Ночной администратор - Джон Ле Карре

Но этот как с неба упал. Она уже собралась было вывесить на двери табличку «Закрыто», но вид незнакомца остановил ее. К тому же ботинки, точно такие же, как были у Тома, начищенные до блеска и тщательно вытертые у входа о половик. От мотоциклиста этого никак нельзя было ожидать.

Итак, она вернулась к своим подсчетам, пока он ходил между полками, даже и не подумав взять специальную корзинку, как, впрочем, всякий мужчина, будь он хоть Пол Ньюмен, хоть последнее ничтожество: зайдет за лезвиями для бритья, а выйдет с охапкой покупок, но ни за что не возьмет корзинку. А двигается так тихо, почти бесшумно, словно ничего не весит! Можно ли сказать о мотоциклистах, что они, как правило, тихони?

– Вы приехали из центра, голубчик? – не удержалась она.

– О да, боюсь, что так.

– Не надо бояться, дружок. Здесь очень много милых людей, приехавших из центра, и, полагаю, не меньше таких, кому лучше бы туда убраться. – Ответа не последовало. Печенье его занимало больше. А руки, заметила она, когда он стянул с них перчатки, были тщательно ухожены, это точно. Ей всегда нравились холеные руки. – Откуда вы к нам? Из какого милого местечка?

– На самом деле, ниоткуда, – ответил приезжий довольно вызывающе, снимая с полки два пакетика со средством, улучшающим пищеварение, и упаковку крекеров. Он так внимательно их разглядывал, словно видел впервые в жизни.

– Но вы не можете быть На Самом Деле Ниоткуда, моя ласточка. – Миссис Трезевэй провожала двигающегося вдоль стеллажей нахала суровым взглядом. – Ясно, что не из Корнуолла, но не с луны же свалились? Откуда все-таки?

Но если местные жители мгновенно настораживались, заслышав в голосе миссис Трезевэй жесткие нотки, Джонатан только улыбнулся.

– Я жил за границей, – сказал он довольно насмешливо. – Вернулся домой после долгой разлуки.

И голос, продолжала она наблюдать, что ботинки, что руки: чист как стеклышко.

– За какой границей, моя птичка? – настаивала она. – Границ ведь много, даже в наших краях. Мы здесь не так примитивны, как многие, может быть, думают.

Но ей так ничего и не удалось от него добиться, как потом признавалась миссис Трезевэй. Приезжий продолжал улыбаться, нагружаясь чаем, тунцом и овсяными лепешками с ловкостью фокусника, и каждый раз, когда она задавала очередной вопрос, ставил ее на место.

– Я купил коттедж в Ланионе, – объяснил он.

– Что означает, дорогуша, вы сваляли дурака, – с достоинством отозвалась Рут Трезевэй. – Потому что только сумасшедший захочет поселиться в Ланионе, чтобы день и ночь сидеть на этой скале.

И эта его отрешенность, говорила она впоследствии. Конечно, потому что моряк. Теперь-то мы знаем, пусть оно и было не к добру. И эта застывшая улыбочка, когда он изучал надписи на банках с консервированными фруктами, словно заучивал их наизусть. Неуловимый – вот он какой. Как мыло в ванне. Кажется, вы нащупали его, но в тот же миг оно проскальзывает между пальцами. Что-то такое в нем было – это все, что она могла сказать.

– Хорошо, но у вас ведь должно быть какое-то имя, если уж вы решили здесь пожить? – Возмущение в ее голосе соседствовало с отчаянием. – Или имя вы оставили за этой своей границей?

– Линден, – сказал он, вынимая деньги. – Джек Линден. Через "и" и через "е", – добавил он в пояснение. – Не спутайте с Линдон через "о".

Она запомнила, как он тщательно приторачивал груз к мотоциклу, часть с одной стороны, часть – с другой. Словно суденышко загружал, следя за тем, чтобы в трюме все разместилось равномерно. Затем завел мотоцикл и поднял руку, прощаясь. Стало быть, Линден, из Ланиона, повторила она, наблюдая, как он, доехав до перекрестка, ловко свернул налево. На Самом Деле Ниоткуда.

– У меня был некто Линден из Ланиона через "и" и через "е", – поведала она Мэрилин, поднявшись к ней по лестнице. – И у него мотоцикл огромный, как жеребец.

– Женат, наверное, – ответила Мэрилин, у которой была дочурка. Об отце малышки в доме Трезевэй знать ничего не хотели.

Так Джонатан, с того самого дня и до получения ошарашивающих известий, стал Линденом из Ланиона, одним из тех бездомных англичан, которые, пытаясь сбежать от себя и от своих тайн, словно по инерции катятся все дальше и дальше к западному концу полуострова.

Прочая информация о новоприбывшем собиралась по крупицам с тем почти сверхъестественным хитроумием, без которого не сплести ни одной сети. Насколько он богат, например, судили по тому, как он расплачивался наличными, складывая новехонькие пятерки и десятки словно в карточную колоду на морозильник миссис Рут – понятно вам теперь, откуда все это? – разумеется, он за все платил только наличными!

