Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

“Зверь”, - решил Асо и, размахивая головешкой, ускорил шаги.

Боясь напугать товарищей, он ничего не сказал им, а сам все думал, думал. Какой же это зверь мог здесь оказаться? Откуда и каким путем он пришел?

Для пастушка было ясно лишь одно: это не волк. Волчьи глаза ему хорошо знакомы. Да и как попадет волк в это ущелье? Нет, это был другой хищник.

Так размышлял Асо и позже, лежа на своем жестком ложе рядом с утомленными охотой товарищами, которые давно уже крепко спали.

Впрочем, спали не все.

Ашота волновали в эту ночь другие мысли. До сих пор голод и слабость мешали, им заняться расчисткой тропы. Не раз об этом говорили, но Ашот настаивал на другом: необходимо прежде всего добывать пищу. “Насытимся, сделаем запасы еды дня на два, на три, тогда и вернемся на тропу”, - говорил он. И с этим приходилось соглашаться. “Ну, теперь немножко есть что поесть, - балагурил мальчик. - Ждать нечего. Завтра же попытаем счастья. Только ведь у нас нет никаких орудий. Разве ножом лопату сделаешь?”

Но сон смежил веки, и Ашот так и уснул, не успев решить, как же и чем они будут очищать от снега злополучную тропу.

Даже во сне этот вопрос не давал ему покоя. Он видел, как идет с форсункой в руках, направляя струю жаркого пламени на снег, покрывающий Дьявольскую тропу. Снег тает, тает с непостижимой быстротой. “За мной, следуйте за мной!” - радостно зовет Ашот товарищей и сам быстро-быстро идет вперед, а за ним легко и весело - Шушик, Асо, Гагик… Все спешат навстречу свободе. Тогда Ашот поворачивается и смотрит, идет ли за ним Саркис. Не отстает ли, как обычно? Нет, идет. “Разве он теперь отстанет?” - снисходительно думает Ашот. А форсунка, словно огнедышащий дракон, извергая дым и пламя, сжигает снег, все больше открывая чернеющую тропу - путь домой. “Домой, домой!” - беззвучно шепчет Ашот и слышит во сне свой собственный голос - звонкий, бодрый, призывный.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Двенадцатый день жизни ребят в Барсовом ущелье был для них, пожалуй, одним из самых радостных.

Теперь они были неплохо вооружены, о чем свидетельствовали хотя бы раскиданные в углах пещеры перья зорянок.

Но и не это еще было самым радостным.

Едва рассвело, как все поднялись, умылись снегом, раздули в костре огонь и стали с вожделением поглядывать на впадину в стене пещеры, где хранилась их вчерашняя добыча. Ее пристроил туда Асо - подальше от поползновений изголодавшегося Бойнаха.

Сейчас пастушок доставал из “холодильника” одного воробья за другим, кидая их в подставленный Шушик подол, и вопросительно посматривал на Ашота: “Всех сварим или сбережем немного?”

- Кого ты спрашиваешь? Складом продуктов заведую я, - вмешался Гагик и, отстранив Асо, протянул руку к воробьям.

- Верно, - согласился Ашот. - Во всем, что касается еды, равного Гагику среди нас нет. Пусть он и будет нашим завхозом. Значит…

- Каким завхозом? Не завхозом, а начальником хозяйственного управления!… - поправил Гагик и гордо выпятил свою худенькую грудь. - На завтрак, - объявил он, - каждому из вас полагается сорок шесть граммов птичьего мяса - самая что ни на есть медицинская норма.

- Отвесь мне, пожалуйста, эти сорок шесть граммов, только поточнее, - попросила Шушик.

- Природа уже сама отвесила. В воробье - самце двадцать восемь граммов чистого мяса. В самке… в самке двадцать четыре грамма с половиной, а в молодом воробье - двадцать один. В среднем, почти двадцать четыре с половиной. Значит, на каждого - по два воробья. Склад останется должен каждому из вас по полтора грамма мяса.

Продолжая балагурить, Гагик роздал воробьев.

- Но почему же ты себе трех взял? - удивился Ашот.

Гагик молча снял шапку и показал царапины на лбу:

- Забыл?

- Ах да, мы обещали дать тебе лишнего воробья за то, что тебя по макушке хлопнули. Ладно, ешь. А потом подумаем, что нам дальше делать.

- Прежде всего надо найти глину и построить печку, иначе мы от дыма задохнемся, - поспешила предъявить свои требования Шушик. - Да еще что-нибудь, в чем воду хранить.

- А вы что скажете?

- Копья надо делать с длинными древками. - И Гагик показал, как их можно метать издалека.

- Копья вряд ли нам понадобятся, - возразил Ашот. - Наступает настоящая зима, и в ущелье останутся только пернатые.

- Ох, как хорошо! - обрадовалась Шушик. - Значит, здесь нет зверей?

- Есть… могут быть… - пробормотал Асо, вспомнив о двух блестящих глазах, которые он увидел ночью.

Однако никто не спросил его, почему он так думает.

