Старое русло - Василий Ванюшин

Мальга была редкой и необычайной красоты — высокая, стройная, несмотря на полноту форм, с маленькой изящной головкой, с очень правильными чертами смуглого лица, с длинной нежной лебединой шеей. Маленькая голова ее как будто не гармонировала с высоким ростом, под стать мужчине-воину, с полнотой, какая бывает у замужних женщин, но это кажущееся несоответствие, только усиливало женственность красоты, делая ее еще более привлекательной. Мальга была физически очень сильной, и живи она в наше время — все женские рекорды по толканию ядра, метанию копья и диска принадлежали бы ей.

Она долго не выходила замуж, кажется, никто из самых знатных и храбрых воинов не привлекал ее взора. А отец, зная, как дочь дорожит словом отца, не решался навязывать ей свою волю, да и не хотел с ней расставаться.

Так они и жили. Чтобы Малые не было скучно, отец выстроил отдельный дом со светелкой наверху и украсил его как можно лучше. Они жили вдвоем в этом доме — Мальга в светелке, а отец в нижнем этаже. В большом доме вождь правил суд, принимал гостей, но постоянно в нем не жил. Для сыновей он выстроил отдельные дома. Все здания были обнесены крепостной стеной. Это было целое городище, как раз то, которое мы с вами раскапываем.

Шли годы. Когда-то сильное воинское племя Гурлека все чаше терпело поражения в схватках с племенами, вторгавшимися с юга.

Задумался Гурлек. Что предпринять, чтобы вернуть ему былое могущество?

Массагеты были родственны скифам, живущим за Оксианским[14] озером и расселившимся далеко на запад, вплоть до красивой и могучей реки Борисфен[15]. И надумал Гурлек отправить туда свою дочь. Пусть найдет она там жениха, пусть женится на ней могущественнейший из вождей скифских, чтобы установились родственные связи и в любое время могла прийти помощь от скифов, имени которых побаивались даже греки. Для сопровождения дочери отобрал Гурлек лучших воинов, снарядил дружину и во главе ее поставил своего старшего сына. Был еще снаряжен торговый караван, взявший все лучшие изделия и товары массагетов, чтобы под видом торговли совершить эту дипломатическую миссию, — так надумал Гурлек. Перед отъездом дочери у него произошел такой разговор с ней:

— Я не скрою от тебя, моя единственная, что задумал. Массагеты стали слабым племенем. Причину этого они видят во мне, видят, что я стар, и думают, что одряхлел ум мой. Но я покажу им, что такое Гурлек.

Тебе, дочь моя, все равно надо замуж — это неизбежно. Ты будешь прекраснейшая из жен. Любой, самый знатный и богатый, посчитает за великую честь взять тебя в жены. Но если ты выйдешь за массагета, только зависть и новый раздор принесет это в наше племя.

Нужно поступить иначе. Ты дочь вождя и должна думать как дочь вождя, думать о силе своего народа. Ты понимаешь меня, радость и надежда моя?

— Понимаю, — откинула Мальга головку на длинной круглой шее и посмотрела отцу прямо в глаза. — Я даже знаю, что вы хотите сказать, отец, и повинуюсь вашему слову. Я уверена, что Папай будет восхищен умом вашим.

— Ты умна, дочь моя, как само божество, — у старика блеснули на глазах слезы. — Конечно, верховный бог скифов Папай рассудит, что я поступил правильно. Я желаю, Мальга, чтобы один из сильнейших вождей скифов стал твоим мужем, защитой мне и всему нашему племени.

— Повинуюсь, отец, — склонила голову Мальга.

— Хочу еще сказать слово на прощание, оно самое главное.

— Каждое слово ваше — закон для меня, а это будет святым законом, — сказала Мальга и опустилась перед отцом на колени.

— Верю. Встань, дочь моя, и выслушай это слово. Все племена, что живут за Оксианом и дальше, на заход солнца, называют себя скифами. Их много там, и они разные. Мы, массагеты, тоже называем себя иногда скифами, иногда саками, но мы не скифы, хотя родственны по языку. Узнавай, дочь моя, и найди самых сильных людей — пожилые там, как я знаю, носят бороды, а юноши только усы, и кожа у них белее нашей, потому что там солнце греет не так, как у нас. Я знаю таких — встречал в походах. Захочет вождь такого племени взять тебя в жены, не отказывайся, но и не говори — согласна, хотя бы это был красивейший из всех, а скажи так: у меня есть отец — воля его. Пусть тот вождь подождет, пока ты вернешься ко мне, расскажешь, что это за племя, и если будет мое согласие — вернешься к нему. Без моего слова ты не должна отвечать согласием.

— Слышу и повинуюсь, отец, — отвечала Мальга.

— Он может тебе приглянуться, и ты почувствуешь то, что называют любовью, но все равно ты не должна сразу отвечать согласием. На то будет мое слово, а если мои уста не произнесут его — то ничего и не будет…

Любовь женщины только для себя, для ее счастья, — это не настоящая любовь; надо, чтобы от нее и другим было счастье. А этого женщина, даже такая умная, как ты, не может понять. Это могут знать старики. Ты можешь ошибиться в выборе, приглядеться только к лицу. А я не ошибусь, я узнаю, что стоит все их племя, и подумаю, надо ли отдавать тебя, мою единственную радость и надежду. Повторяю, там много племен и они разные. Нельзя ошибаться… Мне нужна защита и опора.

— Я все поняла, отец: не услышав от вас слова, клянусь великим Папаем, я не дам никому согласия, — воскликнула Мальга, подняв руки.

— От тебя зависит судьба массагетов так же, как и от меня, — сказал, вставая, отец, — Счастливой дороги туда и обратно!

И Мальга уехала.

Была ранняя весна. В эту пору пустыня прекрасна — она цветет и благоухает. Караван, сопровождаемый вооруженными всадниками, шел быстро. Иногда им встречались отряды воинов — дело кончалось взаимными приветствиями либо короткой стычкой, в которой побеждали массагеты, потому что все они были храбры, сильны и ловки, как тигры. Луна сначала была полной, потом убавилась наполовину, потом стала похожей на лук, а затем и вовсе исчезла с ночного неба. Вот она снова повисла луком, выровнялась посередине и, когда опять стала полной — караван вышел на привольные степи, поросшие такой высокой травой, что стремена касались ее верхушек и головок цветов. Мальга еще никогда не видела такой травы и таких цветов!

Они переправились через самую большую реку — Едиль, и степи стали еще прекраснее — травы скрывали коней, видны были только плечи и головы всадников.

Однажды утром, поднявшись на холм, всадники увидели впереди войско — числом оно было раз в десять больше массагетской дружины. Не оставалось ничего иного, как идти навстречу этому неизвестному многочисленному войску.

Приблизившись к нему, массагеты увидели, что воины эти вооружены лучше всех тех, которые им встречались на пути. Каждый воин имел на голове железный островерхий шлем, одет был в чешуйчатый панцирь, держал в правой руке копье с острым железным наконечником; у каждого с левой стороны висел лук в украшенном серебряными пластинками горите[16], а также тяжелый меч.