Дивен Стринг. Атомные ангелы - Михаил Харитонов

Запыхавшаяся, растрёпанная, с раздувшимся животом, она обратилась к персоналу. Ей показали туалет, но справить нужду там было невозможно: в клозете шла бойкая торговля порошком, необходимым для восприятия шедевров, а все кабинки были заняты употребляющими. Люси еле отбилась от настойчивых предложений купить порцию обострённого восприятия по специальной цене.

Наконец, уже почти потеряв надежду, она всё-таки нашла обычный сортир со свободной кабинкой. Правда, на нём была табличка "Только для персонала". В другое время Люси не стала бы нарушать инструкции — но сейчас речь шла о жизни и смерти её мочевого пузыря.

Сидя на унитазе, она думала о том, что делать дальше. Все её жизненные планы рухнули. Ещё вчера она была детективом, любила свою работу и исполняла свои обязанности максимально ответственно. За последние сутки всё рухнуло. Она не нашла убийц папы-мамы, не оправдала доверия Серафимы Найберн, более того — её подозревают в убийстве Киссы Кукис. Наконец, на неё всё время покушается какая-то неведомая сила…

Этажом выше взорвалась тысяча девятьсот четырнадцатая граната, символизирующая начало первой мировой войны. Титановые балки не выдержали и дрогнули.

Из потолочного перекрытия туалета пулей вылетела тяжёлая плитка.

Удар пришёлся в самое темечко.

ГЛАВА 31

Доктор Гейдар Джихад не знал одиночества. Это было худшим из всех лекарств, которыми его обильно пичкала жизнь.

Сейчас он сидел за столиком у двери и ел вегетарианскую пиццу. Он не любил вегетарианской еды и мечтал о куске мяса. Но тот, кто жил у него внутри, был строгим вегетарианцем и к тому же не переносил алкоголя. Поэтому Джихад был вынужден воздерживаться от всего подобного. Как и от женщин: живущее в нём существо их ненавидело. Увы, мужчин оно ненавидело ещё больше. Оно ненавидело вообще всё, кроме ужаса, смерти и разрушения.

Гейдар Джихад терпеть не мог того, кто жил в у него под ложечкой. Тот платил ему тем же.

Он с отвращением жевал кусок теста. Стоило бы полить его соусом "Тысяча островов", чтобы сделать его сносным — но тот, в животе, мог в ответ на это скрутить ему внутренности узлом.

Наконец, он решился позвать официанта.

— Соус "Тысяча островов". И, пожалуйста, побыстрее, — попросил он, ожидая окрика, а то и приступа боли.

— Drecksau! — загрохотало внутри. — Я же говорил тебе, что это вещество содержит молочную продукцию. Я не ем ничего животного!

— Ох, ну послушай же меня хоть раз, — вздохнул доктор. — Я тебе тысячу раз объяснял, что это этот соус — идеальное изделие американской химической промышленности. Никаких животных жиров.

— Американская химическая промышленность? Verdamte Scheisse! — заявил голос. — Вы не смогли даже наладить производство качественных отравляющих газов…

— Хватит уже про это. Жить реалиями вчерашнего дня — идиотское занятие. В карете прошлого далеко не уедешь. Дай мне всё-таки полить салат соусом. Иначе я не смогу его проглотить, и мой мозг недополучит полезных веществ. И твой, кстати, тоже.

— Твой мозг ни на что не годен, — проворчал голос. — Ладно, жри свои помои.

— Может быть, — устало спросил доктор, — ты мне всё-таки объяснишь, зачем тебе понадобилось взрывать Нью-Йорк? У нас отлично шли дела. Ты великолепный арт-критик, а я неплохой хирург. Кроме того, твои способности по части электроники уникальны. У нас устойчивый доход и отличная репутация. Твоими стараниями, — он с отвращением покосился на салат, — я веду правильный образ жизни и здоров как бык. Чёрт возьми, да мы с тобой могли бы отлично устроиться! Если тебе не нравится эта страна, можно уехать отсюда куда угодно. Да хоть на твою историческую родину: я слышал, что там сейчас неплохо. Я даже готов выучить немецкий, лишь бы только больше не видеть этого дерьма. Вместо этого я занимаюсь именно дерьмом. То есть охочусь за какашками маленьких девочек и таскаю их маньякам с труднопроизносимыми именами.

— Du gehst mir ganz schoen auf den Sack. Тебе жалко этих людишек? — заурчало в животе. — Они всего лишь материал для исторического творчества.

— Если бы мне их было жалко, — заметил доктор, — я бы только и мечтал взорвать эту чёртову бомбу. Из милосердия, чтоб не мучились. Что касается исторического творчества, то мне трудно представить себе менее подходящий материал. Они тут все полны комплексов, неврозов, психозов, доверия, любви и ответственности. И у каждого второго кризис идентичности. Что из них можно сотворить?

— Ничего хорошего, — признал голос в животе. — Но бомбу необходимо взорвать.

— Э-э-э, — протянул доктор. — Этот момент меня всегда смущал. Не собираешься ли ты часом совершить самоубийство, прихватив с собой побольше народу, включая меня? За тобой, кажется, такое водилось…

— Dummes Zeug! — бухнуло в животе. — Ты не поймёшь величия моего плана. Верь мне. Я вытащил тебя из Лос-Ужоса, вытащу и из этого города.

— Хотелось бы верить, — пробурчал доктор, разделываясь с остатками салата. — Может, дашь мне съесть хотя бы хот-дог? Из соевого мяса? — с надеждой спросил он. — Мне нужны силы, чтобы оправдать твоё доверие, — сказал он, не особенно надеясь на положительный ответ.

— Под твою ответственность, — неожиданно смилостивился голос в животе. — Если у меня здесь что-нибудь разболится, ты за это поплатишься.

— Да-да, устрой мне в таком случае свой самый неиллюзорный Холокост, — доктор не верил своей удаче. — А сейчас дай пожрать спокойно.

Он торопливо подозвал официанта и заказал хот-дог, не уточняя насчёт сои. Он хотел мяса — и будь что будет.

ГЛАВА 32

Люси шла по лесной тропинке. Воздух был чист и свеж, вокруг колосились колоссальные родедендроны, под которыми возлежали страусы и лемуры.

Разумеется, она понимала, что никакой лесной тропинки, родедендронов, страусов и лемуров вокруг неё быть не должно. Но её это почему-то не беспокоило.

Из кустов радиолярий доносилась тихая, но очень приятная музыка. Кто-то наигрывал на неизвестном инструменте "Америка, Америка". Простая, безыскусная мелодия брала за душу.

Она углубилась в кусты и обнаружила там огромный рояль, за которым сидел белоснежный ангел. Точнее, он сидел спиной к роялю и играл на нём крыльями. Серебристые перья нежно касались клавиш, извлекая из них чарующие звуки, напоминающие пение арф и клавикордов.

— Здравствуй, — сказал он Уисли, продолжая играть. Уста его были прекрасны, как годовой бюджет «Майкрософта», но голос показался земным, и даже знакомым.

— Наконец-то ты здесь. В последнее время у тебя много проблем. И, наверное, накопились вопросы. Задай их мне.