Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера - Игорь Рабинер

Яромиру Ягру, наверное, в течение турнира более всего досталось именно от наших. Обычно предпочитающие играть в шайбу, наши защитники в противоборстве с Ягром переходили на игру в корпус — уж больно грозен оппонент, уж слишком виртуозно он владеет этой самой шайбой, чтобы ее запросто у нее отобрать. Если в первом матче Ягр попался на сокрушительный силовой прием Бориса Миронова и на полпериода оказался вне игры, то теперь в роли младшего Миронова выступил Житник. Снова правила не были нарушены (во всяком случае, в трактовке американского судьи Маккрири) — и вновь несколько минут до конца первого периода Ягр провел с полотенцем, закрывающим лицо. Правда, на вторую 20-минутку вышел как ни в чем не бывало.

Но в целом с Ягром наши в этот вечер справились, несмотря на то что играл он почти через смену. Против него действовали предельно строго и цепко. Однажды ему отдал пас на выход Райхел, но Юшкевич настолько виртуозно оттеснил своей клюшкой грозного форварда (что обычно сделать крайне сложно), что упустивший момент Ягр разозлился, попробовал исподтишка стукнуть нашего защитника двумя руками — и получил две минуты штрафа. В дальнейшем Ягру, выходившему с Беранеком «два в один» против Каспарайтиса, не дал успешно завершить атаку его питгсбургский одноклубник, а когда Яромира великолепно выводил на ударную позицию Страку, комбинацию отменно прочитал Борис Миронов, начавший движение заранее и перехвативший шайбу до того, как она дошла до чешского суперфорварда. Лишь однажды, во втором периоде, Ягр сумел нанести из-под Кравчука молниеносный кистевой бросок — штанга!

Вообще к защите сборной России по финальной игре в отличие от полуфинальной претензий можно было предъявить самый минимум. Все восемь игроков обороны действовали надежно, не допустили сколько-нибудь заметных просчетов. Но — надо было забивать.

Со второго периода ситуация на льду изменилась, и не в лучшую для нас сторону. Россияне стали вязнуть в строжайшей чешской обороне, а контратаки сборной Чехии становились все более острыми. Но великолепно действовал Шталенков. Он и в первом периоде сделал пару серьезных «сэйвов» — в частности, непостижимо среагировал на рикошет от Беранека, переправлявшего с «пятачка» шайбу в ворота после броска Шлегра. А начиная со второго периода Шталенкову пришлось демонстрировать свое мастерство во всем блеске. Вначале, правда, еще раз стало очень горячо у ворот Гашека, когда нашими была проведена классная комбинация Борис Миронов — Яшин — Коваленко. Когда последний получал шайбу от Яшина на «пятачке», Гашек уже лежал на льду — Коваленко оставалось только поднять шайбу над ним. Но форвард решил бросить низом — а добивать было уже некогда. Чешские защитники больше одного мгновения на принятие решения не давали.

Вообще представление, что сборная Чехии — это команда одного только Гашека, — было крайне упрощенным. Ее хоккей — это результат колоссальной игровой дисциплины, построенной на знаменитом «капкане» — каждую атаку соперников уже откатившаяся пятерка встречает в средней зоне, и дать отрезающий всю защиту пас становится невозможно. А потому и до вратаря шайба доходила не слишком часто. На Гашека приходилось не так уж и много нагрузки — большую ее часть «съедали» чешские защитники и форварды, помогающие обороне.

Вот почему до игры, несмотря на суперзвездный полуфинал, многие специалисты не слишком высоко расценивали шансы Павла Буре забить в финале, поскольку в матче против финнов он трижды забил, чисто выкатываясь один на один с вратарем. Но для этого необходимо, чтобы кто-то из защитников ошибся, а другие были не способны его подстраховать. Если первое в случае с Чехией теоретически возможно, потому что даже чешский защитник — тоже живой человек, то второе — исключено. Каждый из остальных четырех хоккеистов команды окажется на своем месте, и выход один на один все равно допущен не будет. Поэтому-то нашим, обладающим высокой скоростью и обожающим оперативный простор, был так неприятен и неудобен чешский стиль. В игре с взаимными атаками, как было с финнами и было бы с канадцами, наши чувствовали себя как рыба в воде, а чехи, наглухо перекрывавшие все желобки к своим воротам, как будто выбрасывали эту самую рыбу на сушу.

