Мадонна в меховом манто - Сабахаттин Али

- Я сейчас вернусь, - сказала она и, покачиваясь, ушла.

Несмотря на все уговоры, пил я не так уж много и. был только слегка навеселе. Но голова моя раскалывалась от боли. Прошло минут пятнадцать, а Марии все не было. Обеспокоенный - уж не стало ли ей плохо - я принялся искать ее. Около туалетных комнат толпилось много женщин - кто расправлял платье, кто подкрашивал губы перед зеркалом. Марии тут не было. Не было ее и среди женщин, сидевших на расставленных вдоль стен диванах. Беспокойство мое усилилось. Задевая стоявших и сидевших людей, я обежал все залы. Перепрыгивая через несколько ступенек, спустился в вестибюль. И здесь я не нашел Марии.

И вдруг сквозь затуманенное стекло парадной двери я увидел на улице белеющую фигуру. Я выскочил через турникет наружу - и невольно вскрикнул. Обхватив голову руками, Мария стояла у дерева. На ней не было ничего, кроме тонкого шерстяного платья. На ее волосы и лицо медленно падали снежинки. Услышав мой голос, она обернулась и с улыбкой спросила:

- Где ты пропадал?

- Это у тебя надо спросить, где ты пропадала? Что ты здесь делаешь? - закричал я.

- Тсс! - остановила она меня, приложив палец к губам. - Я вышла глотнуть свежего воздуха и немножко охладиться.

Я чуть не насильно втолкнул ее в холл и усадил на стул. Потом поднялся наверх, рассчитался с официантом. Надел свое пальто и помог ей одеться. Мы вышли на улицу и зашагали по снегу. Она старалась идти как можно быстрее, крепко уцепившись за мою руку. По дороге нам то и дело попадались захмелевшие парочки и веселые шумные компании. Многие женщины были одеты слишком легко - словно праздник не зимний, а весенний. Все были оживлены, громко смеялись, шутили, пели песни.

Пробираясь сквозь толпы веселых прохожих, Мария все ускоряла шаг, я еле поспевал за ней. По дороге кто-то пытался с ней заговорить, кто-то даже лез целоваться, но она отделывалась от всех, пренебрежительно улыбаясь, - и снова спешила вперед. Я убедился, что она вовсе не так пьяна, как я думал.

Когда мы наконец свернули в тихий переулок, она сразу же замедлила шаг.

- Ну как? Доволен ты сегодняшним вечером? - спросила она. - Надеюсь, хорошо повеселился? Я уже давно так не веселилась… Очень давно…

Она громко рассмеялась - и вдруг закашлялась. Кашель был очень сильный, все ее тело сотрясалось, но она не выпускала моей руки.

- Что с тобой? - испуганно спросил я, когда кашель на миг прекратился. - Вот видишь, простудилась!

- Ох! - опять расхохоталась она. - Как я сегодня веселилась! Как веселилась!

Опасаясь, как бы этот смех не перешел в истерику, я спешил довести ее до дому.

Шаг ее становился все менее и менее уверенным. Силы явно ее оставляли. Я же, напротив, на морозном воздухе быстро пришел в себя. Чтобы она не упала, мне пришлось обнять ее за талию. В одном месте, переходя улицу, мы поскользнулись и чуть не грохнулись на снег. Мария что-то тихо бормотала себе под нос. Сначала я подумал было, что она напевает песенку. Но, прислушавшись, я понял, что она разговаривает со мной.

- Да, такая уж я есть, - твердила она. - Раиф! Милый мой Раиф… такая уж я есть… Ведь я предупреждала… У меня день на день не приходится… Ты только не расстраивайся… Огорчаться никогда не стоит. Ты у меня очень хороший!.. Очень, очень хороший!

Вдруг она всхлипнула и, уже плача, продолжала шептать:

- Только не расстраивайся!..

Через полчаса мы наконец добрели до ее дома. Около подъезда она остановилась.

- Где твои ключи? - спросил я слегка раздраженным тоном.

- Не сердись, Раиф… Не сердись на меня!.. Наверное, в кармане.

Она достала связку из трех ключей. Я открыл парадную дверь и попытался втащить ее наверх, но она ускользнула от меня и бросилась бежать по лестнице.

- Смотри - упадешь!

- Не бойся! - ответила она, тяжело дыша. - Я сама поднимусь.

Ключи были у меня, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. На одной из верхних площадок в темноте я услышал ее голос.

- Я здесь… Открой эту дверь…

Кое-как мне удалось отпереть дверь. Мы вошли вместе. Она зажгла свет. Обведя быстрым взглядом комнату, я увидел старую, но в хорошем еще состоянии мебель и резную дубовую кровать.

Скинув с себя манто и бросив его на диван, она показала мне на стул:

- Садись!

Сама она присела на край кровати. Быстро сняла туфли, чулки, стянула через голову платье и, бросив его на стул, нырнула под одеяло.

