Мессия - Никита Аверин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ты ведь действительно отсидел?
Месяц. Может, это и стало главным переломным моментом. Школу бросил, надо было что-то найти, чтобы прокормиться с матерью. На зарплату швеи с великовозрастным полудурком, каким я был, особо не разгуляешься. Вдобавок адски хотелось гитару. Я даже играть не умел, но рядом с парнями, у которых имелись гитары, всегда вились девчонки. Это стимулировало. Приличную работу найти тоже не забор переплюнуть — связи, рекомендации, колледж подавай, а хотелось всего и прямо сейчас. Знаешь, как это бывает. Ну и понеслось… В пятнадцать ошивался возле кабаков и бензоколонок, в двадцать уже тырил телики и автомобильную электронику по мелочам, вот и оказался за решеткой.
Манкимен (смеется): Ты умеешь произвести впечатление».
Сперва Гай рассчитывал высадиться на «Эс-Эс Венчур», но все никак не мог выйти с ними на связь. Потом он увидел марсианскую колонию, точнее то, что от нее осталось. Тогда он впервые задумался над тем, что в тот момент, когда он забрался в эту консервную банку, он оказал себе медвежью услугу. Лучше было сразу погибнуть от взрыва, вместе с обезумевшими Оуэном и Кейджем.
«А ты-то как загремел?
По глупости. Я вообще сирота. Сначала приют, потом канителился то здесь, то там. Подрабатывал ходячей рекламой. Пел в барах, когда пускали. Однажды прицепился какой-то „розоватый“ мужик, с внешностью сутенера, неожиданно решивший, что я позарился на его побрякушки. Спасло то, что он был датый и дрался как баба — списали на дебош и все. Дали обоим по пятнадцать суток. Там уже и познакомились вот с этим парнем.
Джарвис: И началось…
Манкимен: Да, остальное, как говорится, история.
Серьезные ребята.
Джарвис: Это не только часть образа. Все эти очки, галстуки, шляпы. Мы дети улицы, вышли из народа и, черт возьми, знаем уж всяко побольше, чем пластмассовые мальчики из бойз-бэндов.
О чем „Электрический проповедник“ и почему такое название?
Джарвис: Он не такой рок-н-ролльный, как „Парни любят коку“, или алкогольный, как „Джеки Джо“. Это серьезная работа. Срез, что ли. Здесь есть все — джаз, блюз, соул, парочка свежих экспериментов. Мы заменили клавишника и сессионного барабанщика, в „Miserable“ фантастическая гитарная партия Слэша. Эдакий звуковой винегрет. Мир уже не тот, каким был раньше, и „Проповедник“ его отражение. Все эти компьютеры, мобильники, прочая дребедень. Раньше ты приходил в студию, записывался и уходил. Теперь можно посидеть, помонтировать — не нравится, заменить, добавить электронные прибамбасы. Удобно конечно, но напрочь тушит запал, искру. Это уже ремесло, а не творчество. „Битлз“ писали первый альбом за ночь. Тринадцать песен нон-стопом, слабо? Сорок лет прошло, а музыка живая, будто ее играли вчера.
Ну, были другие времена.
Ничего не изменилось. А вот люди позабивали себе головы черт знает чем. Ожесточились, отгородились друг от друга чатами в Интернете. Каждый сам за себя. Словно действительно верят в этот дурацкий Миллениум и живут как в последний раз».
Тогда Гай решил, что последнее, что он может сделать полезного в этой жизни, это выставить курс на Землю. Если его капсулу обнаружат будущие поколения, то они хотя бы узнают причины гибели экипажа первой марсианской колонии. Ведь на борту его капсулы был установлен сервер, на который дублировалась вся информация о жизни и смерти на международной космической станции «Феникс».
«Вы религиозны?
Джарвис: Что ты понимаешь под верой? Выйди на улицу и загляни в лица людей. Маски. Ходячие трупы, набитые потрохами вместо души. Дети из клипов „Флойдов“. В мире сейчас такой кавардак — выбирай, что хочешь, верь, во что хочешь. Священник может стать педофилом, а проститутка святой. Отличи грех от добродетели.
Манкимен: Кстати, отсюда и название „Проповедника“. Когда любовь неспособна вдохнуть жизнь в омертвевшее сердце, только электричество может его запустить. Людям нужен дефибриллятор, миру — шок. Будь то глобальная катастрофа, война, террористический акт или наша музыка. Только настоящий блюз замешан на крови, радости и чьих-то слезах. Где каждая нота сжимается как клеточка тела.
Думаете, у мира есть шанс?
Джарвис: Я не сторонник манифестов. Любые глобальные изменения надо начинать с себя. Посмотрим.
