Играй в меня (СИ) - Шайлина Ирина

— Я тебя вытащу, — говорил тогда Сенька. Словно это цель его жизни, меня вытаскивать.

— Брось — попросила я. — Уже не выйдет. Тогда бы вышло, а сейчас…слишком глубоко завязла.

Не говорить же ему, что я жить устала. И вытаскивать меня не нужно — тут я скорее умру. Быть может даже, убьют. Хотя кого я обманываю? Не будет никто меня убивать. От живой всякой пользы больше.

— Все будет хорошо.

— Посмотри на меня. Внимательно. И скажи снова.

Я была истощена. Тогда я с завистью смотрела на наркоманов — у них хоть забвение есть. И все больше думала о том, чтобы попробовать. Сенька передо мной сел на пол. Уткнулся лицом в мои колени.

— Это же я виноват. Во всем виноват.

Говорил одно, делал другое. Целовал мои колени, скользил пальцами по коже. Мне бы остановить его, а я сидела и смотрела безучастно, словно не меня целуют. Думала — неправильно. Сенька же мне, как брат. Что мы больные ублюдки. Но столько грязи было вокруг, столько грязи. А Сенька меня любил. На что я надеялась? Что в его любовь нырну и чище стану? Не вышло. Только сильнее запуталась.

Но тогда становилось легче. Цеплялись друг за друга, не в силах спастись. Обманывались. А потом в глаза смотреть стыдно, и одеваешься торопливо, убегаешь не прощаясь. Но то сначала. Потом привыкли. Люди вообще ко всему привыкают.

А потом мне сказали, что я свободна. Обманули, конечно. И Сенька, эту мою свободу своими зубами выгрызший вдруг стал лишним. Одна я могла притворяться, что все хорошо. А он приходил, душу бередил, заставлял слезами давиться. А если не приходил, то ещё хуже… Так и вышло, что вместе никак, и по отдельности не выходит. Сколько лет наша связь тянется? Кажется, целую вечность.

Сейчас я гадала, к чему мы придем. Что за странная смесь дружбы и больной похоти? Даже захотелось все сломать. Повернуть, поцеловать его. Прижаться к голой горячей груди. Чтобы знал, что не бывает по нормальному. Не у нас. Что дружба позади осталась, в чистом детстве, а сейчас мы имеем то, что имеем — больные отношения. Созависимость.

Но я осталась лежать. И не думала даже про Димку. Вернее, старалась не думать. И искренне надеялась, что Сенька не узнает. Потому что предугадать его реакцию даже я не смогла бы.

— Кать, — позвал меня Сенька. И к себе притянул, хотя куда уж ближе. И я поймала себя на мысли, что так все же гораздо лучше, чем одной. Каким бы Сенька не был, он — родной. Тёплый. — Не спишь?

— Не сплю.

Мужская ладонь прошлась по моей руке, я замерла, думая, что сейчас все само решится, без меня. Но он просто чуть стиснул предплечье.

— Выходи за меня замуж, — сказал Сенька, показывая, что и я не утратила возможности не то, что удивляться, охреневать. — Дюймовочка.

Глава 13

Сеня

Катька была солнышком. Внезапно ворвавшимся и осветившим мою жизнь. Я часто думал, чтобы случилось, если бы я подошёл к ней первым? Разглядел первым? Вот была сначала девочкой кнопкой, которую из-за стопки учебников не видно, вот долговязая девица, а вот уже…Катька. От которой женихов гонять приходилось. Только главного не углядел — Димку. А уж его оказалось не прогнать…

Наверное они были чудесной парой. Все так говорили. Что жить будут долго и счастливо. Помрут разумеется в один день, лет эдак через сто, окружённые благодарными потомками. Шли на выпускной. Они вдвоём, за руку, а я с Танькой… Красавица Танька, раньше прочих одноклассниц обзавёдшаяся грудью, бесила.

Шёл тогда, тащил Таньку за собой и думал — трахаются они уже или нет? Димка молчит. Да и не спросишь же в лоб — спишь ты с Дюймовочкой? А воображение работало. Представлял их в постели и зубами скрежетал. Казалось, сожми ещё сильнее и в крошку. А она улыбалась. Чистой такой казалась, не такой, как все. И пахла…

Пригласил её на танец. Тогда Димка ещё не знал, что я его ненавижу, и Катька как на прокаженного не смотрела. И руки на её талии. И завиток волос касается моей щеки. Господи, близко как! Ладони потеют, сердце бьётся, как бешеное. И запах её голову кружит, лёгкий, едва уловимый — Катькин.

