Россия на Западе: странные сближения - Александр Цыпкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Полковник Ридигер сделал сильный неприятеля натиск и по жаркой перестрелке вогнал его в Кенигсберг, куда и сам на плечах неприятеля вошел. Французские войска вынуждены были, пользуясь ночным временем, поспешно уходить, а с ними равномерно выступил и сам маршал Магдональд. При сей ретираде у неприятеля захвачено два генерала: инспектор кавалерии граф Вавржецкий и бригадный генерал Еверс и до 1000 человек рядовых в плен. Сверх сего они оставили в Кенигсберге до 7000 человек усталых и отставших, утопили 30 пушек с принадлежащими ящиками и снарядами; и значительные магазейны провиантские и комиссариатские достались в руки победителям».
Местные жители встречали русские войска с криками «ура» и «виват». Наполеоновская армия всецело способствовала такому настроению обитателей Кенигсберга. Про ее поведение в 1812 году историк Гаузе писал:
«…Хотя на этот раз французы пришли не как враги, а как союзники, их поведение и требования немногим отличались от тех, что были в 1807 году… В городе не было прусских солдат; французские офицеры отдавали приказы… Обер-бургомистр Хайдеманн и правительственный директор Фрай с большим трудом выполняли требования о поставках большого количества мяса, муки, водки, о создании лазаретов и складов, о предоставлении повозок с лошадьми и извозчиками».
Надо отдать должное политической мудрости русского командования. Кенигсбергу сразу дали понять, что он не оккупирован, а, наоборот, освобожден. 8 января в город прибыл Йорк, принявший пост генерал-губернатора провинции Восточная Пруссия. Русские вели себя как союзники, но в то же время демонстрировали силу и могущество, оказывая моральное давление на Берлин. Теперь и Фридриху Вильгельму предстояло определиться, что же произошло с его исторической столицей: она избавлена от ига узурпатора Наполеона или, наоборот, захвачена русскими варварами?
Дмитрий Дмитриевич Шепелев, овладевший Кенигсбергом в 1813 году, – еще один малоизвестный герой Отечественный войны. Его военная биография героически типична для той эпохи: начинал службу при Суворове, участвовал в подавлении восстания Костюшко и в легендарном Швейцарском походе. Потом были Аустерлиц, Гейльсберг, Фридланд, сражения русско-шведской войны. В родном гусарском гродненском полку Шепелева обожали. Это был типичный гусар: храбрый до безрассудства, душа компании, весельчак, чудак и мот, герой многочисленных анекдотов. Один из них связан с его крайне удачной женитьбой: избранницей отважного (но бедного) генерала стала Дарья Ивановна Баташева, любимая внучка владельца железоделательных заводов, купца-миллионщика Ивана Родионовича Баташева (именно его богатейший дом в занятой французами Москве выбрал для себя маршал Мюрат). Злые языки утверждали, что Дмитрий Дмитриевич специально вел охоту за богатой невестой.
«Шепелев, служивший в гусарском полку и порядочно промотавшийся, поселился поблизости где-то Мурома или даже в этом городе, завязал оттуда сношения со знакомым ему доктором, нянюшками и мамушками Дарьи Ивановны, не жалел для них подарков, еще щедрее сулил им золотые горы впереди, а они на все лады восхваляли его богатой наследнице. Когда почва была достаточно подготовлена, Шепелев проезжал через Выксу, и пред самым домом – разумеется, согласно заранее составленному плану – коляска его опрокинулась, и он притворился, что шибко ушиб себе ногу. На Выксе, где были рады всякому заезжему гостю, приняли его с распростертыми объятиями, а он не спешил с отъездом и успел так пленить Дарью Ивановну, что она согласилась выйти за него замуж».
Сплетня – она и есть сплетня. Факты говорят, что брак оказался крайне счастливым, в нем родилось четверо детей. Шепелев, казалось, остепенился, можно сказать, одомашнился и вышел в отставку, стремясь все время проводить с семьей. Ревнивый и строгий дед Иван Родионович, который души не чаял во внучке, принял и полюбил Шепелева как родного сына. Но грянула гроза 1812 года, и Дмитрий Дмитриевич немедленно написал прошение о повторном зачислении в армию, которое, разумеется, вскоре было удовлетворено.
