружил расписку: «Королевские сокровища, оценивающиеся на сумму в полмиллиона франков, сохраняются для одной Лорелеи де Клерк…» Она была подписана королем Франции Людовиком XVI. Два человека засвидетельствовали документ: аббатиса монастыря и Джулиан Дюран, теперешний настоятель приюта Святого Бернара.
Дэниел медленно убрал бумаги. Значит, вот оно что. Сокровища. Жадность. Наконец он нашел мотив, причину покровительства отца Джулиана.
Его мысли уже неслись вперед. Полмиллиона франков. Такое огромное состояние было бы трудно утаить. Вероятно, сокровища не в золоте. Наверное, бриллианты. У Марии-Антуанетты[10] их было столько, что некоторые она даже и не носила.
Несмотря на свои открытия, Дэниел не чувствовал удовлетворения. Отец Джулиан и все остальные обитатели приюта жили в бедности. Он не увидел здесь даже намека на богатство. А настоятель заботливо и бережно хранил записи и неожиданные сувениры. Он очень сильно любил Лорелею.
Но Дэниел не был этим удивлен. Только человек с железным сердцем мог противостоять ее ясноглазой невинности, ее безмятежному очарованию, удивительной смышлености.
Но, слава Богу, у Дэниела Северина было железное сердце.
Сложив все бумаги на место, он принялся рассматривать толстую тетрадь, переплетенную в телячью кожу и заполненную почерком отца Джулиана. Дэниел нашел список всех посетителей приюта за последние два года. Дрожащими руками он листал страницы с записями о прошлогоднем лете и изучил посетителей приюта после вспышки тифа. От одной записи, сделанной десятого августа, у него застыла в жилах кровь.
«Неопознанный человек утонул в озере приюта Святого Бернара». «Упокой, господи, его душу», — подписал отец Джулиан рядом.
Дэниел спрятал следы своего пребывания и выскользнул из кабинета. Быстро, насколько позволяло его пылающее от боли колено, он поспешил через двор приюта к мрачному, приземистому строению из необработанного камня.
Строение находилось на восточном берегу озера в тени нависших над ним скал. Дэниел распахнул скрипучую дверь и вошел внутрь. В незастекленные окна не могли пробраться ни волки, ни медведи, но сквозь них со свистом прорывался ледяной ветер.