Шаговая улица - Василий Логинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот я в кабинете, и на письменном столе стопки бумаг, и книги в шкафу пыльными корешками застыли в псевдобалетных позах, а в кресле сидит, чуть откинувшись, дед, и наконец-то без укрытия-сферы, но почему-то он во гневе.
Я не мог тогда понять, почему он ругается, а он сердится все сильнее и сильнее, и даже встает, и начинает ходить по скрипучему паркету, этот звук был для меня первым и единственным, услышанным во сне, из скрипа деревянных намастиченных половиц возник голос, он говорил, гневясь до хрипоты, волнами модулируя интонацию - САЛБЕРЙОНРОШ, салберйонрош, САЛБЕРЙОНРОШ, салберйонрош перерыв, а потом снова, но частыми затухающими бурунчиками салБЕРйонРОШсалБЕРйонРОШ - и вдруг исчезло все, только вязкий сироп пота покрыл мое тело, дрожали в судороге предплечья и голени, рождая двупастную боль, которая, перегруппировавшись и сконцентрировавшись, стальными стержнями навстречу друг другу двинулась по позвоночнику, проникла внутрь меж лопаток и, пронзив трепыхающееся сердце, вышла наружу из грудины, медленно вращением описывая конус, и вращение то завершилось моим криком, который я услышал словно издалека.
С тех пор ко мне возвращаются лишь остатки тех снов: собака в комнате, заваленной хламом, пытается вилять обрубком хвоста с неаккуратной кисточкой на конце, заглядывая мне в глаза.
И это суть полный и замкнутый цикл движения маятника - эсэлти дог ин кримсон глори энд тиэрс перманент...
Смеркается. Тени разбегаются в складках пододеяльника, ломаными узорами сходясь к подушке, узоры линиями образуют спирали, складывающиеся в водовороты, потом объединяются в один поток, превращаются в сверхконтрастные массивные, но плоские фигуры, нескончаемым потоком захватывают меня... и снова я вижу господ за полуденной трапезой, и снова... кланццц... скрип дерефян чэрз перешед в войс...
Часть 3
СМЫКАНИЕ ОМЕГИ
1
В огромном круглом зале без окон и дверей кипела работа. Гулким эхом от гладкой каменной стены отражались звуки ударов по железу.
В зале находилось нечто, сходное с металлическим яйцом в два человеческих роста, стоящим на остром конце. К гигантскому яйцу была прикреплена длинная ажурная штанга. Строго параллельно полу она тянулась в центр зала к мощному электрическому мотору, который словно присосался гигантским черным жуком к ее свободному концу.
Многочисленные работники в желтых одеждах суетливо вбивали костыли, обвязывали тяжелые стальные цепи, расплетали жгуты проводов, паяли и лудили. Во многих местах громадного зала периодически вспыхивали яркие белые огоньки, и змеились сизые дымки.
Сторонний наблюдатель мог бы разделить всех работающих в зале на две категории.
Одетые в цыпленочного цвета комбинезоны, неопределяемого пола, высокие, мохнатые золотистой шерстью, сухопарые существа с длинными руками о двух локтях и вытаращенными глазами, выполняли наиболее ответственные работы и составляли первую группу.
А во вторую входили низкорослые, вертлявые, чем-то напоминающие избалованных детей, большеголовые и большеротые, писклявые создания, чьи асфальтового цвета, лоснящиеся животы были сходны с переполненными жидкостью бурдюками, перевязанными внизу полоской грязно-желтой материи.
На долю большеротых приходились только подсобные работы, такие как перенос необходимых материалов, доставка инструментов, разметка мест для костылей и сверления отверстий, разжигание огня.
Издали вся картина очень напоминала копошение бессчетного количества только что вылупившихся черных головастиков (большеголовые работники) и дерганые перескоки желтых водомерок (двулоктевые создания) на весеннем пруду.
Тот же гипотетический наблюдатель, который, конечно же, никак не мог на самом деле присутствовать в сверхсекретном зале, отметил бы, что первое впечатление хаотичности и бессистемности происходящего абсолютно неверно.
Весь процесс был отлажен и четко организован.
Источником властной управляющей силы, пронизывающей все странное производство, был сударь-господин в чесучовом пальто, стоявший на сваренном из стальных листов и прутьев постаменте рядом с блестящим куполом желтоватого яйца. Перед собой он держал похожий на микрокалькулятор, увенчанный узким экраном, плоский прибор и зеленым с проседью, длинным ногтем аккуратно нажимал кнопки.
- Ваша Пуэрперальная Минус Шестая Позиция, старший лембой Катастрофный по вызову прибыл!
Один из одетых в комбинезоны рабочих поднялся по лесенке на постамент, остановился на почтительном расстоянии от сударя-господина и приложил к виску шестипалую кисть. При этом двулоктевая рука его образовала почти равностороннюю трапецию.
- Докладывай, Катастрофный, какова оперативная обстановка? - Начальник в чесучовом опустил прибор и внимательно посмотрел на лембоя.
- В настоящее время основные работы по монтажу Центрифуги выполнены. План-задание реализован на две трети. Осталось... - и Катастрофный принялся нудно перечислять замысловатые технологические операции.
- Та-ак. Медленно, значит, идет сборка. Говори, Катастрофный, как ускорить? - прервал его сударь-господин.
- Ваша Пуэрперальность, кикимор не хватает. Контингент полностью задействован, а новых поступлений нет. Лембоям самим за магнием приходится бегать. А материалец только на велотреке Сюповия и остался. Далеко, и время уходит.
Голос прораба дрожал.