С приездом Шепелева в войска связан еще один гусарский анекдот. Якобы Дмитрий Дмитриевич взял с собой огромный обоз с всяческими яствами, винами и предметами роскоши. В дороге ему будто бы повстречался… Александр I, ехавший значительно скромнее. При виде раблезианской процессии император разгневался и приказал Шепелеву возвращаться домой: «Этот генерал едет пировать, а не воевать». Имеет ли эта история под собой реальную основу, сказать сложно. На самом деле Шепелев благополучно прибыл к армии, но там действительно проявил по отношению к сослуживцам невиданное хлебосольство и радушие.
Об этом в своих воспоминаниях рассказал адъютант прославленного Милорадовича Федор Глинка:
«4 октября 1812 г. Село Тарутино. Сегодня генерал Милорадович взял меня с собой обедать к генералу Дмитрию Дмитриевичу Шепелеву, который имел свои биваки за правым крылом армии. Обед был самый великолепный и вкусный. Казалось, что какая-нибудь волшебница лила и сыпала из неистощимого рога изобилия лучшие кушанья и самые редкие плоды. Хозяин был очень ласков со всеми и прекраснейший стол свой украшал еще более искусством угощать».
Но искусство воевать Шепелев тоже не утратил. Он отличился в сражениях при Малоярославце и Красном, а после был назначен командующим 2-го авангарда в армию Витгенштейна. За овладение Кенигсбергом, взятие богатых трофеев и почти восьми тысяч пленных, включая двух наполеоновских генералов, Дмитрий Дмитриевич получил чин генерал-лейтенанта. Удивительно, но ни памятника, ни бюста, ни улицы Шепелева в современном Калининграде нет.
В Кенигсберге был освобожден единственный русский генерал, попавший в плен во время Бородинского сражения, – Петр Гаврилович Лихачев. В отличие от многих своих сотоварищей он не принимал участия в первом этапе борьбы с Наполеоном. Мало кто сегодня помнит, что параллельно Российская империя вела на юге тяжелую войну с Персией. Небогатый псковский дворянин более десяти лет служил и воевал на Кавказе, сыграв значительную роль в покорении Дербентского и Кубинского ханств. Неоднократно раненный, Лихачев к тому же страдал от ревматизма ног и к пятидесяти годам уже испытывал трудности с ходьбой. Однако в 1812 году заслуженный генерал по-прежнему был в строю: теперь он командовал 24-й пехотной дивизией из корпуса Дохтурова. Во время Бородинской битвы бойцы Лихачева заняли оборону легендарной батареи Раевского после того, как корпус самого Раевского был полностью обессилен и обескровлен. Новая отчаянная атака Наполеона ударила по русской позиции; ценой огромных потерь, включая убитого кавалерийского генерала Огюста де Коленкура, французам удалось ворваться на батарею и завязать там рукопашную мясорубку. Лихачев, несмотря на недуг, бросился на врага. Его поведение мы можем увидеть глазами противника благодаря Чезаре Ложье, графу де Беллекуру, офицеру из корпуса пасынка Наполеона Евгения Богарне:
«Командир батальона Дель-Фанте, из штаба вице-короля, обходит тогда слева редут во главе 9-го и 35-го полков и, несмотря на храбрую защиту отчаянно бьющихся русских, захватывает его. Осажденные не хотят сдаваться, и там происходит поэтому ужасная резня. Сам Дель-Фанте, увидав в схватке русского генерала – это был генерал Лихачев, – бросился к нему, обезоружил, вырвал его из рук освирепевших солдат и спас ему жизнь против его воли».
Немного иначе описывал эти события Федор Глинка:
«Генерал Лихачев, страдавший сильною ломотною болью в ногах и сверх того израненный, во все время обороны сидел в переднем углу редута на складном кожаном стуле и под тучею ядер и гранат, раздиравших воздух, спокойно нюхал табак и разговаривал с ближними солдатами: “Помните, ребята, деремся за Москву!“ Когда ворвались французы и все падало под их штыками, генерал встал, расстегнул грудь догола и пошел прямо навстречу неприятелю и смерти. Но французы, заметя по знакам отличия, что это русский генерал, удержали штыки…»
Лихачева привели
