Темная сторона дороги - Олег Кожин

Глеб зажмурился.

Нина, Вика, Оля.

— Тогда бери ее, — произнес он, не открывая глаз. — Я… не могу отдать тебе всех нас. Не могу. Нет.

— Хорошо, — отозвался голос, в котором каркали вороны, рыдали дети, ломались сухие ветки и трещало пламя. — Ты всегда так отвечаешь. Ничего не меняется. Значит, до другого раза.

— Какого другого раза? — спросил Глеб, все еще с закрытыми глазами, все еще не понимая.

— До того времени, — ответило Лихо негромко и ласково, обращаясь к нему, словно к старому, доброму другу, — когда снова наступит пора платить. Платить за то, что вы четверо до сих пор живы, хотя давно утратили на это право. До следующего твоего случайного попутчика. До новой встречи здесь, на мосту.

Тогда Глеб понял и открыл глаза, но не успел уже ничего сказать или сделать. Успел увидеть только, как женщина в изодранном белом платье склоняется над его машиной, откидывает волосы с лица — и вглядывается в сидящую внутри девушку левым глазом. Света закричала.

И в хор криков, звучавших в голосе Лихо, вплелся еще один.

Глеб упал на колени, крича вместе с ними, и продолжал кричать, пока из всех голосов не остался лишь его.

Потом он встал. Огляделся, пытаясь вспомнить, для чего остановился здесь, на старом мосту через овраг, по дну которого сквозь ивовые заросли с трудом пробивался ручей, бывший когда-то рекой.

Поднял с земли телефон: когда тот успел выпасть, Глеб не заметил.

Ему пора было ехать домой, он и так всю субботу провел на даче, в компании с мышами и старыми журналами.

Нина с девочками его заждались.

Глеб сел в машину. Поправил сбившееся зеркало, пристегнул ремень. Завел мотор и двинулся по проселочной дороге.

Он ехал очень аккуратно. Медленно. Осторожно.

Как всегда.

Александр Подольский

Мешок без подарков

© Александр Подольский, 2014

Великий Устюг — Коробейниково

Если долго вглядываться в Деда Мороза, Дед Мороз начнет вглядываться в тебя. У Ницше было чуть-чуть по-другому, но ему не доводилось оказаться в Великом Устюге перед самым Новым годом. Город наводняли седовласые бородачи всех мастей и возрастов, однако такого подозрительного за свою недолгую карьеру Снегурочки Кира еще не видела. Маленький и сморщенный, точно соленый огурец, в дырявой шубе наизнанку, вместо шапки — серебристый колтун, перетекающий в бороду из сомнительного реквизита. Страшилище росло из сугроба у обочины, а на вылепленном из грязного снега лице сверкали отблески лунного света. Даже в темноте чудилось, что невидимые глазки наблюдают за ползущими по дороге санями. Словно в ледяную корку был замурован бродяга, который вот-вот поднимет руку и попросит подвезти.

Санями управлял Марк, самый странный Дед Мороз из тех, что доставались Кире в напарники. Энергичный и веселый во время выступлений, любимец детей и лучший друг родителей, за порогом он превращался в угрюмого молчуна. Сгорбленный на своем сиденье, Марк больше походил на Харона в лодке с мертвецами, чем на волшебного старичка с полными санями подарков.

— Мне так-то за хорошее настроение не доплачивают, — жаловался он с утра, едва не подпалив накладную бороду сигаретой, — поэтому и веселюсь я в строго оговоренное время, после предоплаты.

Вот и сейчас он был отключен от внешнего мира. Гнал вперед болезного вида кобылу и мотал головой под звон многочисленных колокольчиков. Идея с санями и лошадью принадлежала начальству. Клиенты довольны, в городе встречают целыми дворами, заказов полно, значит, и цену поднять не грех. А то, что кому-то в этой повозке мерзнуть весь день, так это дело житейское, бывает. Зато платили очень прилично, особенно по меркам студентки велико-устюжского меда, которая только начинала самостоятельную жизнь.

Кира куталась в пледы и всматривалась в огоньки впереди. Новогодняя ночь выдалась безоблачной, спокойной. В ногах, как любимый кот, урчал переносной генератор, раскрашивая повозку во все цвета электрической радуги. Свет редких фонарей вдоль трассы выедал в темноте оранжевые треугольники, точно куличики из песка. За спиной в городе громыхали первые фейерверки. Машин практически не было.

Они проехали взятый в плен шеренгами елок участок дороги и миновали деревню Журавлево. Прямо по курсу лежал последний пункт назначения — Коробейниково. Последний, но самый важный, потому что этот визит Кира оплатила из своего кармана.

— Как мальчишку зовут? — спросил Марк.

— Коля. Ты только по стишкам его не гоняй долго, не любит он их. И не пей с отцом, а то тому лишь бы повод.

Марк хмыкнул.

— С тем не пей, с этим… Так и околеть недолго.

— Успеешь еще, десятый час только, — сказала Кира, проверяя мобильник. В общаге все сейчас шампанским год провожали, а ее от одного вида застолий выворачивало. За неделю насмотрелась на годы вперед.

— Ну-ну, — пробурчал Марк, и сани покатили к деревне.

Их встретили на улице большой компанией, но предложить Деду Морозу рюмку никто не догадался. Марк распрямил горб, расправил плечи и фирменным басом принялся расписывать свои приключения на пути сюда. Кира с улыбкой смотрела на довольного Кольку. Он носился по снегу, запрыгивал в сани, пытался читать стихи, прятался за взрослых, а потом выныривал в маске медвежонка, на которого и впрямь был похож в своей лохматой шубе, ушанке и рукавицах.

— Вот это Топтыгин! — воскликнул Дед Мороз. — Ну и егоза!

— А как зовут вашу лошадь? — поинтересовался Колька, мастер нескончаемых вопросов на любую тему. — А почему она одна? Должно же быть три!

Марк на секунду завис, а потом вспомнил про мешок.

— Давай-ка мы лучше посмотрим на подарочки!

Только пара цветастых коробок смогла угомонить Кольку, который собирался кормить лошадь конфетами. Пока брат раздирал упаковку прямо в санях и под чутким наблюдением Марка изучал игрушки, отец бубнил Кире на ухо. Рассказывал, как ходил за елкой и как сильно-сильно соскучился по своей доченьке любимой, Снегурочке-красавице. Хвастался другом, который обещал устроить на работу в очередной раз. Но Кире было неинтересно слушать заплетающийся язык, неинтересно смотреть на залитых по самые веки папиных гостей. Интересовал ее только снеговик у соседнего дома, схоронившийся в тени крыльца. Снеговик, сделанный под Деда Мороза. Шуба наизнанку, борода, грязный снег вместо лица — все то же самое, только у этого был посох в виде громадной сосульки.

— Ну а чего губы надула-то? Чего такого-то? — говорил отец, по-своему расценив молчание Киры. — Ну посидели. Ну выпили, да, выпили. Так ведь праздник, все как полагается ведь. Что ж нам, плакать тут, что ли?