Брюнетка в клетку - Галина Куликова

– Видите ли, в детстве родители отдали меня в балетную школу. Все шло хорошо, я подавала надежды, меня возили на гастроли, готовили к большой карьере… Поэтому я жила при балетной школе. Считайте, в интернате.

– Бедная девочка! – сочувственно пробормотал Уманский, на лице которого проступило искреннее сочувствие.

Жидков бросил на него уничижительный взор и предположил вслух:

– Выходит, это Анечкин бант?

– Я ее почти совсем не знала, – с неудовольствием произнесла Анжелика. – Помню длинную, вечно понурую девицу… Вот у нее-то как раз были косы! Действительно. Наверное, это ее бант. Надо уточнить у мамы.

– А какая, собственно, разница? – осторожно спросил Уманский. – Чей это бант. Ведь милиция ничего такого…

– Антон разберется в этом деле получше всякой милиции! – заявила Анжелика, желая, вероятно, задобрить кузена. – Впрочем, старый бант тут действительно ни при чем.

Лариса между тем сидела на кровати, угрюмо размышляя, не зря ли она оставила Жидкова без присмотра. Что, если он мгновенно воспользуется ее отсутствием и что-нибудь вычудит? «Ну и черт с ним! – решила она. – Если операция слежения не даст результата, Корабельников никогда не докажет, что это моя вина. И аванс обратно не потребует – а в этом-то весь смысл».

Однако угрызения совести все же терзали ее душу, и как только она перестала слышать голос Жидкова, немедленно высунулась в коридор. Он, оказывается, закончил разговор и как раз подходил к двери.

– Этот бугай Уманский жаловался, что ты чуть было не скинула его с лестницы! – с удовольствием констатировал он. – Ко мне ты тоже можешь применить силу в случае нужды?

– Ну… Могу, – неопределенно протянула Лариса. Пусть думает, что она может победить сильного мужчину, это ей в плюс. – Правда, сейчас мне придется делать компресс на руку. Здесь можно раздобыть какой-нибудь бинтик?

Рука, правда, совсем не болела, но все еще была ярко-розовой, и забинтовать ее Лариса решила просто из вредности. Они же еще не раз столкнутся с этим дизайнером в доме. Так пусть видит, что он натворил!

Жидков достал из аптечки эластичный бинт и вручил ей.

– Обед в три часа, – сообщил он. – Приемов пищи лучше не пропускать, это не приветствуется.

«Отлично, – подумала она. – Жизнь по расписанию чертовски упрощает слежку». И спросила:

– А чем ты собираешься тут заниматься?

Лариса искренне надеялась, что этот тип будет валяться в гамаке с книжкой или в самом крайнем случае флиртовать с кухаркой.

– Расследовать преступление, разумеется, – важно ответил он. – Кстати, я принес журнал и бант. Хочешь посмотреть?

Лариса кивнула и с опаской приблизилась к вещдокам. Журнал был старый и носил старомодное название «Трудовая неделя». Пожелтевшую от времени обложку украшала фотография сурового лысого человека за рабочим столом, над которым висел традиционный портрет Ленина. Лариса поглядела, какой это год. Батюшки-светы – аж тысяча девятьсот шестьдесят девятый! Пролистала журнал и увидела, что содержание его вполне отвечает названию. Тут были очерки о передовиках производства, заметки о социалистическом соревновании на предприятиях города и подобная же вдохновляющая на трудовые подвиги писанина.

По всей видимости, журнал лежал в сундуке на самом верху, и Макар Миколин вытащил его для того, чтобы тот ему не мешался. А бант? Бант можно было просто отодвинуть в сторону. Впрочем, журнал, наверное, тоже.

– Послушай, а сундук большой? – спросила Лариса.

– Да, здоровенный, а что?

– Если ты не против…

– А! Решила все-таки посмотреть! – оживился Жидков и с такой радостью потер руки, будто именно этого всегда и добивался – чтобы Лариса взглянула на сундук. – Пойдем, я тебе все покажу.

Они гуськом проследовали по коридору, поднялись по узенькой лестничке, где недавно произошла стычка с Уманским, и оказались на чердаке.

– Ух ты! – не удержалась и воскликнула Лариса. – Сколько тут места! Сколько всего! Наверное, детей отсюда калачом не выманишь.

– Каких детей? – не понял Жидков.

– Как – каких? Тех самых – Артема с Ваней.

– Да разве Капитолина пустит их на чердак?!

– Пожалуй, что и не пустит, – пробормотала Лариса, озираясь по сторонам.

Чего тут только не было! Прямо перед ней, справа у стены, стоял потрясающий резной комод с отломанной ножкой, рядом с ним – низкая скамеечка, обитая потертым бархатом. На скамеечке сидела фарфоровая кукла с остатками белокурых волос. За перламутровые ручки деревянных ящичков комода так и хотелось потянуть. Какие сокровища хранятся у них внутри? Дореволюционные пуговицы? Россыпь бус? Платья с ручной вышивкой?

