Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят - Тайари Джонс

Я взяла ключи с кофейного столика.

– Он хороший.

И направилась ко входной двери. Отец сделал два шага вслед за мной.

– Осторожнее, – бросила я, – а то он тебя увидит.

Джеймс застыл как вкопанный. Я задержалась на пороге дольше, чем требовалось. Ждала, что он бросится следом, как супергерой. Потеребила рукав блузки с вырезом. Провела пальцами по волосам, заглянула в зеркало в прихожей. Так делала мама, выходя из дома. Я сомкнула губы, распределяя помаду, мизинцем стерла будто бы смазавшееся пятнышко подводки.

– Я пошла, – сообщила я отцу. – Не забудьте запереть за собой дверь на ключ.

– Дана, – позвал Джеймс, – не ходи туда.

– Пока, – сказала я.

Я открыла дверь, вышла, но не стала закрывать, надеясь услышать за спиной шаги отца, но, пока шла по растрескавшемуся цементу дорожки к Маркусу, ожидавшему в «Джетте», из дома не донеслось ни звука. На заднем сиденье было тесно: там поместилось не меньше четырех человек, – но переднее возле Маркуса оставили свободным для меня. Я была его девушкой, и сегодня ему плевать, кто увидит нас вместе. Я обернулась и разглядела в темноте дверного проема лицо отца. Выражения не могла разобрать, но знала, что мое лицо он прекрасно видел. И знала, что он видит огонь, что в моих глазах читает вызов.

Спаси меня, Джеймс. Если осмелишься.

8

Фиговый листок

В начале одиннадцатого (предпоследнего) класса без всяких церемоний и даже без большой ссоры на прощание Маркус подарил свой перстень девушке с тремя именами: Рут Николь Элизабет Грант. У нее, как и у меня, были длинные волосы, хотя и не такие густые. Кожа словно дорогой фарфор: бледная и настолько тонкая, что можно было рассмотреть сеточку лавандовых сосудов, расчертивших веки. Я узнала бы эту драгоценность где угодно: темно-красный камень в центре, а по бокам два алмаза в одну восьмую карата. Как-то раз на уроке английского мой взгляд зацепился за внушительное ожерелье из шармов на шее Рут Николь Элизабет, и я увидела, что в середине его оттягивает вниз кусок золота – перстень Маркуса. Я была настолько удручена, что упросила Рональду сбежать с оставшихся уроков, чтобы какое-то время провести в прохладе ее надежного подвала и прийти в себя. Как только мы приехали, я направилась в кабинет мачехи Рональды, подошла к угловому окну и сквозь жалюзи принялась вести наблюдение за домом Маркуса.

– Не переживай ты так, – сказала подруга. – Хочешь поехать со мной в Форт-Макферсон? Там много парней.

– Нет.

– Что, будешь ждать его?

– Он все объяснит. Любовь – сложная штука.

– Ну, – сочувственно заметила Рональда, – вот тебе еще одна из любимых присказок моей мамы: «Если человек тебе нравится, с этим ничего не поделаешь».

На следующий день я нашла Маркуса на парковке для школьников. Он всегда торчал там после уроков, хотя, по идее, должен был работать вместе с отцом с девяти до пяти. Я выскользнула из класса до звонка, чтобы успеть поговорить до того, как толпы детей выплеснутся из школы и одиннадцатиклассники примутся пожимать ему руку, словно он президент. Без гигантского перстня средний палец казался голым. Однажды Маркус дал мне его примерить, но взять себе не разрешил, хотя я и обещала никогда не носить его в школе. Он сказал, что это слишком опасно. Назвал уликой. Ничего страшного, если о наших отношениях будут знать друзья, но в школе, в присутствии взрослых ему приходилось быть настороже. В тот момент его доводы казались убедительными, но Рут Николь была даже младше меня. Если я была малолеткой, то она была малолеткой вдвойне.

Когда я попыталась ему это растолковать, Маркус велел мне говорить тише и успокоиться. Я что, хочу, чтобы его арестовали? Он сказал не волноваться. Родители Рут Николь знают его родителей. Маркус погладил мою руку и заговорил так нежно, что каждое слово казалось полным любви:

– Почему ты так беспокоишься из-за перстня? Он ничего не значит.

Я знала, что должна сердиться, что должна порвать с ним. Рональда процитировала очередную поговорку своей мамы:

– «Надо решить, что тебе лучше: жить с половиной ниггера или вообще без ниггера».

– Не называй его так.

– Ты неправильно поняла, – сказала Рональда.

Мы порылись в ящиках стола ее папы в подвале и нашли пакетик с травкой долларов на пять. Она была не ахти какая, больше семян, чем самой травки, но мы позаимствовали из пакетика немного, чтобы свернуть тоненький косяк. И раскурили на двоих в кабинете мачехи Рональды, подсунув под дверь полотенце. Подруга затягивалась сильно, пытаясь побыстрее словить кайф. В доме никого не было, однако она панически боялась, что нас застукают.

– Если меня поймают, – сказала она, – то конец. Отправят обратно в Индиану.

– Да разве могут они на тебя разозлиться? Ведь травка лежала в ящике отца.

– Это его дом, он может делать что захочет.

– Ну ладно, – согласилась я, принимая из ее рук тлеющую скрутку. Я прижала косяк к губам. Он был влажный от губ Рональды. – Я постараюсь побыстрее.

Она снова взяла косяк и глубоко затянулась.

– Давай я сделаю паровоз.

Я приблизила к ней лицо, и Рональда выдохнула дым прямо мне в рот.

– Не то чтобы я не хотела домой, – призналась она.

– В смысле погостить?

– Я имею в виду, я не против вернуться. Ты знаешь, что здесь мне не место.

– Что ты такое говоришь! – возразила я.

– Не кипятись, – сказала Рональда. – Я только говорю, что я не прочь вернуться домой. Но не хочу, чтобы меня туда отправили.

– Это одно и то же, – заметила я. – Уехала и уехала.

– Нет, не одно.

Она взяла короткий косяк ногтями и снова его зажгла. Потом приложила к моим губам.

– Твоя очередь.

Я сильно затянулась, пытаясь набрать дыма на двоих. Когда она прижала свои губы к моим, я собиралась вместе с дымом «паровоза» втолкнуть глубоко в ее нутро слова «пожалуйста, останься!».

– Не кашляй, – предупредила Рональда. – Если будешь кашлять, слишком сильно улетишь.

– Не могу, – выговорила я и перхала, пока горло не начало гореть, а по лицу не потекли слезы.

К Хеллоуину мы с Маркусом снова стали встречаться, но только поздними вечерами и так, чтобы никто не видел. Он обещал, что это временная мера. Из-за работы у него стало водиться больше денег. Иногда мы ходили в «Варсити» или в «Джей Ар Крикетс», он платил за все и оставлял официанткам большие чаевые, чтобы те не проверяли документы. С Рональдой мы проводили время после школы: делали домашку, курили травку и смотрели платные каналы. Это была неплохая жизнь. В шесть часов вечера