Я сделаю это для тебя - Тьерри Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идея попадает в самую точку. Старая — и глупая — франко-английская неприязнь подпитывает интерес моих собеседников.
Несколько влиятельных знакомых открывают нужные двери, сводят с теми, кто способен помочь. Я буду очень занят и потому поручаю Кейту самостоятельно заниматься делом «Спаркс», предложив значительную прибавку.
* * *В затеянном мной деле есть один рискованный момент. Нужно связать Мохтара Эль-Фассауи с моим агентством, но сделать все так, чтобы обо мне он узнал как можно меньше. Если ему станет известно, что я — отец жертвы теракта, мой план рухнет. Он поймет, почему я интересуюсь проблемами его имиджа, и распознает двойную игру. Именно по этой причине я сегодня сам затрону тему, постараюсь окончательно отвлечь его внимание от «Салливана и партнеров». Думаю, что придумал вариант — не слишком надежный, но правдоподобный, — и на какое-то время это сработает.
Он сидит за столом, слушает отчет о первых результатах и выглядит удовлетворенным.
Я протягиваю ему счет, он смотрит на цифры и поднимает на меня удивленный взгляд:
— Я полагал, вы работаете на парижское агентство «Салливан и партнеры»?
— Вы правы.
— Тогда почему счет на ваше имя?
— Потому что вы — первый клиент агентства, которое я хочу открыть.
Он издал короткий смешок.
— Действуете за спиной патрона? — задумчиво интересуется он. — Ему неизвестно, что мы работаем вместе?
— Нет, он все знает. Я сообщил ему, что вы — интересный и перспективный клиент, но мне необходимо время, чтобы к вам подобраться.
— Он поверил? — заговорщически улыбается Эль-Фассауи.
— У него нет выбора, я его лучший сотрудник и работаю на положении вольного стрелка.
Он смотрит на меня так, словно впервые видит:
— Это несколько… необычно.
— Совсем чуть-чуть. Но это бизнес, ничего личного, как говорится.
— Я думал, вы — высокоморальный человек.
Я пожимаю плечами:
— Высокоморальный? Мое ремесло заключается в том, что я одеваю реальность, маскирую ее, скрываю. Разве не это я собираюсь проделать и с вами?
Он снисходительно улыбается:
— Значит, вы из тех, кто полагает, что деньги не пахнут? Что для того, кто хочет заработать, все средства хороши.
Я откидываюсь на спинку кресла и холодно смотрю на него:
— Именно так. Вас это удивляет? Я достаточно долго варюсь в своей профессии и не раз видел, как огромные состояния зарабатывались нелегальными способами, как преступно использовалась секретная информация, как уводились государственные средства и отмывались деньги… Неужели я, по-вашему, так глуп, что готов оставаться сторонним наблюдателем, довольствуясь приличным жалованьем, домом с бассейном, новеньким БМВ и отпуском на тропических островах? Рискую показаться вам самоуверенным, но я точно не глупее тех богачей, которых встречал на своем пути. Уверен — я куда хитроумней большинства из них. Взять, к примеру, моего патрона: не понимает, что я в действительности стою, и полагает, что я еще долго буду довольствоваться предложенным. Он мог сделать меня компаньоном, но не сделал. Тем хуже для него. Я располагаю всеми связями и средствами, чтобы обойтись без него. Я отложил деньги и, получив от вас причитающийся гонорар, открою собственное агентство на лучших условиях.
Пронзительный взгляд Эль-Фассауи выдает внезапно возникший у него особый интерес к новому советнику по связям с общественностью.
— Не сомневаюсь, что вы преуспеете, — со смехом бросает он наконец.
Я сумел выполнить задуманное — сыграл роль карьериста, настолько близкого ему по духу, что он признал во мне равного. Не сомневаюсь, что этот фарисей даже готов предложить мне сотрудничество. Может, не сейчас, не сразу, а когда окончательно убедится в моей надежности и профессионализме.
И все-таки я хожу по краю пропасти. Я рисковал, сделав ставку на этого человека. Жизнь не раз давала мне примеры того, как вмешавшаяся в игру случайная величина разрушает, казалось бы, идеально продуманную стратегию. Впрочем, выбора у меня все равно нет.
Жан
Жан услышал шум в соседних комнатах и топот шагов в коридоре. Люди взволнованно переговаривались. Он сел на кровати, готовясь дать отпор тюремщикам. Страх вернулся. Затаившийся в глубине души после инсценировки казни, он проснулся, стал еще сильнее.
Дверь с треском распахнулась, и на пороге появились стражники. По озабоченным лицам Жан понял, что они вот-вот запаникуют, инстинктивно отодвинулся к стене и свернулся клубком. Не обращая на пленника внимания, двое похитителей распаковали мешки для мусора и начали укладывать вещи. Говорили они по-арабски, о чем-то спорили, пожалуй, даже бранились.