Я встал со стула и молча протянул ей руку. Она посмотрела на меня как-то странно, будто увидела впервые, и пьяно улыбнулась. Я потупился. Когда я решился наконец снова взглянуть на нее, то увидел, что она лежит, вытянувшись, в странном беспокойстве мигая глазами. Из-под белого покрывала выглядывали плечо и рука, такие же бледные, как и лицо. Левым локтем она опиралась о подушку.

- Ты совсем замерзнешь! - сказал я.

Она с силой потянула меня за руку и усадила рядом. Потом придвинулась ко мне, прижалась лицом к моим рукам и сбивчиво заговорила:

- Ах, Раиф!.. Выходит, и ты можешь быть суровым?.. Что ж, ты прав… Что поделаешь? Если бы ты знал… Если б только знал… Не правда ли, мы сегодня неплохо повеселились?.. Нет, нет, не убирай руки!.. Я тебя таким никогда еще не видела…

Я отодвинулся от нее. Она, поджав колени, села со мной рядом.

- Посмотри на меня, Раиф!.. То, что ты обо мне думаешь, - неверно. Я это тебе докажу. И не только тебе, но и самой себе. Ну отчего ты такой мрачный? Ты мне не веришь? Все еще во мне сомневаешься?

Она закрыла глаза. Я видел, что она усиленно старается собраться с мыслями. Заметив, что по ее оголенным плечам пробежала дрожь, я прикрыл ее одеялом и, чтобы оно не сползло, прижал его рукой.

Она открыла глаза.

- Да, я такая… - снова произнесла она с растерянной улыбкой. - И ты тоже смеешься надо мной… я…

Ее распущенные волосы ниспадали на лоб. Большие густые ресницы отбрасывали тень на переносицу, нижняя губа слегка подрагивала. Лицо ее в этот миг было красивее, чем на автопортрете, красивее, чем лицо мадонны. Я крепко прижал к себе Марию и почувствовал, как трепещет ее тело.

- Да… Да… Я тебя люблю… - шептала она. - Очень люблю… Очень и очень… Ты удивлен… Почему? Иначе и не могло быть… Я же вижу, как сильно ты меня любишь… Не сомневайся, что и я люблю тебя так же сильно. - Она прижалась ко мне и покрыла все мое лицо обжигающими поцелуями…

Проснувшись на следующее утро, я услышал спокойное и ровное дыхание. Мария спала ко мне спиной, подложив руку под голову. Волосы ее разметались по белой подушке. Окаймленные нежным пушком губы были чуть-чуть приоткрыты. Ноздри слегка раздувались, воздух шевелил упавшие пряди волос.

Я откинулся головой на подушку и, уставясь взглядом в потолок, с волнением и даже страхом стал ожидать ее пробуждения. Как она на меня посмотрит, когда откроет глаза? Что скажет? Казалось, в душе моей должно было воцариться спокойствие и уверенность. Ничего подобного! Я весь трепетал, как подсудимый в ожидании приговора. Почему - я и сам не знал. Ведь мне нечего было уже ждать. Нечего желать. Я достиг предела своих желаний.

Я ощущал в себе странную пустоту. Чего же мне не хватает? На этот вопрос я не мог ответить. Человек выходит из дому с таким ощущением, будто он что-то забыл, но что именно, он никак не может вспомнить. Он не возвращается, нехотя продолжает путь, но в душе у него какое-то неясное беспокойство, тревога. Такое же приблизительно чувство владело и мною.

Вдруг я перестал слышать мерное дыхание Марии. Я тихонько приподнял голову. Она лежала не шевелясь, не сделав даже движения, чтобы откинуть упавшие на лицо волосы. И хотя она не могла не чувствовать на себе мой пристальный взгляд, она, не моргая, смотрела в одну точку. Я понял, что она давно не спит, и моя тревога переросла в страх, железным обручем сдавивший сердце. «Но, может быть, мои плохие предчуЕствия не имеют никакого основания? И я только зря омрачаю самый светлый день своей жизни?» - подумал я, и эта мысль усугубила мою тоску.

- Вы уже проснулись? - спросила она, не поворачивая головы.

- Да… А вы давно проснулись?

- Нет, только что…

Я встрепенулся. Для моего слуха давно не было музыки отраднее, чем звук ее голоса. Вот и сейчас, показалось мне в первый миг, он пришел мне на помощь, как верный друг. Но почему она обратилась ко мне на «вы»? В последнее время мы говорили друг другу то «ты», то «вы». Но так обращаться ко мне после того, что произошло? Может быть, она еще дремлет?

Повернувшись ко мне, она неожиданно улыбнулась. Но не обычной своей дружеской, открытой улыбкой, а скорее улыбкой, которой одаряла посетителей «Атлантика» .

- Ты встаешь? - спросила она.

- Встаю!.. А ты?

- Не знаю… Я что-то неважно себя чувствую. Все тело ломит. Может быть, я слишком много выпила? И спина что-то болит…

- Наверно, ты простудилась вчера… Выскочила на улицу в одном платье.