- Ну, это не проблема. Согласно свежему донесению Глаз Босха, Радужный Валет покидает окрестности. Да и антикикиморная машинка теперь вот где! Ха-ха-ха! - Сударь-господин одной рукой потряс прибором, а другой похлопал по карману пальто.
- В начале следующей недели прибегут свеженькие кикиморы, тогда не зевай! И не забудь обыскать каждую! Обязательно задействуй Механического Пимена... Я точно знаю, что формула должна быть у одной из кикимор. Если, конечно, Радужный Валет не вмешался... Но, будем надеяться, и в этом случае Механический Пимен поможет... Говори, еще чего не хватает?
- Ваша Минус Шестая Позиция, магниевую сварочку бы на кислородную заменить, а? Она поэффективней будет, вот дело и побыстрей пойдет. - Видя, что начальник благодушествует, Катастрофный осмелел.
- Что-о-о? - Глава стройки вдруг так закричал, что ближайшие к собеседникам рабочие на секунду даже прервали свои занятия.
- Саботаж задумал? На закройку для омегаплана захотел? В галстуки? Э-ээ, нет, так легко не отделаешься! Я тебя сначала в минус первую позицию переставлю. В кикиморах скрипеть будешь! Ты у меня живо со своей минус третьей расстанешься! Первому дыхалку запечатаю, но разорваться не дам! А обратно в лембои, и тогда на закройку!
- Не губите, ваша Пуэрперальность! Я как лучше хотел, для ускорения всей работы! - бухнувшись на колени, захныкал лембой.
- Ишь чего удумал: магний-металл на кислород-газ менять! Дур-рак! Сударь-господин немного успокоился.
- Я ж тебе шестьсот шестьдесят шесть раз объяснял, что третьим условием нибелунгов, при наличии формулы и особого происхождения белокурой девушки с мушкой на левой щеке, является металл металлическое соединение Центрифуги. Никаких газов! Нибелунги всегда в сфере Металла обретались. Самый ответственный этап наступил, а ты, безмозглый, сорвать постройку мог кислород подсовываешь! Пшел вон!
Катастрофный быстро скатился по лестнице, чуть не задев внизу похожую на кокон с иллюминаторами капсулу, укрепленную рядом с постаментом, и растворился среди рабочих.
2
Странноватый дед, называвший себя Бобом Хайтом, докурил сигарету до фильтра, выкинул окурок и продолжил рассказ о директоре Имбецилия.
- Ага, ага. Он самый. Александр Соколов. Или, как многие его называют, Седой. Мы с ним вместе в либрии познакомились. Он редкое издание Сухомлинского тогда искал, а я так, все подряд просеивал. Ну и разговорились. Звездный знак у него оказался тот же... Близнецы... Душевный человек. Энциклопедист и подвижник. Кандидат военных наук, потомственный военный, сам в чине полковника логической службы, а всю жизнь на Шаговой посвятил убогим детям... - Боб Хайт докурил сигарету до фильтра и выкинул окурок.
Потом он откашлялся, закрывая рот рукой, и, пододвинувшись вплотную к Дезидерию и Громоздкому, полностью заслонил спиной рыбу Св. Христофора, сверкающую в Глазах Босха.
Дезидерий посмотрел назад, и ему показалось, что восковое ухо Св. Иеронима налилось розовым. Но цвет этот был какой-то неестественный, с противным ярко-малиновым отливом.
Дезидерий быстро зажмурил и открыл глаза: "Вроде все нормально. Наверное, оптический обман, игра люминесцентных ламп".
- Так вот, приходит на работу ко мне как-то поздним вечером Седой, продолжал пропитавшийся полынным запахом дед, - и начинает рассказывать про своих учеников, которых тогда всего-то с пяток было. Один из них... Как же его звали? То ли Акатов, то ли Акатышев... А может Нимфей Альба? Не помню... Ну, ладно. Ученик тот стихи написал. Про Ледовый Цеппелин. Что, мол, появится какой-то нехороший "пуэрперальный" человек, найдет и раскрутит этот самый Цеппелин наоборот, и тогда вся жизнь изменится. И, представляете, неполноценный слюнокап и в размер попал, и срифмовал! Соколов сначала долго восторгался, а потом мне стихи те прочитал. На улице ветрено и сыро, а в каптерке у меня электрическая плитка яркой спиралью тогда потрескивала. Уютно, сухо и тепло, больничной дезинфекцией только попахивает, но привыкаешь быстро, и глуховатый Соколовский голос: "когда Луна Земле мигает в вечернюю пору спросонья, света пунктиром зияет улица тихого счастья..." Романтика... Всего-то текста я, конечно, не помню, но еще такой отрывочек запал: "...тра-та-та, та-та, белый ветер дует в спину, тара-ра, та-та, бликом сверху рвется нож; он стоит предвечным клином, там-парам, в рамке ночи красный вздох, трам-та-там..." Саша читает по памяти, а у меня, как молния сверкнула в голове, и слова из найденного в либрии томика отчетливо перед глазами проступили: "Если догадливый человек выстрижет у кикиморы волосы на темени крестообразно, она навсегда остается ребенком и продолжает обычный рост дитяти. Непропорциональность форм, кривизна отдельных органов, косоглазие, немота, заикание, слюнотечение, скудная память и ум - вот неизбежные недостатки бывшей кикиморы, которая с возрастом совершенно забывает о своей давней жизни". Приметы-то, приметы! Ведь полностью совпадают с теми детьми, которыми Седой занимается. Я сразу же рассказывать, а он сначала, как и вы, не поверил. "Докажи, - говорит, - уважаемый Боб Хайт, свою рабочую гипотезу, что умственно отсталые дети - это бывшие кикиморы".