Меч Пересвета - Анастасия Дробина

Стало очень тихо. Взгляды всей компании остановились на стоящих мужчине и женщине, смотрящих в глаза друг другу. Соня молча поманила младшую сестру, и они вдвоем незаметно прошли к освещенной эстраде. Там Соня прошептала что-то пианистке, та с улыбкой освободила место возле инструмента, саксофонист пододвинул второй стул, сестры Гринберг сели за рояль и заиграли романтическую «недоговоренную» мазурку номер три.

– Все, лирика пошла, пора линять, – как можно тише сказала Полундра на ухо Натэле. Но все равно и Атаманов, и Батон услышали ее и осторожно поднялись со своих мест. Гуськом, по стенке они вышли из зала, и последним, что увидела, обернувшись, Юлька, было – как Соломон Борисович ведет в танце крайне удивленную Рахиль Моисеевну.

«Керосинка» дожидалась хозяев на стоянке под дождем. Общим мнением было решено сейчас на ней никому не ехать, чтобы не простудиться насмерть, а забрать ее завтра с утра. Со швейцара Шалико было взято клятвенное обещание, что допотопный мотоцикл ночью не будет украден из-под его присмотра на запчасти.

– Заведу в подсобку и запру, – успокоил ребят швейцар. – Утром в дверь служебного входа постучи, отдадут.

– За технику головой отвечаешь! – пригрозил Атаманов.

– Вах! Кому твой «Роллс-Ройс» нужен! – засмеялся Шалико. – Зонтик дать, генацвале?

– Не надо, не сахарный… Хотя девчонкам вон дай, завтра привезу.

Когда компания вышла из метро возле своего дома, было уже совсем темно. Снова пошел дождь, и Юлька с Белкой забрались под огромный зонт, похожий на пляжный. Звали и ребят, и Атаманов насильно запихнул под зонт Батона:

– Давай лезь со своими соплями, а то у тебя завтра воспаление легких будет!

– Плевать… Пчхи! Щас домой приду, бабка чаю даст…

– Если не убьет. – Атаманов заржал. – Опять, скажет, целый день под дождем где-то шлендрали!

– Не шлендрали, а культурно в ресторане сидели, – ухмыльнулся Батон. – Мне даже жрать не хочется, во как!

– Ну, медведь сдох… – поразилась Полундра. – Пятиминутная голодовка началась!

Двор был темным и пустым. Только у самого подъезда сидела на лавочке бесформенная фигура в окружении наваленных на асфальт сумок и кошелок. Бесформенной фигура казалась из-за огромного плаща-дождевика с капюшоном, блестевшего от дождя. Из-под капюшона плаща торжественно выплывали клубы табачного дыма. Когда ребята подошли ближе, фигура ворчливо произнесла:

– И здрасьте вам, голота! Где носит-то по такой погоде?

– Оба-на, дед! – удивился Батон. – Ты давно приехал? Чего тут сидишь? Бабка дома, и батя уже из гаражей, наверное, пришел…

– Да я тока что прибыл, перекурить вот сел, еще не подымался. Яблочек вам привез, картохи, лука, что донести смог. Ну, как дела ваши мелкие?

– Ничего не мелкие! – обиделся Атаманов, садясь рядом с Пантелеичем на мокрую скамейку и доставая свои сигареты. – Я говорю, у нас тут тако-о-ое с твоим кладом завертелось!

Рассказывали долго, страстно, наперебой, споря и толкая друг друга локтями в важных местах. Пантелеич ахал, хлопал себя ладонями по коленям и крутил головой, обдавая сидящую рядом Натэлу холодными брызгами. Закончив удивляться, он огорченно сказал:

– А я вот так и не сыскал ничего. Только понапрасну весь огород вдоль и поперек перерыл. Две железки какие-то ржавые выискал, да и то, Васильевна говорит, с немецкой войны осколки, а вовсе не с татарского ига. И у нее тож ничего нетути…

– А что, и Васильевна клад ищет? – расхохотался Атаманов.

– Какое «ищет»! И без нее весь огород разрыли, а кто – непонятно. Уж как она ругалась поначалу! Ведь не столько картохи наворовали, сколько грядки попортили. Кажну ночь – как Мамай прошел! И кто тама халамидничал – неизвестно. Мы с Васильевной даже в засаде сидеть пробовали, да дело-то стариковское – засыпали оба еще до полночи, каждый в своем кусту… А он, сволочь зловредная, и роет, и роет, и роет! Только неделю назад перестал. Да еще и Гитлера моего сломал зачем-то…

– Ну во-о-т… – расстроился Батон. – В сарай ты его, что ли, убрать не мог? У меня во второй раз точно такого здоровского не получится.

– Так он же не у меня был! – возмутился Пантелеич. – Андрюха, ты забыл, что ль? Мы ж его с тобой Васильевне одалживали в августе, у ней он и стоял. И у ней его и сломали. Только каска цела осталась.

– О, вот это классно! – воодушевился Батон. – С каской я, может, нового попробую смастрячить… Только Васильевне больше не дам, раз не умеет за чужим добром смотреть!

