Не дружи со мной - Ася Лавринович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы так всю молодость проспите, Ковалева, – не отставал от меня профессор. А я уже от нетерпения на месте подпрыгивала.
– Отдайте зачетку! – взмолилась я.
– Бегите, Ковалева, бегите, – покачав головой, усмехнулся преподаватель. – Стрекоза!
Лето вернулось в город. Солнечные лучи ласкали теплые жестяные крыши домов, на газонах пестрели желтые одуванчики, над головой щебетали птицы. Вдоль широкого проспекта, словно блестящие жуки, с жужжанием проносились машины. Мы с Долгих брели по тротуару, уставившись в небо на громоздкие белые облака.
– Как отметим? – нарушила я затянувшее молчание. Развернулась к другу и дальнейший путь двигалась спиной вперед.
– Не запнись, Аполлинарий, – предостерег Долгих.
– Можно просто Аполлон! – весело сказала я.
– Ипполит, – усмехнулся Пашка. – Ты чего такая довольная?
– Так все ведь. Отстрелялись! Ну? Какие планы? Можем в парке сладкой ваты поесть. Или пиццу ко мне заказать, винишко попить. Смирновы уехали на дачу, я гуляю…
– Слушай, – неуверенно начал Пашка, – я тут уже с Улей договорился.
– Ну понятно, – постаралась я сказать как можно равнодушнее. А у самой сердце от обиды снова засаднило. – Буравина тогда позову.
– Вот и правильно, – кивнул темноволосой кудрявой головой Пашка, – а то он жалуется, что ты не общаешься.
Я промолчала. Хорошее настроение тут же решило послать все к черту и испариться.
«Что ты маешься? – тяжело вздохнул мой внутренний голос. – Ответь Герману на сообщения. Нельзя же всю оставшуюся жизнь сохнуть по Долгих…»
– Я на машине, тебя подбросить? – спросил Пашка, покручивая в руках блестящий на солнце брелок.
Подбрось лучше Ушацкую высоко-высоко, чтобы она застряла в ветках, свила себе гнездо и осталась в нем жить на веки вечные.
– Спасибо, пешком прогуляюсь, – сухо ответила я, – Изабелле одуванчиков надо нарвать.
– Ну как знаешь!
– Угу!
Это было скверное расставание. Я даже протянутую руку на прощание Пашке не пожала, ибо не фиг. Ведь у нас есть традиция – отмечать вместе закрытие сессии. А тут, видите ли, он со своей Ульяной драгоценной уже договорился…
Я с силой поддела кожаной сандалией мелкий камушек. Погода уже не казалась такой чудесной. Чего хорошего? Солнце жарит, воздух липкий. Скорее бы добраться до дома.
Казалось, ничто уже не может испортить настроение сильнее, но позвонила мама. Каждый раз, когда на экране высвечивается ее имя, я внутренне сжимаюсь. Вот и сейчас, не успев зайти в квартиру и разуться, одной только надоедливой мелодией на звонке, она вывела меня из себя.
– Да, мамуль, – сказала я, мучаясь с застежкой на обуви.
– Ты дома? – строго спросила мама.
– Только вот зашла.
– Сдала?
– Сдала!
– На тройку?
– Ну!
Мама цокнула языком в трубку:
– Так и знала. Что ж, все равно поздравляю!
– Ох, спасибо, мамуля, – пропыхтела я, избавившись наконец от сандалий. – Бью челом оземь!
– Полина, не паясничай! Ты там не голодаешь?
Я вспомнила одинокую банку консервированного супа в холодильнике. И «Баунти». Маме бы такой рацион спортсмена не понравился. Обычно, когда я говорю по телефону, что у меня на ужин, мать отвечает: «Разве это еда?»
– Пирог испекла, – начала я воодушевленно врать, – с грибами и картофелем.
– И что? – со скепсисом спросила мама. – Получилось съедобно?
– Очень даже, – оскорбилась я за свой выдуманный пирог, – пальчики оближешь.
– Облизывать пальцы неприлично. Ты лучше мне скажи…
Зажав трубку между ухом и плечом, я схватила с пола охапку сорванных во дворе одуванчиков и потащила их на кухню. Изабелла поковыляла за мной.
– …Когда домой приедешь? И, главное, на чем? Бери билет на междугородний автобус. О поезде забудь.
– Я о нем и не думала, мам!..
– У Шацких Ульяна попросила своего отца купить билет на поезд, я чуть со стула не упала, когда Лара озвучила мне цену.
Уля едет домой на поезде? Она ведь обещала Пашке подумать над предложением отправиться всем вместе на его колымаге.
– Так, конечно, сейчас самый сезон, – встряла я.
– Да, но, простите, не за… тысяч рублей!
– Сколько-сколько? – ахнула я. Названная мамой цена – явно двойной тариф. – Так это ж, наверное, СВ.
– Все равно. Грабеж! Шацкие обеспеченные, летали б сюда к нам самолеты, они бы и на самолете дочь отправили.
Ага, на собственном бизнес-джете.
– Билеты на плацкарт уже давно разобрали. А на СВ у нас с папой средств нет, – продолжила мама.
– Именно поэтому я приду к вам пешком, как Федор Конюхов, – буркнула я в трубку. – Если сегодня вечером выйду, то к следующему лету успею.
– Поля! – воскликнула мама.
– Шучу. На собачьих упряжках приеду, – не унималась я. Груню запрягу.
– Папа тебе вышлет денег на автобус, – строго сказала мама. Не в восторге она от моих саркастических комментариев.
– Не надо, мам, мы с Пашей на машине, – проговорила я и зажмурилась от страха.
Мама молчала.
– На этой… хм…
– Да, на этой развалюхе, – подсказала я. – Не стесняйся в выражениях. Но Пашка ее отремонтировал перед отъездом.
– Вы будете гнать по трассе как сумасшедшие! – воскликнула мама.
– Да на Пашкиной машине особо не разгонишься, он плетется, как черепаха! – закричала я в ответ, а потом чуть тише добавила: – Прости, Изабелла.
– Ты разговариваешь с черепахой?
– С кем мне еще тут разговаривать? – отозвалась я.
Мы с мамой еще немного поспорили, а потом я с облегчением нажала на «отбой». Разговоры с мамой чаще всего даются тяжело. После них я словно выжатый лимон. Она все воспринимает слишком всерьез. И очень многого от меня требует.
Я переоделась в домашние шорты и майку, собрала волосы в пучок и по привычке раздвинула плотные шторы. Распахнула настежь окна, и в комнату тут же проник мягкий желтый свет.
Во дворе на лавочке сидела сладкая