- Я вижу, вы собираетесь здесь зимовать? - воскликнул Ашот. - А я думаю иначе. То, о чем вы говорите, конечно, нужно, но тратить на это время мы сейчас не можем. Еды немного у нас пока есть, так что пойдем расчищать тропинку.

Он вопросительно посмотрел на товарищей. И действительно, о дыме ли, о холоде ли, врывающемся в пещеру, надо думать! Все усилия должны быть направлены только на одно: как уйти из ущелья.

- Снег в каменистых местах сошел, а в остальных плотно осел, - сказал Ашот. - Возьмите же наши орудия и пойдем.

Он все еще находился под впечатлением виденного сна. Ему еще чудился огненный дракон, освобождавший Дьявольскую тропу от снега.

Предложение обрадовало всех, даже лодыря Саркиса. После моральных оплеух, полученных им в эти дни, он как будто несколько одумался, но все еще колебался: то ему казалось, что товарищи правы, то с новой силой вспыхивало в нем оскорбленное самолюбие.

Злой на себя и на других, Саркис в это утро поднялся раньше всех, тайком сошел к складу бедной белочки и, забыв о недавних угрызениях совести, неплохо позавтракал орехами. Однако не успел он поесть, как опять прибежала “эта несчастная собака”. Высунув язык, она начала мести хвостом землю, заглядывать в глаза.

С ненавистью смотрел Саркис на невинное животное, но, понимая, что силой тут не возьмешь (надо поступать по примеру отца: если уж застали на месте кражи, будь добр, поделись с тем, кто тебя поймал), выдавил нежную улыбочку и, расколов несколько орехов, в сердцах бросил их собаке.

Бойнах, уже привыкший к растительной пище, мгновенно сожрал орехи и попросил еще. Но Саркис накрепко заложил камнем свой склад и вернулся к товарищам. Тут он увидел Шушик, едва державшуюся на ногах, сжалился было над ней и готов был даже пойти за орехами. Но ведь это означало бы открыть “склад” для всех! Нет, этого он не сделает.

“Мне-то что! Пусть каждый о себе заботится”, - мысленно повторял Саркис то, что не раз говорил и вслух.

Это было единственное, что оправдывало его перед собственной совестью.

Но почему, спросите вы, ребята не приглашали Саркиса работать?

Об этом они и сами говорили сегодня на заре, когда он в очередной раз пошел к беличьему складу.

Шушик сказала, что бойкот пора прекратить: “Сколько же можно мучить человека!”

- Если не покается перед коллективом, не прекратим, - заладил свое Ашот.

- А разве он не покаялся, когда ночью за воробьями охотился? Это значит - делом доказал. Или это не труд? - вспыхнула Шушик. - В общем, я против такой суровости.

- Мы суровы потому, что условия, в которые мы попали, суровые, - возразил Ашот. - Почему Саркис не скажет о том, что жалеет о случившемся? - повысил он голос.

После долгих споров ребята решили подождать еще денек-другой, поглядеть, как поведет себя Саркис в таком важном деле, как расчистка пути, - пожелает ли работать без приглашения.

Когда ребята вышли из пещеры, Саркис хоть и лениво, но поплелся за ними туда, где начиналась засыпанная снегом тропа.

По пути они задержались у места, где недавно встретили зайца. “Почему, - подумал Ашот, - косоглазый скрывался именно здесь, на открытой площадке, под снегом, а не в более безопасном уголке, где-нибудь под прикрытием камней? Вот и прорытый им ход еще цел. Вероятно, он нашел тут какой-нибудь корм. Интересно, какой? Может, и нам пригодится?”

Ашот сделал несколько шагов по направлению к заячьему туннелю, но по колени увяз в мокром, тяжелом снегу и остановился. Двигаться вперед не было сил.

- Знаю, знаю, не можешь ты забыть того зайца. Ах, как сбежали, как сбежали целых три кило замечательного шашлыка! - засмеялся Гагик.

Ашот не откликнулся. Стряхнув с себя снег, он пошел к той злополучной тропинке, которая, как мышеловка, коварно захлопнулась, едва впустив их сюда.

До тех пор, пока склон не был крутым, ребята продвигались цепочкой, след в след. Но по мере того, как пропасть под ними становилась глубже, идти было все страшнее. Да и как было не бояться? Совсем недавно они скакали, прыгали, крепко держались на ногах, а теперь? Поступь у всех была неуверенной, расслабленной…

Местами тропа была свободна, но большая ее часть скрывалась под снегом - или осевшим, слежавшимся, или рыхлым, подтаявшим, похожим на кашу.

Ребята остановились и внимательно огляделись. Тропа брала начало в ущелье, охватывала весь каменистый склон скалы и тянулась до самого левого крыла гор, окружавших Барсово ущелье. Кое-где она расширялась и походила на террасу, нижний край которой едва угадывался под снегом. А в некоторых местах снега было столько, что очертания тропки вовсе терялись. Но, в общем, она была такой узкой, что стоять на ней рядом было бы опасно.