– Пацаны… – вдруг тающим голосом сказала Полундра, опускаясь мимо скамейки на мокрый асфальт. – Я, кажись, все поняла. Я поняла, откуда мечи в огороде!

– ???!!!

– Федор Пантелеич, вы не помните, когда у вашей соседки последний раз огород рыли? На прошлых выходных, верно?

– Верно. Я и говорю…

– Ну и что? – напряженно спросил Атаманов.

Юлька повернулась к нему с загоревшимися глазами:

– А то, что мы как раз в прошлый понедельник с Таней познакомились! И в тот же понедельник она встретилась со своим Антоном! И сказала ему, что мечи нашлись!

– И что?

– Думай, включай мозги! Их зарыл Модзалевский. Когда Антон с Мишей уезжал, он же не мог на виду у всех сумку с мечами нести. Так? И зарыл. Ночью. В огороде Пантелеича.

– Зачем? – хором спросили все.

– Затем, что там Гитлер стоял! – вскочив, заголосила Полундра. – Он же один на всю деревню, страшней атомной войны! Такая примета клёвая, ни с чем не спутаешь! Модзалевский, наверное, решил, что на другой день или там в следующий выходной приедет, выкопает мечи тихонечко и увезет себе в Москву. Но Пантелеич Гитлера соседке одолжил. А Модзалевский-то не знал! Вот и рыл ее огород как трактор! Рыл-рыл до последнего, по ночам. Как только не попался? А мечей-то нету! А мечи-то в соседнем огороде лежали! Вот, наверное, красавчик бесился!

– Точно… – пробормотал Батон. – Со злости и Гитлера сломал…

– Ну и башка у тебя, Полундра, – с уважением посмотрел на Юльку Атаманов. – Хоть и баба, а соображаешь.

– Я тебе не баба, фильтруй базар! – обиделась Юлька. – Я правый полузащитник!

– Нет, я, ей-богу, этому Модзалевскому позвоню… – хихикнул Батон. – Просто так, из вредности! Скажу, что он пол-осени не в тех грядках копался!

– Брось, не надо, – вполголоса произнесла Натэла. – Не пачкайся лишний раз. Ты, случайно, есть опять не хочешь?

– Хочу, – с удивлением сказал Батон, глядя на свой живот. – По дороге растрясло, что ли, все?

– Тогда пойдемте к нам, там еще мясо осталось. Федор Пантелеевич, идемте с нами! Вы с дороги, вам поесть надо! И чаю горячего с вином – обязательно! Моя бабушка говорит, что хорошим вином можно избавить мужчину от половины его проблем.

Неделю спустя, в субботу, в девять часов утра по аллее монастырского парка двигалась процессия. Впереди шла Таня, показывающая дорогу. За ней двигался Тенгиз с большой сумкой в руках. Следом шли и препирались Полундра, Атаманов, Батон, Натэла и Белка. Замыкали шествие Соня и Пашка, с интересом слушавшие спор «шелупони».

– Говорила я, раньше вставать надо было! – бузила заспанная Юлька. – Щас уже народу полно будет! Собак гулять повыведут, детей в колясках выкатят… Вон, бабки в церковь чешут, как на работу! Что, на виду у всех на стену полезем?

– Во-первых, мы все не полезем, – напомнила Натэла, с гордостью посмотрев на брата. – А полезет Тенгиз.

– Во-вторых, Юлька, темно же было… – вставила и Белка. – Тут днем-то опасно лазить, что угодно отвалиться может и по голове стукнуть. А уж ночью…

– Фонарь надо было взять! – не сдавалась Юлька. – А теперь пока дождешься, чтобы рядом никого не было, да пока на место засунешь, да пока выберешься… И тоже чтоб не видели… Того гляди бабки церковные ментов вызовут!

Юлькины опасения были не напрасными, что стало очевидно, когда все подошли к указанному Таней месту. Стена с наружной стороны, где предполагал забраться на нее Тенгиз, была очень высокой и неровной. А с внутренней стороны, где в свое время находились Таня и строители, подойти уже нельзя было – после обвала части стены там было построено на скорую руку заграждение из досок, а на калитку повешен амбарный замок.

– Может, все же изнутри, через калитку? – предположил Тенгиз.

– Вряд ли получится, – убитым голосом сообщила Таня, прекрасно выглядевшая в джинсах и кожаной курточке.

Бабушка Нинико не собиралась пока освобождать Таню от своего покровительства. Свидетельством ее заботы и руководства были чуть заметный макияж на свежем лице девушки и распущенные, густые, прихваченные заколкой волосы, на которые Тенгиз то и дело с удовольствием поглядывал.

– Там же был обвал, куча кирпичей так и осталась неубранной, – пояснила Таня. – Через них не перебраться, а разобрать – полдня не хватит. И потом, от церкви могут увидеть…

– Значит, полезем здесь, – спокойно решил Тенгиз, подходя к отвесной кирпичной стене и измеряя ее взглядом. – Пашка, поможешь?