Если у наших даже не было намека на выход один на один, то у чехов такая атака в конце второго периода состоялась. Россияне играли в большинстве, Жамнов отдавал шайбу партнеру — и нарвался на перехват Патеры, прочитавшего этот замысел нашего центрфорварда. Но перехитрить Шталенкова чешскому нападающему не удалось — своим поразительным хладнокровием наш вратарь сбил чеха с толку, и тот даже бросить толком не сумел.

Спустя месяц после Игр я спросил Шталенкова:

— После финала вы сказали мне, что в четверть- и полуфинале нервничали больше, чем во время решающей игры. Почему?

— У меня так всегда бывает. Четвертьфинальный и полуфинальный матчи определяют общее выступление команды на турнире, в них может случиться все, что угодно. Поэтому они тревожат тебя больше. А когда ты попал в финал, то появляется ощущение, что терять уже нечего. Остается одна игра, и ты просто должен отдать ей последние силы и эмоции. То же самое я испытал и в 1992 году в Альбервилле.

В третьем периоде дела нашей сборной пошли еще хуже. Началось все с удаления Гусарова, когда Шталенкову с колоссальным трудом удалось парировать бросок Ланга, нанесенный из-под Юшкевича в ближний угол — голкипер не видел момента броска, но в последний момент все же среагировал на него. Потом Беранек с Ягром выкатились вдвоем против одного защитника, Шталенков парировал бросок Беранека, тот подобрал шайбу за воротами, сделал вираж на пустой «пятачок», дожидаясь, когда вратарь «купится» на его движение. Шталенков не упал, и Беранеку пришлось бросать — вновь штанга!

А спустя несколько секунд, сразу же после очередного вбрасывания, состоялся роковой гол. Патера выиграл соперничество у Яшина, отбросил шайбу чуть назад Прохазке, тот — еще назад защитнику Свободе. Когда наносился бросок, Шталенков был закрыт кем-то из чешских форвардов, с которым боролся Коваленко, — и шайба, в полете дважды (!) изменив направление, влетела в дальнюю «девятку». Месяц спустя Шталенков говорил мне:

— Та шайба Свободы долго будет сниться мне в кошмарных снах: задев двух игроков, она попала в штангу и опустилась за линией ворот. Прямо рок какой-то!

Недавно я встретил Шталенкова, уже много лет работающего тренером вратарей в родном «Динамо», на 50-летнем юбилее Касатонова в московском ресторане «Яр». Мы очень тепло пообщались, и я так и не смог выдавить из себя вопрос, снится ли Михаилу по сей день тот решающий гол. Меньше всего хотелось сыпать соль на раны достойному человеку. Да и нетрудно догадаться: наверняка снится. Шталенков — не из тех легкомысленных людей, которые «идут по жизни смеясь». Но ему упрекнуть себя было не в чем.

Юрзинов, после матча взявший вину за поражение на себя, сделал все, что мог. На ходу усилил звенья, взял тайм-аут. Но ничего не помогало — чехи, как и ожидалось, после гола «закрылись» окончательно. А везение, которое только и могло бы помочь нашим в этой ситуации, так и не пришло. Чешская сборная победила. И надо признать — победила по делу. Не случайно в двух предыдущих раундах плей-офф она последовательно выбила сборные США и Канады. В финале она была немного сильнее — и ей досталось олимпийское золото. Золото, которое сборная Чехии до сих пор не выигрывала ни разу.

Но ведь и серебро — достойная награда. Конечно, когда только что у тебя был такой шанс выиграть золото, с этим трудно смириться — однако занять второе место на таком турнире могла только великолепная команда.

Россия проиграла. Но невозможно было в чем-то упрекнуть наших игроков, исходя только из цифр на табло финального матча. Они, игроки, этого не заслуживали. Они сделали все, что было в их силах. Ни один человек не имел права обвинить их в недостатке самоотдачи, сплоченности и патриотизма. Более того — многие уверены, что у России после распада Союза никогда прежде не было столь сплоченной, единой и дружной команды. А это и есть самое главное. Главнее даже, чем цвет завоеванных медалей.

Эти двадцать три парня доказали всему миру, а что еще важнее — всей России, что наши хоккеисты, выступающие за океаном, в главном остались такими же, какими были до отъезда. Людьми, готовыми отдать все в ледовой борьбе за честь своей родины. До Нагано было иначе. Андрей Трефилов говорил мне: «После Кубка мира все люди думали, что мы изменились в худшую сторону, и имели для этого основания. Мы хотим доказать, что это не так».

И они доказали. А то, что проиграли… Так ведь это просто игра. В которой из двух достойных один обязательно уступает.