Семь смертных грехов - Тадеуш Квятковский

Пан Тшаска тянул квестаря в кабачок немецкого купца, господина Майера, но брат Макарий приказал вести себя к ясновельможному пану. Ему не терпелось поскорее узнать, что заставило высокородного шляхтича разыскивать его по городу. Пан Тшаска упирался: так закончить сегодняшнее приключение ему не хотелось. Лишь когда квестарь пообещал спрыснуть дело после свидания с вельможей, шляхтич быстро согласился проводить брата Макария.

Они пришли на Гродскую улицу и добрались до великолепного дома с закрытыми наглухо деревянными воротами. Школяр, весело подмигивая, поставил мешок на крыльцо. Брат Макарий бросил ему медяк, и тот, довольный, забавно кривляясь и подпрыгивая, побежал по улице. Был полдень, только что проиграли хейнал[23] – это трубачи с Марьяцкой башни поведали миру о тленности человеческой жизни, так быстро поглощаемой бесконечным временем. Пан Тшаска постучал в ворота.

По улице двигались крестьянские телеги, скрипя и громыхая по неровной булыжной мостовой. Было жарко и душно. Когда проносился всадник – богато одетый рыцарь в позолоченной кольчуге или шляхтич, – пыль столбом поднималась высоко вверх. Но, несмотря на жару и пыль, середина улицы была покрыта густой липкой грязью, смешанной с отбросами и нечистотами, стекавшими из дворов и издававшими нестерпимое зловоние.

Пану Тшаске и брату Макарию не пришлось долго ждать. Дверь приоткрылась, и из нее выглянул старый слуга с обвислыми, как у татарина, усами. Увидев пана Тшаску, он открыл дверь пошире и впустил их в сени, темные, как душа язычника.

– А его ясновельможность дома? – резко спросил пан Тшаска.

– Дома, дома, где же ему быть в столь ранний час, – пробормотал старик.

– Ну, идем.

Миновав сени, они вошли в низкую комнату, очевидно, приемную, потому что в ней, кроме стульев и скамей, ничего не было. Шляхтич знаком предложил квестарю сесть, а сам едва слышно постучал в дверь, которая вела в другую комнату, затем приставил ухо и стал прислушиваться. Так как никто не отзывался, он постучал вторично и снова приник к двери. Наконец он жестом дал понять квестарю, что все в порядке, и через полуоткрытую дверь протиснулся в соседнюю комнату, Не успел брат Макарий прочитать «Богородицу», как пан Тшаска возвратился и пригласил его с собой.

– Только ты, поп, оставь это здесь, – он пренебрежительно указал на мешок.

Брат Макарий отрицательно покачал головой и поправил мешок на спине.

– Нет, брат, не оставлю.

Пан Тшаска сжал кулаки, зло сверкнул глазами и проворчал:

– Оставь, иначе не впущу.

Брат Макарий показал язык и сделал шаг вперед.

– Не пущу, не будь я Тшаска!

Квестарь быстро повернулся, намереваясь уйти, откуда пришел.

– Ты куда это? – завопил шляхтич.

– А я, брат, пойду назад. Мне твой вельможа не нужен.

– Да ведь он ждет тебя.

– Ну и пусть ждет. Оставайся с богом.

Пан Тшаска рванулся и схватил квестаря за рясу.

– Ты с ума сошел?

– Не я, а ты, ваша милость, раз хочешь отобрать у квестаря его боевое снаряжение.

– Да ведь мешок грязный, а ясновельможный – чистюля и страшно брезглив.

– Ну, если он хочет разговаривать с напудренным чистоплюем, пусть поищет себе другого собеседника.

Пан Тшаска, держа квестаря за край рясы, тянул его что было силы к себе. Тот сердито упирался, и дело дошло бы до драки, но тут в дверях появился рассерженный шумом вельможа и топнул ногой.

– Что за свалка? – спросил вельможа, стоя в дверях. Он был раздет, видимо, только что поднялся с кровати, и щурился от резавшего глаза дневного света.

Пан Тшаска почтительно склонился, не выпуская из рук рясы квестаря.

– Да вот поп со мной спорит, не хочет входить к вельможному пану.

– Что это ты, отец, скандалишь? – спросил магнат, зевая во весь рот.

– Сказать вам правду? – ответил вопросом квестарь.

Шляхтич надулся, как индюк, надул щеки и с шумом выпустил воздух, затем, хлопая по ножнам, надменно выпалил:

– Только, брат, не завирайся, а то мы поговорим!

– Рассказывай, отец, – разрешил вельможа.

Квестарь поправил веревку на животе, сбившуюся при возне, потянул носом и, почесывая бородавку, заявил:

– Его милость пан Тшаска – слуга верный, но, пожалуй, не знаком с основами гостеприимства.

– Ты что, поп, городишь? – вспыхнул пан Тшаска, хватаясь за саблю. – Я, Тшаска, герба Слепая Лошадь, не знаю основ гостеприимства? Да это такая обида, которую можно смыть только кровью.

