Богиня прайм-тайма - Татьяна Устинова

Бахрушин не особенно волновался – он не привык волноваться заранее и по неизвестным причинам, – но все же это было странно.

Дверь распахнулась широко, так что даже матовое пионер-лагерное стекло дрогнуло в испуге, когда Бахрушин включал кофеварку.

Интересно, почему любой человек вместе с должностью приобретает привычку открывать любую дверь, будто намереваясь снести ее с петель? Вот загадка природы.

– Здравствуй, Алексей.

– Здравствуй.

Добрынин был в пальто и перчатках и, видимо, не собирался задерживаться надолго, потому что не снял ни того, ни другого.

– Ты себе новый агрегат поставил?

Бахрушин посмотрел с удивлением, и Добрынин кивнул на кофеварку.

– Сто лет назад поставил. В компании кофе почему-то всегда дерьмо.

– Это точно, – согласился председатель.

Хозяйственники сменяли друг друга с завидной регулярностью, шутка про то, что никому так и не удалось поговорить с начальником транспортного цеха ввиду отсутствия такового, была среди работников и руководства очень популярной, но с кофе ничего нельзя было поделать. Каждый новый директор “хозяйственной дирекции” ознаменовывал свое царствование чем-то особенным, эдаким, необыкновенным. Последний, к примеру, оборудовал мужские сортиры необыкновенной красоты биде производства знаменитой фирмы “Villeroy&Boch”. Биде были снабжены изящными золочеными краниками и пускали игривые фонтанчики, когда краники поворачивали. Историю про транспортный цех и его начальника моментально затмил анекдот про Василь Иваныча, который с успехом мыл внутри данного прибора голову.

Предшественник нынешнего директора был поклонником абстрактного искусства и понаставил на этажах непонятных статуй, то ли из серого камня, то ли из бетона. Они были не просто уродливы, они еще наносили материальный ущерб сотрудникам. На них все время кто-то натыкался, падал, рассыпал видеокассеты, дамы рвали колготки, а о постаменты тушили бычки, угнетая директорское сердце порчей такой редкой красоты. “Хозяйственный” директор издал приказ, чтоб не тушили, но – странное дело! – несознательные продолжали свое черное дело.

Председатель, измученный статуями, в одночасье, велел отправить их чохом во внутренний двор и там красиво расставить среди пальмовых и апельсиновых деревьев. Но – вот беда! – во дворе, как правило, проходили всякие расширенные переговоры, и непуганые иностранцы, неподготовленные к созерцанию статуй, приходили в уныние, а японцы усмотрели в них некий намек, и переговоры вообще не состоялись. Добрынин закатил скандал, и скульптурные шедевры в спешном порядке подарили братскому украинскому телевизионному каналу “Червона Слава”.

В компании поговаривали, что нынешний хозяйственный босс вдобавок к плодотворной работе, проведенной в мужских сортирах, готовит интервенцию во все буфеты. Неизвестно было, собирается ли он и буфеты оснастить биде – вместо стульев, к примеру, – но приказ о том, что с первого декабря все точки общепита будут “временно закрыты навсегда”, уже появился на доске объявлений.

А кофе так и оставался скверным, хоть плачь.

– Ты будешь, Олег?

– Давай.

Бахрушин налил примерно полчашки и сунул председателю. Тот понюхал, хлебнул, откинулся на спинку кресла и вытянул ноги.

– Сказка, – как будто пожаловался он.

– Это точно.

Некоторое время они молча глотали огненный кофе. Бахрушин за свой стол не пошел, сел напротив и тоже вытянул ноги.

– У меня к тебе два дела, – допив, сказал Добрынин и пристроил чашку на край стеклянного стола, приобретение позапрошлого хозяйственного директора. У стола была подставка в виде голой красотки, сидящей в позе эмбриона – лицом в ковер, спиной наружу.

На спине как раз и располагалась стеклянная крышка.

Бахрушин иногда в порыве раздражения поддавал красотке ногой по заднице – очень удобно.

– Первое. Серега Столетов третьего дня звонил из Парижа. Но не мне, а Никитовичу.

Бахрушин моментально насторожился.

– Зачем он звонил Владлену, если он наш… корреспондент?

– Не знаю. Только Владлен перепугался и сразу стал мне звонить, а я… уезжаю.

Владлен Никитович был помощником президента России по информации – фигура абсолютно “образцово-показательная”, ничего не решающая, легкая, если выражаться шахматными терминами. Никитович был специалистом по всякого рода пространным заявлениям по вопросам, в которых никто не разбирался, и по ответам, в которых никто не нуждался.

– А что там может быть в Париже, Олег?

Добрынин поморщился, стянул перчатку, почесал нос и опять натянул, хотя в кабинете было тепло.

Я не могу задерживаться, вот как понял Бахрушин жест с перчаткой. Я зашел к тебе сам, и ты должен понимать, что ненадолго. Я сейчас уйду.

– Точно не знаю. Мне Столетов так и не перезвонил. Но Никитовичу он сказал, что по информационным агентствам ходят слухи о какой-то кассете, на которой синхрон Аль Акбара.

Бахрушин подумал секунду.

– Ну и что? Сколько их было, этих кассет, и все фальшивки, до одной.

Али Аль Акбар был духовным лидером талибов, или части талибов. Бахрушин, к стыду своему, не слишком в этом разбирался, хоть и руководил информацией федерального канала. Акбар был не только лидером, но и финансистом, и с его финансами тоже связана какая-то тайна – говорили об алмазных копях его отца, о нефтяных скважинах тестя, но точно никто не знал, кроме, быть может, спецслужб, но Бахрушин почему-то уверен, что и спецслужбы не очень в курсе.

Акбар моментально взял на себя ответственность за теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне, информационное агентство “Аль Джазира” распространило тогда его заявление, и через Интернет все время просачивались какие-то слухи, и все это было бы почти неинтересно – мало ли слухов выползает из Интернета и мало ли заявлений делает “Аль Джазира”! – если бы не одно обстоятельство.

Никто и никогда не видел Акбара.

Никто не знал его в лицо.

На видеокассетах его роль все время исполняли какие-то разные люди, бородатые и безбородые, в чалмах, платках и вовсе без них, в халатах, шароварах и костюмах от “Хьюго Босс”. ЦРУ время от времени на весь мир объявляло о том, что наконец-то получена подлинная запись Акбара и можно начать “активные действия”, сличить голос, цвет волос, чуть ли не отпечатки пальцев, занести в картотеку, пропустить через компьютер и…

На этом “и” все останавливалось. Появлялась следующая пленка, на которой был вовсе другой Али Аль Акбар, и поиски начинались сначала, хотя “цивилизованный мир” так и не знал толком, кого надо искать.

Добрынин посмотрел в окно, даже шею вытянул, чтобы получше разглядеть, что там такое, за стеклом.