– Скажите, миссис Трезевэй, когда остановиться, – говорил Линден, продолжая метать банкноты. Страшно было даже подумать, что это не его деньги. Да ладно, деньги ведь не пахнут, как кто-то сказал.

– Но это не мое дело, – протестовала она, – а ваше. Я могу взять все, что у вас есть, и еще прихватить. – В провинции шутки удаются, когда их повторяют без конца.

А как он болтал на всех мыслимых иностранных языках! На немецком, по крайней мере. Потому что когда у Доры Харрис остановилась больная немка путешественница, Джек Линден узнал о ней и приехал в Каунт-Хауз и разговаривал с туристкой, пока миссис Харрис для приличия сидела рядышком на кровати. И когда прибыл доктор Мэддерн, Линден переводил ему с немецкого все симптомы, подчас такие интимные, рассказывала Дора, но все равно Джек Линден в словах не путался. А доктор Мэддерн сказал ей, что надо специально учиться, чтобы знать все эти слова, тем более по-немецки.

А как он лазил по скалам и утесам спозаранку! И что ему не спалось-то? Вот Пит Хоскин с братом, когда они на рассвете поднимали свои верши у Ланион-Хед, каждый раз видели, как он скачет, как козел, со скалы на скалу с рюкзаком за плечами: и черт его знает, что у него в рюкзаке было в такой-то час! Наркотики, пожалуй. А что же еще? Теперь-то мы знаем.

А как он вспахивал целые луговины между утесами, орудуя своей киркой, как будто земля, которая его родила, в чем-то виновата: этот парень мог бы каждый день честно трудиться, никому не пуская пыль в глаза. Он говорил, овощи выращивает, а никогда не оставался подолгу, чтобы поесть их.

И всегда сам себе готовил, прибавляла Дора Харрис, и, судя по запахам, все такие деликатесы, что если юго-западный ветер не очень наяривал, у нее текли слюнки, а ведь тут – целых полмили, да и у Пита с братом, когда они в море выходили, тоже под ложечкой сосало.

А как он был ласков с Мэрилин Трезевэй, или, вернее, она с ним была ласкова – ну да, конечно, Линден со всеми был ласков, но Мэрилин три зимы не улыбалась, пока Джек Линден ее не распотешил.

И еще, два раза в неделю он привозил старой Бесси Джейго на мотоцикле все, что ей было нужно из лавки миссис Рут – ведь Бесси живет поблизости от Ланион-Лэйн. А как он аккуратно расставлял ей все по полкам и никогда не сваливал банки и свертки кучей на столе, чтобы она потом сама их разбирала. И болтал с ней, да все о своем коттедже, где он укрепил крышу и вставил новые оконные переплеты, и проложил новую дорожку к парадному входу.

Но на этом все разговоры заканчивались, больше ни словечка, ни где он жил прежде, ни чем жил, и только случай позволил им выяснить, что он занимается лодочным бизнесом в Фалмуте в фирме, которая называется «Морской конек», специализирующейся на сдаче в аренду парусных лодок. Но это все несерьезно, уверял Пит Пенгелли, больше похоже на место встречи контрабандистов с торговцами наркотой. Пит увидел его сидящим в конторе в тот день, когда пригнал в Фалмут фургон, чтобы забрать отремонтированный подвесной мотор из мастерской Сперроу, что по соседству с «Морским коньком». Линден сидел за столом, рассказывал Пит, и разговаривал с огромным, толстым, потным бородатым амбалом с вьющимися волосами и золотой цепочкой на шее, который, кажется, там всем и заправлял. Так что когда Пит пришел к Сперроу, то напрямик и спросил у старого Джейсона: что там происходит, Джейсон, в «Морском коньке», что там творится? Больно похоже, что они на мафию работают.

Одного зовут Линден, другого – Харлоу, сказал ему, Питу, Джейсон. Линден-то как будто из центра, а этот толстый бородатый амбал – из Австралии. Купили фирму на двоих, расплатились наличными, но бьют, мерзавцы, баклуши дни напролет. Курят как черти да на яхте катаются в бухточке для удовольствия. Линден, допустим, моряк какой-никакой, соглашался Сперроу. А этот жирный Харлоу руля от задницы отличить не может. Еще Джейсон говорил, что они ссорятся часто. Этот Харлоу как резаный бык орет. А другой-то, Линден, только улыбается. Вот тебе и компаньоны, заключил Джейсон с глубочайшим презрением.

Так они впервые услышали об этом Харлоу. Линден – Харлоу. Враги-компаньоны.

Неделю спустя в обеденное время Харлоу появился во плоти в забегаловке у Снага, и какой плоти! – такой глыбы вы никогда не видели, восемнадцать стоунов, а может, все двадцать. И эта глыба зашла вместе с Джеком Линденом, и они присели там, в углу, где мишень для игры в «дартс», в общем, там, где любит Уильям Чарльз посидеть. Харлоу занял собой всю скамейку и три пирога уплел. И оба не уходили до самого закрытия. Склонились над картой и шептались о чем-то, будто чертовы пираты. Знаем-знаем почему. Они все там размечали, как надо.