– Вот он, сволочь, – сообщил Жидков. – Я имею в виду сундук.

В его голосе прозвучали гневные нотки. Словно сундук и в самом деле сознательно участвовал в преступлении. Лариса повернулась к другой стене и увидела чудовищных размеров ящик, покрытый облупившимся темным лаком. Ничем не украшенный, он производил мрачное впечатление.

– Можно его открыть? – попросила она и, когда Жидков молча выполнил просьбу, с трепетом приблизилась.

– Я крышку досочкой подпер, – сообщил тот на всякий случай. – Так что можно не бояться.

Несмотря на досочку, Ларисе все равно было не по себе, когда она заглядывала внутрь. Сундук был полон только наполовину. Чтобы достать хоть что-то, удобнее всего было встать на колени и нырнуть в него с головой. Она бросила на Жидкова быстрый короткий взгляд и сделала это.

– Погоди-ка, – озадачился он. – Если бы крышка упала в такой момент, то, пожалуй, шарахнула бы дядю по спине, а не по шее. Странно. Как, интересно, он должен был тут расположиться, чтобы ему башку чуть не откусило? Ну-ка, попробуй, прикинь.

Лариса немедленно вспомнила русскую народную сказку, в которой Иванушка-дурачок просил Бабу-Ягу показать, как надо правильно сесть на лопату, чтобы без помех отправиться в печь. Баба-Яга только села, ручки-ножки поджав, как Иванушка-дурачок – р-р-раз! – и сунул ее в огонь.

– Лучше ты, – трусливо сказала она, проворно поднимаясь на ноги. – Я уже узнала все, что хотела.

– А что ты хотела? – немедленно заинтересовался Жидков.

– Совершенно ясно, – менторским тоном заявила Лариса, заложив руки за спину и прохаживаясь перед ним, – что твоему дяде незачем было доставать из сундука что бы то ни было, чтобы расчистить пространство. Сундук такой огромный, что в нем спокойно можно копаться. А уж отодвинуть в сторону журнал и какой-то там бант вообще ничего не стоило.

– И что из этого следует? – озадачился Жидков. – Что журнал и бант достали не просто так?

– Мне почему-то кажется, – понизила голос Лариса, – что эти вещи положил рядом с телом твоего дяди убийца.

– Думаешь, убийца и в самом деле существует?

– Да. Я так думаю. Я так думала с самого начала. Именно убийца готовил декорации. Именно он вытащил вещи.

– Но зачем?!

– Наверное, в этом есть какой-то смысл. Что, если объяснение содержится как раз в записке? Если бы не твой упертый кузен…

– Что, если попробовать поискать эту чертову записку у него в комнате? – вслух подумал Жидков. – Выманить оттуда Альберта и провести обыск.

– Если Альберт так испугался, когда прочитал ее, то и в самом деле уже уничтожил, – покачала головой Лариса. – Лучше все-таки попытаться его разговорить. Припугнуть, что ли? Не знаешь ли ты чего-нибудь такого… компрометирующего?

– Вижу, – с обидой ответил Жидков, – что у вашей шарашки только один метод работы – шантаж. Нет, я не знаю, чем можно шантажировать Альберта.

– Кстати, – встрепенулась Лариса, понизив голос. – Анечка! Говорили, будто бант мог принадлежать какой-то Анечке. Кто это такая?

– Сведения об этой особе весьма ограниченны. Информации минимум. Дело в том, что мои родители родом из Питера. И я, конечно, тоже. До последнего времени маман не поддерживала тесных отношений со своей сестрой Фаиной.

– Я могу ее понять.

– И про то, как жили Миколины тридцать лет назад, я совсем ничего не знаю. Да и маман знает тоже только понаслышке.

– Почему именно тридцать лет назад? – удивилась Лариса.

– Потому что Анечка Ружина сбежала из дома в семидесятом году.

– Ого! Это что-то новенькое. Сбежала из дома? А где был ее дом?

– Здесь, – топнул ногой Жидков. Вышло очень пафосно, и он тотчас спохватился: – То есть я хотел сказать, что она жила в семье Миколиных. Дочь каких-то давних друзей, погибших в авиакатастрофе.

– Вижу, это у вас семейная традиция – совершать добрые поступки, – желчно заметила Лариса, не в силах простить Жидкову равнодушия по отношению к маленькому Ивану.

Жидков взглянул на нее настороженно и продолжил:

– Девчонка, как я слышал, была тихоней. Но в тихом омуте, как говорится, водится черт знает что. В семидесятом году ей исполнилось восемнадцать лет. Ровно через месяц после совершеннолетия она вышла замуж и скрылась в неизвестном направлении. Никто до сих пор так и не знает, что с ней случилось потом.