Переход хода - Александр Усовский

— Тело Гончарова уже отправлено?

Генерал вздохнул.

— Завтра. Кстати, поедешь встречать — вместе с капитаном Гонтом. К жене Гончарова мне придется самому ехать. Повезу ей злую весть… — Калюжный вздохнул. А затем, помолчав, спросил вполголоса: — Знаешь, Левченко, что самое трудное в нашей с тобой службе?

Подполковник пожал плечами.

— Не засветиться?

Генерал махнул рукой.

— Ничего ты не понимаешь. Самое трудное — в живых оставаться, стоя перед лицом родственников павших. Ведь когда ты людям тяжкую весть в дом приносишь — то видишь их глаза. А в них немой укор написал и вопрос — "Если мой сын погиб, то почему ж ты жив?" — поневоле светится. Потому как ты жив — а тот, кто ещё вчера разговаривал, смеялся и шутил вот в этой самой квартире — уже нет. И ты эту тяжкую весть в дом приносишь… Тяжко это Левченко, тяжко…. У Гончарова вон трое по лавкам. Как им дальше жить, без отца? С деньгами, положим, проблем у них особых не будет — но ведь отца на сумму прописью не заменишь! Старшему его сколько?

Подполковник задумался на секунду — а затем, вздохнув, ответил:

— Шестнадцать. Самый тяжелый возраст.

— Ну вот, и я о том же. Будь жив наш с тобой товарищ, Серёга Гончаров, мальцы б с него пример брали, каким мужчина должен быть, как себя в трудную минуту вести. А мы их этого счастья с тобой лишили, вот какая петрушка, Дмитрий свет Евгеньевич…

— Ну, положим, не мы.

— Физически, конечно, не мы, а, ежели брать философски — то кто за его смерть ответственность несет? Кто его на неё послал. А раз я послал — мне и отвечать. Вот такие вот пироги, дорогой товарищ подполковник, и никуда нам с тобой от них не деться… — Генерал вздохнул, закурил и, присев на край стула для посетителей, замолчал, погрузившись в свои думы.

Левченко не стал тревожить Калюжного своими вопросами — коих, между прочим, поднакопилось изрядно. Можно помолчать и на пару — благо, есть о чём подумать.

Операция "Полонез", со смертью Гончарова, оказывается в опасно подвешенном состоянии — в каком её оставлять ни в коем случае нельзя. Либо сворачивать шарманку и ликвидировать складированное в Болгарии имущество — либо искать пути решения проблемы. Засылать ещё одного резидента? Или…. Хм, а неплохая мысль!

Или засылать нового резидента, или использовать, как это принято говорить, внутренние ресурсы. Да, Гончаров знал турецкий — и весьма неплохо. Был специалистом по Балканам. В оперативной работе был не последним человеком — заменить такого равноценным вряд ли удастся, да и нет под рукой никого, кто бы походил на павшего подполковника в плане профессионального мастерства. Так, может быть, не стоит изобретать велосипед?

— О чём задумался, Дмитрий Евгеньевич? — размышления Левченко прервал генерал, докуривший свой "Честерфилд".

— О том, как дальше проводить "Полонез".

Генерал удивленно поднял брови.

— А ты что ж, думаешь его всё же доводить до конца? Не лучше ли свернуть его по-тихому? Железо передадим ребятам Третьякова — после смерти Гончарова нам это в укор никто не поставит. А, подполковник? Пущай официальные ребятишки поработают за нас? — И в глазах Калюжного заплясали озорные искры.

Левченко отрицательно качнул головой.

— Свернуть операцию — значит, признать, что Серега Гончаров погиб зазря. Из уважения к его памяти мы обязаны довести её до конца. Если надо — я сам в Стамбул поеду!

— Ладно, ладно, развоевался, Аника-воин…. У тебя какие есть предложения по "Полонезу"? Обоснованные?

— Поручить решение вопроса по доставке железа, от Сливена и до места, Одиссею. Переключив на него Немезиду.

Генерал почесал затылок.

— Думаешь, справится? Это ведь не просто организовать доставку груза — от точки А до точки Б, пусть даже груза … хм, не совсем обычного. Тут ему придется с курдским бандитом в сговор вступать, а потом через всю Турцию проехать, имея на горбу сотню ящиков с таким содержимым, за какое его на первом же блокпосту расстреляют, без суда и следствия — как только он за линию Эльбистан-Дивриги заберётся. Ты ж знаешь, в Курдистане у них не церемонятся, это тебе не туристическая Анталья.

— Знаю. Тем не менее — это единственный вариант. К тому же, я думаю, он найдет вариант минимизации рисков — удлинив цепочку исполнителей, например…

Калюжный кивнул.

— Хорошо, предположим. Как наш парень обоснует для курда этого, Сарыгюля, цель доставки нашего железа?

Подполковник пожал плечами.

— Помощь Курдской рабочей партии. Какая ж ещё?

— Это понятно. А… дальше?

Левченко нахмурил брови.

— Всё зависит от того, где именно будет передача груза. Если на территории Турции — это подозрений у нашего курда не вызовет. Если… если дальше, — Подполковник поджал губы, — То будут проблемы. И опять же — зависит от того, кто именно примет груз. Если действительно люди Оджалана или Барзани — всё будет нормально; если… если другие — то пока не представляю, как Одиссей сможет этот кунштюк объяснить своему курду.

Калюжный вздохнул.

— Здесь и мы ничего планировать не можем. Когда груз будет в Силопи — нас известят, куда его следует доставить, а мы, в свою очередь, сможем сообщить конечную точку маршруту нашему парню, или же получатель как-то сможет известить Одиссея сам — это ещё надо будет обмозговать. Но всё равно, это произойдет только тогда, когда груз достигнет рубежа, не раньше. Значит, Одиссея хочешь загрузить по полной?

Левченко развёл руками.

— Так ведь нет никого больше! Специального человека готовить — это опять две-три недели уйдет, и не факт, что этот человек будет лучше, чем Одиссей. А он уже там, на месте…

Генерал задумчиво почесал подбородок.

— Ладно, пусть смотается в Стамбул, поговорит с господином Сарыгюлем. Сговорится — что ж, стало быть, ему этот крест нести. Нет — значит, нет, будем искать другие варианты. Договорились?

Подполковник кивнул.

— Договорились!

Калюжный налил себе минеральной воды, выпил полстакана — и, с удовольствием крякнув, продолжил:

— Ежели этот Сарыгюль зачнет нашего парня пытать, что да как — твоё дело настроить Одиссея на то, что ему самому придется выкручиваться. В меру его компетенции, конечно.

Подполковник кивнул.

— Это понятно.

— О конечной точке доставки наш парень не в курсе. Поэтому пусть продолжает быть уверенным в курдской версии. Если что… ну, ты сам понимаешь, ЧТО — то в тамошней охранке ему будет проще на допросах.

— Понимаю. Если человек чего-то не знает — невозможно даже пытками это у него узнать. Ясно.

— В общем, на кандидатуру Одиссея я даю предварительное добро. Завтра отзвонись ему, сообщи вкратце, что мы тут надумали — а подробные инструкции ему Кулешов отвезёт. Во сколько самолет до Софии?