Сорняк - Андрей Буянов

Стада до холмов, что вдоль реки и на одном из которых посёлок и расположился, не дошли. Как никогда, собственно, и не доходили, километрах в пяти свернули в сторону и растянулись вдоль берега, чтобы перейти реку по широкому броду ниже по течению. Куда охотники на Большую охоту и собрались…

Собрались, кстати, по реке на лодках-долблёнках впечатляющих размеров, сделанных из больших расколотых пополам деревьев с выжженно-выдолбленной сердцевиной. В ширину каждая была сантиметров под восемьдесят, самая большая – где-то метр. В длину метров пять-шесть. И быть бы им неподъёмными, если бы не довольно тонкие стенки. Работа, судя по всему, не местных, по крайней мере – не этого поколения точно. Такие деревья в степи не растут, и это без вариантов. Тащить ствол таких размеров неизвестно откуда, чтобы выдолбить лодку… Мишка бы посмеялся над таким деятелем. А тутошние ребята отнюдь не дураки, и житейской мудрости им не занимать. Лодки точно делались не здесь. Возможно, их выменяли когда-то или ещё как заполучили, тем более что их древесина давно уже почернела от старости…

Койта некоторое время ещё говорил, потом громко хлопнул в ладоши и, взяв у Унги медный топор, протянул его Мише. Всё, ритуальная часть соблюдена. Теперь, на время отсутствия охотников, Мишка в посёлке его главный защитник. Он усмехнулся. Какая-то ирония сплошная, как будто бы он и так не бросился на его защиту в случае чего. Каким бы цивилизованным он ни был до этого даже там, на Земле, но дом и семья для него всегда оставались святыми. Миша был так воспитан и другого не понимал, не принимал и принимать не собирался. А здесь, в этом мире, его семьей стал этот род. Недавно, конечно, и, может быть, даже в какой-то степени случайно, но это в принципе ничего не меняло. Свою семью надо защищать в любом случае, и точка.

Повесив топор в петельку на поясе, Мишка коротко поклонился, давая тем самым знак согласия с оказанным ему доверием, и, легко поднявшись, пошёл обратно к себе. Охотники уйдут завтра, а сегодня весь вечер они будут пить ягодную брагу, плясать вокруг костра ритуальные танцы, и в этом Мишкино присутствие, как члена рода и полноценного взрослого мужчины-охотника – обязательно. А то, что он ввиду почётной должности защитника посёлка от Большой охоты «освобождён» – дело десятое. Раз мужчина – значит, воин и охотник, иначе никак. Порознь пока не бывает. Поэтому задуманное надо успеть сделать, пока светло, а зимний день не так уж и долог.

Миша вышел из селения, обошёл по холму на его наветренную сторону и спустился к крутому берегу реки. Здесь он остановился перед вычищенной им за последние три дня на осыпи площадкой с двумя грудами на ней, одна – камней, другая – глины. Вздохнул и принялся за работу.

Еще в первые дни жизни с саотами, это так род они между собой называют, он обратил внимание, что светлые от природы волосы их женщин на кончиках подкрашены. При дальнейших наблюдениях и активном общении, прежде всего с Туей, оказалось, что красятся также брови и ресницы. Считается это красивым и придает женщинам новизну в глазах мужей. Красятся также кожи, рукоятки орудий труда, стены домов и все остальное, что для этого подходит. Это, конечно, замечательно и придает жизни определенный колорит, например, как выкрашенная в коричнево-красный цвет рукоять Мишкиного топора. Но дело даже не в этом…

Самое главное – это краски. Краски – это было своего рода ноу-хау рода Пегой лисицы. Их, наряду с другими товарами, возили на обмен в начале зимы и начале лета на Большой, опять же, торг. Где выменивали необходимые для саотов вещи у других родов, например, медные ножи и топоры (если повезёт), те же большие горшки, северные меха, чёрный камень (обсидиан), другие камни и прочее необходимое для жизни, что по какой-то причине не получается сделать своими силами. Так вот, краски довольно хорошо распространены в роде и ими активно пользуются в повседневной жизни. Рукоятку там орудия покрасить, типа как у Мишкиного топора, придать новый цвет куску шкуры, кожи или даже меха. Опять же волосы с бровями подкрасить…

Большинство красителей, как показала ему Туя, делаются из различных травок и ягод типа черники, часть из речных ракушек, но для некоторых используются также и минералы. Вот одна из минеральных красок, которой Туя любила подкрашивать в красноватый цвет кончики волос, Мишку крайне и заинтересовала. А когда жена показала ему, как её делает, то интерес перешёл в стойкую уверенность. Охра! Вот что это была за краска. А что такое охра, как не прокаленная смесь ржавчины с глиной? А если есть ржавчина, то можно сделать и железо и покончить, наконец, с этим проклятием каменного инструмента!