Я потом думал, найду бабу, чтоб пахла также — женюсь. Пусть страшна будет, как смертный грех, неважно. Я бы ночью её обнимал и представлял, что Катька. И запах бы вдыхал. Чуть терпко цитрусами, и цветком каким-то, полевым, хрен знает, как он называется. Причём всегда думал, что не духи это, что сама кожа, волосы так пахнут, что крышу сносит.

Вел ее под руку обратно к Димке, и сдохнуть хотел. Даже папа его ей улыбался, а он тот ещё чёрствый сухарь. Я надеялся, что не примет её, но Катя нравилась всем.

Я чувствовал себя виноватым во всем. Если бы не я, Катя бы даже не познакомилась с Лялей. Если бы не я… Лялька ворвалась в мою жизнь случайно. С Димкой мы уже были по разные стороны — это Катя моих взглядов в упор не видела, а тот все понимал. И прятал от меня свою девочку. Правильно делал! Так вот, Лялька.

Меньше всего она была похожа на Катю. У Кати была спокойная, и одновременно врезающаяся в память внешность — строгие черты лица, копна волос, и глаза кошачьи. Жёлтые! А Лялька была куклой. Чертовски красивой. Даже мама моя увидев нас раз вместе умилилась, а она иначе чем девками моих девушек не называла.

— Красивые внуки будут, — сказала она, едва за Лялькой дверь закрылась.

Вот о детях я меньше всего думал. О Катьке только, как одержимый. И в Ляльку окунулся, в дикой надежде вылечиться. Не помогло. Лялька была красивой. Не по возрасту рассудительной. Чертовски сексуальной. Но от любви вылечить не сумела.

Мало того, сама умудрилась на меня подсесть, как на наркоту, которую толкала. И смотрела, и за руки хватала, словно умоляя. А мне её горячего маленького тела было мало. А любви её не нужно совсем. Я сам от любви излечиться не мог, а два одиночества отнюдь не так романтично, как в фильмах показывают.

Бабы на меня вешались. То, что я им нравлюсь я уяснил ещё в садике. Именно меня трепали по кудрям самые суровые воспитательницы. Ангелочек. Смешно! К восхищению я даже привык. Привык и к тому, что лучше удалиться до того, как девушки начинали мысленно примерять подвенечное платье. И от Ляльки бы ушёл. Но…Катя.

К тому моменту я мог по пальцам наши встречи пересчитать. Так редко её видел, что снилась она мне. Бывало, в моих объятьях. В самых херовых снах её обнимал Димка. Вот толку от таких снов? Вселенская несправедливость. Наяву Катька его, во сне — тоже.

Я просыпался, лежал, перебирал кадры. Не видел никогда Катю голой, а ощущение такое, словно подглядывал. Правда ли у неё соски такие нежные, розовые? И шрамик на правой ягодице? Вот, как люди сходят с ума.

И ненавидеть Диму было непросто. Я помнил его столько же, сколько и себя. Но зависть на редкость гадкое чувство, а уж из неё столько пакости лезет. А не завидовать не получалось.

Так вот — Лялька вернула в мою жизнь Катю. Знать бы, как выйдет, я бы ей шею свернул. Но тогда… Одна случайная встреча, взгляд исподтишка, рука Димкина так уверенно лежащая на её руке… И Лялька пользовалась ситуацией. Ей ли, безнадёжно влюбленной, не узнать такого же неизлечимого? Может, она даже наслаждалась тем, что кто-то может так меня мучить. А может даже ненавидела Катю. Хотя…девушки странные существа. Жизни Ляльки и Катьки переплелись так, что сам чёрт ногу сломит.

Лежала по ночам, прижималась ко мне. Маленькая, крепкая грудь, подтянутое, но женственное тело — мечта. А я насытиться не мог, ибо не то, совсем не то. Засыпал, и снова Катька снилась. Глаза открываешь — темно. И Лялька дышит рядом. И ненависть поднимается, глухая, иррациональная просто за то, что Лялька — Лялька. Подменыш.

Встаешь, пошатываясь идёшь в ванную. Если глаза закрыть, можно удержать в голове Катькин образ. Вообразить свои руки на её талии. На бедрах. Зайти дальше — приподнять юбку. Господи, как глупо, в мечтах бояться залезть под бабскую юбку!

Наверняка у Катьки простое бельё, она же…Дюймовочка. Представляю белый хлопок обтягивающий её ягодицы и встаёт так, словно и не трахал Ляльку пару часов назад. И снова ненавидишь всех — Ляльку, Димку…Катьку. Ненавидишь, и дрочишь, в голове — мои пальцы скользят под резинку трусов. Возможно она впечаталась в кожу, оставив на ней полоску — разгладить её пальцами, губами, согнать прочь…