— Что происходит? — спросил Жан.
— Заткнись! — рявкнул Хаким.
— Что, жареным запахло?
— Я же велел тебе заткнуться, ты что, оглох? — Хаким был в бешенстве.
— Легавые выследили вас, так? Вы где-то наследили?
Он задавал вопросы и насмешливо улыбался, чтобы не выполнять приказ с покорностью жертвы на заклание.
Хаким отреагировал стремительно и жестоко: выхватил из-за пояса пистолет, подошел к Жану и ткнул дулом ему под подбородок.
— Не заткнешься, я решу дело раз и навсегда, понятно? — Его взгляд выражал ненависть и страх.
Лахдар отнял у Хакима оружие:
— Не дури! Успокойся! Надо торопиться! — Он перешел на арабский, и Хаким наконец отпустил Жана. — Закончи с комнатой, я им займусь, договорились? — предложил Лахдар.
Хаким недобро усмехнулся:
— Нет, я сам все сделаю.
Лахдар неодобрительно покачал головой, но время поджимало, он не стал спорить и принялся запихивать вещи в пластиковые мешки.
Хаким сел пленнику на ноги, чтобы тот не дергался, натянул на них мешок для мусора, замотал поверх мешка скотчем, потом повторил ту же операцию с руками.
Жан пытался сопротивляться, но мучитель утихомирил его. Он заклеил Жану рот, а остаток скотча обмотал вокруг его головы. Лицо пленника напоминало прозрачную маску мумии, и только частое судорожное дыхание выдавало в нем жизнь.
Замотанный в липкий кокон, Жан запаниковал. Сердце колотилось на пределе возможного, его стук отдавался в висках и ушах. Неужели они решили его задушить?
Хаким надел очередной мешок на голову Жану, спустил его вниз и заклеил скотчем. Жан начал в ужасе отбиваться и почувствовал, как теплый пар дыхания превращается в густую, опасную для жизни росу. Он пытался кричать, не желая умирать таким жутким образом, быстро понял тщетность своих усилий и обмяк. Только бы не обмочиться, как в прошлый раз, не умолять о пощаде.
Состояние пленника встревожило похитителей, они сняли мешок, и Жан жадно вдохнул свежий воздух.
— Уймись, Хаким, ты слишком далеко заходишь! — тонким голосом не слишком убедительно выкрикнул Лахдар. — Пусть отдышится. Вынеси мешки. Перегрузим всё в машину и вернемся за ним.
Они вышли.
Жан пытался совладать с паникой. Он был спеленут, как мумия, ничего не видел, едва мог дышать. Ему казалось, что его похоронили заживо и земля тяжело давит на кости.
Он много раз переживал подобный кошмар, когда напивался до полубессознательного состояния, падал в придорожную канаву и тонул, как в зыбучих песках. Обессиленный заточением, он воображал себе чистые смерти, нисколько не похожие на эти варварские адские казни, которым его подвергали еще при жизни.
Чистая смерть: автомобильная авария, пуля в голову, роковое падение. Мягкий, неосознанный уход из жизни. Но никак не эта долгая агония, неравная борьба души и тела с муками неизвестности и страданием.
Он едва не захлебнулся яростными рыданиями.
Необходимо успокоиться. Сегодня его худший враг — страх. Нужно думать о другом — о доме, где он был счастлив, о жизни до беды. Он должен погрузиться в воспоминания, которые его разум столько лет пытался отторгнуть как невозможные.
Вернуться во времени назад означало бы стать другим человеком.
Тем, кем он был до случившегося кошмара.
Жан услышал звук шагов: мучители возвращались.
А он бродил по залитому солнцем саду, слушая, как смеются в мирной тишине его дети.
На столе Эрика лежал конверт.
Следуя совету Шарля, никто к нему не прикоснулся, пока не появился Сюма. Он нервным движением извлек послание из конверта, на котором стояло его имя, и команда склонилась над листком бумаги, пытаясь расшифровать смысл послания.
— «Какова цена этого человека?» — в третий раз прочел вслух Шарль.
— Что думаете? — спросил Эрик.
— Это шутка! — выпалила Изабель. — Нас с самого начала водят за нос, кончится все тем, что все мы лишимся работы.
Изабель была крайне обеспокоена. Звонок от министра, визит на канал команды Объединенного оперативного отдела, давление на руководство заставили ее пожалеть о проявленном вначале энтузиазме и привели в лихорадочное состояние. Она не могла ни есть, ни спать, углы ее губ то и дело подрагивали.