Выведенный из себя тирадой прислужника, вельможа нетерпеливо хлопнул в ладоши. Пан Тшаска умолк, но не переставал бросать уничтожающие взгляды на квестаря. А тот, поставив мешок у ног, сложил руки, как подобает слуге божьему, и сказал, придав голосу ангельскую кротость:

– С позволения вашей милости я должен объяснить все с самого начала. Вот этот шляхтич привел меня в твой дом, сказав, что ты, ваша милость, хочешь говорить со мной. Верно ли это?

– Верно, – подтвердил вельможа.

– Мне очень приятно, что почтенный пан Тшаска свою задачу выполнил, однако он не хотел допустить меня перед твои ясные очи.

– Клевета! – закричал пан Тшаска, ударяя себя в грудь. – Врет он, собачий сын, как нанятой. Да разве я посмел бы не выполнить твою волю, всемилостивый пан…

Тут квестарь, мило улыбаясь магнату, незаметно толкнул шляхтича локтем под ребро.

– Ой! – закричал тот, хватаясь за бок.

А квестарь тем временем быстро выпалил:

– Все дело-то вышло из-за моей нищенской сумы. Он, безбожник, не знает, что тому, кто собирает для монастыря, ни в коем случае нельзя расставаться с мешком. А вдруг в ваших покоях будет проявлено благородное желание оказать мне милость? Разве можно лишать ближнего возможности проявить эту добродетель? Нет, стократ нет!

– Так войди же, отец, – светским жестом пригласил вельможа квестаря в свою комнату.

Пан Тшаска скрипнул зубами и прикусил губу. Брат Макарий, проходя мимо, показал ему язык и игриво подмигнул. Шляхтич сжал кулаки и тоже сделал попытку проскочить в комнату, но вельможа захлопнул дверь перед самым его носом.

Они вошли в комнату, служившую магнату спальней. Теплое ложе манило, обещая сладкий сон. Широкая кровать была накрыта турецким ковром, на ней лежали большие подушки, набитые сеном, и богатое, но довольно грязное одеяло. Над ложем на расшитой золотом шелковой ткани висели, по рыцарскому обычаю, сабли, турецкие кинжалы, охотничьи трубы. На полу лежала медвежья шкура. Под окнами стояли низкие сундуки, около которых суетился молодой парень, вытаскивая оттуда одежду для вельможи.

Брат Макарий бросил мешок в угол и остановился посреди комнаты. Вельможа потянулся так, что хрустнули суставы, и зевнул. Видно было, что он недоспал.

– Прости, ваша милость, за ранний приход, – сказал полунасмешливо квестарь. – Но уже играли хейнал, и мне пора в путь.

– Ничего, – ответил любезно вельможа, – я досплю после завтрака. А теперь, отец, расскажи-ка, был ли ты у моей родственницы в Тенчине? Меня это очень интересует.

– Нет такой ограды в Речи Посполитой, куда бы путь мне был закрыт.

– Так рассказывай же скорее. Промедление лишь вред мне принесет.

Квестарь откашлялся, почесал бородавку и сложил руки на животе.

– Замок Тенчинский взят! – с гордостью начал он. – Иезуиты отнеслись к моей скромной особе, как к римскому легату, и все, что мне хотелось, я видел своими глазами. А они у меня, слава всевышнему, зоркие, как у сокола, так что я свою любознательность удовлетворил полностью.

– Да ты либо отродье дьявольское, либо упырь, или же святой – перед тобой ничто не может устоять! – воскликнул вельможа.

Слуга уронил какую-то принадлежность туалета своего господина и в ужасе перекрестился, готовый при первой возможности дать стрекача.

– Если бы я был упырем или имел дело с нечистой силой, то я, с вашего позволения, спал бы на такой вот постели, а не носил бы нищенское одеяние, пил бы мальвазию, а не прокисший уксус, которым шляхетская братия потчует бедного квестаря.

– Петрек, приготовь одеваться, – приказал вельможа, – а ты, отец мой, рассказывай, потому что известия твои поистине удивительны.

Слуга вскочил, поднес широкие шаровары из сукна, помог своему господину одеть их и красиво опоясал шнурком с серебряными кистями. Потом вельможа уселся на сундук, а Петрек натянул на него желтые сафьяновые сапоги, старательно собрав в складки голенища.

Брат Макарий рассказал вельможе о том, как он пробрался в замок.

Свой рассказ он ловко приукрасил, придав всем своим действиям оттенок геройства. Иезуиты были для него сущим пустяком – он их легко положил на обе лопатки в научном споре. Значительную часть своего рассказа брат Макарий посвятил псам, которые, подобно кровожадным зверям, хозяйничают в замке, то и дело пожирая кого-нибудь из слуг или гостей. Но квестарь обратил их в овечек, лизавших ему пятки и ходивших за ним, как цыплята за наседкой.