Разумеется, местные о нём понятия не имеют, не говоря уже о том, как его получить. Но Мишка-то имеет, пусть и в общих чертах, но сам принцип-то знает довольно чётко. Он же, по сути, прост и каких-то особенных знаний и подготовки не требует. И если уж средневековый неграмотный скандинавский крестьянин, который об образовании даже возможно и не слышал, без проблем мог выплавить для себя несколько килограммов железа при необходимости, то почему это не должно получиться у него? Технологию в общих чертах он знает. Из курса институтской химии четко помнит, «что железо восстанавливается угарным газом». Хотя этот постулат, как ни странно, намертво вбил ему и всему классу обэжешник ещё в школе. Но на курсе химии он ему пригодился. Самая большая проблема могла быть именно в руде…

А она, оказывается, вот, буквально перед глазами. Когда Миша увидел место, где женщины всего племени берут грунт для изготовления охры – большой обрыв на берегу реки, в котором ярко проступали красные прожилки, он схватился за голову и совершенно по-новому воспринял давешние слова препода о распространении железа в природе. Какой же он дурак! Сколько раз он видел такое, что здесь, что у себя на Земле! И никогда не задумывался о том, что рядом, возможно, залегает настоящее месторождение железной руды! Пусть и маленькое, но месторождение.

Не веря своему счастью, послюнявил палец, мазнул по красноватому срезу и засунул его в рот. Среди непонятных привкусов четко проступил слабый, но очень хорошо знакомый каждому ещё с детства вкус крови. Да, железо!

Разумеется, не попробовать выплавить металл Миша не мог. В этот же день он набрал полный короб красной породы и, ворча под его тяжестью, припёрся в посёлок. Туя на него посмотрела удивленно – мужчины рода красками обычно не заморачиваются, но ничего не сказала. Может быть, понимала, что с Мишкиным знанием языка это всё равно ничего не даст, а может, сказалось воспитание в обществе каменного века, где о гуманизме и, чур-чур, об эмансипации и слыхом не слыхивали! Но за это Миша ей был в глубине души благодарен. Руду он, впрочем, так и оставил, поставив к стенке в доме, чтобы подсохла.

Проблемы возникли с углём. Во-первых, обилия деревьев вокруг отнюдь не наблюдалось, ибо степь да степь кругом. Кустарник, что в изобилии растёт по берегам реки, не подходит, это для Миши было понятно и так – совсем не та плотность у его побегов, да ещё и мякоть внутри. То есть из чего-то более или менее подходящего оставался один только плавник. А он был не всегда.

Местная пацанва различные коряги и брёвнышки регулярно отлавливала, вытаскивала длинными с закорючкой на конце палками на берег и потом относила в селение под навес на просушку. Летом этого вполне хватало, зимой вроде тоже. По крайней мере, беспокойства саотов по этому поводу Миша не видел. Но вот излишков не было. Всё, что собиралось и просушивалось, было под бдительным контролем хромого Хуга, который периодически брал дрова для обжига горшков. И другим брать их просто так он не позволял. Только малость – для протопки дома.

Ещё дровами мог распоряжаться старый Койт. Но тот – старейшина, шаман и вождь в одном лице: ему по статусу положено. А вот Мишке вроде как никто и ничего не запрещал, однако когда он попытался набрать охапку дров, неожиданно появился хромой Хуг и начал непонятные, но явно вопросительные фразы выдавать. Мол, не стоит хорошие дрова на костёр переводить, их надо на холода да на горшки оставить… Взамен же предлагал пойти и нарубить побольше веток кустарника. Они, мол, подымят-подымят и разгорятся, на простой костерок сгодятся. Пришлось изгаляться, но, держа охапку на весу, жестами и короткими фразами звать его с собой.

Полученную таким образом древесину Миша с горем пополам частью порубил, частью перепилил кинжалом и сложил в выкопанную им загодя яму на склоне холма в десяти метрах от посёлка. Подложил к ней сухой травы, чуть повозился, высекая кремнями искру. И вот уже пламя поднялось над весело разгоравшимся костром, а рядом стоял хромой Хуг и с любопытством наблюдал. Дождавшись, пока разгорится, Миша стал укладывать прямо на костер куски срезанного дерна, а потом ещё и присыпал его землей из стоявшей рядом кучи. Выражение лица Хуга надо было видеть! Он явно не понимал, что происходит, но не решался спросить вот так в лоб, тем более зная Мишкины временные проблемы с общением. При всём при этом любопытство его прямо распирало.