Хотели бы знать будущее?
Чье?
Не мое, конечно.
Манкимен: Вот так — бац! И все? Как провидцы, что ли? Знать, как умрешь, или в какое военное дерьмо опять завяжемся, м-м? Иисус поэтому и отчалил, что слишком много на него навалилось крови и вранья. А он был хорошим парнем. Не думаю, что этого кто-то хочет. Ты, например, а? Хотя стало бы известно, сколько всего придется отвалить пиджакам на налоги и подорожает ли выпивка на Конец Света (смеется). Как бы ты прожил свою жизнь, зная, что мог изменить, а что нет? Возьми Элвиса. Думаешь, знай он все наперед, это что-нибудь изменило? Скажите парню на говновозе, который колесит между штатами, что он станет звездой рок-н-ролла и умрет, захлебнувшись в ванне от бабок и одиночества, его бы остановило? Черта с два. Парень пел от Бога, на остальное плевать. У каждого свой путь. И это была его судьба, скажу я тебе. Актер может стать конгрессменом и наломать такого, что хоть плачь. Но дайте парню на говновозе микрофон, и он перевернет мир. Так-то.
Джарвис?
Ты слышал его, парень. Только блюз, брат. Только блюз».
Гай почувствовал, что дышать ему становится все труднее. Воздухоочистительная система дорабатывала свои последние минуты. Как только она заглохнет, он начнет задыхаться. Это будет мерзкая и болезненная смерть. Нет, надо было все-таки сгореть. Раз! И все.
«Что будете делать после турне?
Не знаю, смотаемся куда-нибудь. Может, заляжем на время.
Не подумываете уйти на покой?
В отставку! Издеваешься? Я ведь могу и треснуть. Не посмотрю, что ты очкарик, (смеется). Мы в отличной форме.
Манкимен: Энергии и материала у нас в избытке. На пару жизней хватит. А там видно будет, куда история занесет.
То есть продолжение следует.
Да. Пока рок-н-ролл жив, для нас есть работа.
„Джарвис и Манкимен“, интервью „Rolling Stone“, 1999».Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось. Выронив журнал, он схватился руками за горло и захрипел. Тело космонавта отчаянно цеплялось за жизнь, но эта борьба заранее была проиграна. В глазах замелькали черные пятна, легкие горели огнем. Через несколько секунд все было кончено…
…Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось.
«Черт побери! — мелькнула в голове мысль. — Я еще живой!»
Но радость была недолгой. Кислорода в капсуле все еще не было. Ничего не понимающий Гай вновь скрючился на полу, тело сотрясали тяжелые судороги. В глазах замелькали черные пятна, легкие горели огнем. Через несколько секунд все было кончено…
…Гай воскресал и умирал вновь и вновь. Он уже сбился со счета, сколько раз адская боль сжимала в стальных тисках его измученное сознание. Возможно, это и был Ад? И за свои грехи он обречен раз за разом воскресать, в лишенной кислорода спасательной капсуле, и тут же умирать вновь?
…Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось…
* * *— Господи боже, у него припадок! — взвизгнула Лара.
Все, кто был в комнате, бросились к Гаю, бьющемуся на полу в судорогах. Алекс и Саймон держали Метьюса за плечи, а ноги бывшего космонавта схватил Кристофер.
— Кто-нибудь, вставьте ему что-нибудь между зубами, пока он не откусил себе язык! — Алекс всем телом прижимал Гая к полу, стараясь сдержать судороги. — И принесите аптечку, срочно!
Тут рядом с головой Метьюса возник Кевин. Начальник охраны снял с себя брючный ремень и ловко просунул его между клацающими зубами. Лара выхватила у вбежавшего охранника прямоугольник аптечки, но, подбежав к удерживающим космонавта мужчинам, замерла в растерянности.
— А что нужно ему вколоть?
— Десять миллиграмм диазепама на двадцать миллилитров раствора глюкозы! — подсказал Кристофер.
— Откуда ты знаешь? — Лара всегда относилась к накачанному красавцу с подозрением, что-то в нем ее смущало.
— Быстрей коли, дура! — заорал Кристофер в ответ. — У одной моей… знакомой была эпилепсия, и мне пару раз приходилось делать ей такие уколы.
Лара решила не спорить и быстро набрала на консоли управления аптечкой название препаратов и пропорции. Через секунду из боковой панели на корпусе аптечки выскочила игла.
Девушка протиснулась сквозь мужские тела и, расстегнув рубашку на груди Метьюса, вонзила иголку по самое основание. С тихим шипением аппарат впрыснул лекарство в кровь бьющегося в припадке Гая.