Пылающее копье - Джон Голсуорси

Итак, мистер Левендер провел эти три дня в полном уединении, подкармливая Блинк, глядя в потолок и беседуя с Джо. Мучительное сознание, что он опять не сумел воздержаться от спиртного, заставляло его смотреть на жизнь глазами скорее ежемесячных, чем ежедневных изданий, и вести со своим шофером дискуссии отчасти философического характера.

- Наше будущее в значительной степени зависит от того, кто управляет нашей страной, Джо, - сказал мистер Левендер в последний вечер своего вынужденного уединения. - Как вы думаете, кто управляет нами на самом деле?

- Понятия не имею, - ответил Джо, - может быть, Глист?

- Не знаю, кого или что вы обозначаете этим словом, - ответил мистер Левендер. - Я спрашиваю, управляет ли нашей страной Народ?

- Народ! - ответил Джо. - Народ похож на того типа в сумасшедшем доме, которому позволили иметь чувства, но только не выражать их. В один прекрасный день все это выйдет наружу, и тогда у нас будет веселая жизнь.

- В таком случае, быть может, нами правит Общественное Мнение, выражаемое Прессой? - продолжал мистер Левендер.

- Ну нет, - сказал Джо. - Пресса больше выражает мнение мэров. Вы замечали, сэр, когда Пресса хочет поддержать то, что не нравится народу, она отправляется за помощью к мэрам и печатает их общественное мнение в два столбца?

- Мэры - исключительно ценные члены общества, - сказал мистер Левендер.

- Да я ничего не имею против них, - ответил Джо, - очень средняя публика, но они не Народ.

Мистер Левендер вздохнул.

- Кто же тогда Народ, Джо?

- Я, - ответил Джо. - У меня нет никаких особых мнений ни о чем, просто я хочу жить спокойно: малость пивка, табачок, рабочая неделя покороче и никаких лишних забот.

- Если вы сравните это с устремлениями наших мэров, вы увидите, как убоги ваши мечты, - сурово проговорил мистер Левендер.

- Пусть убоги, сэр, - ответил Джо, - только одного вы не заметили. Чтобы добиться своего, мне не надо никого приносить в жертву. А почему? Да у меня нет никаких особых устремлений. Это самое ценное. Возьмите Прессу, Парламент, мэров - все с ума посходили от устремлений. То Свободная Торговля, то Империализм, то Свобода для Европы, то Рабство для Ирландии, то Пожертвуем последним человеком и последним долларом. И никогда не знаешь, что у них будет следующим номером. А все эти устремления ведут к тому, что кого-то другого ради них приносят в жертву. Поймите все это правильно, сэр. Ну-ка, скажите речь, которая бы не исходила из этого!

- Мы уклонились от темы, Джо, - заметил мистер Левендер. - Так кто же управляет нашей страной?

- Невидимая Сила, - быстро ответил Джо.

- То есть?

- Ну, сэр, мы же демократическая страна. Народ избирает Парламент. Парламент избирает Правительство. Пока все в порядке, но что дальше? Правительство говорит: "Я сделаю то-то". Если с этим согласна Невидимая Сила, все идет гладко. А если не согласна? Эта Н. С. начинает действовать; в сотне газет появляется то, что Н. С. называет Общественным Мнением, то есть мнением тех, кто согласен с Н. С. Вот в ней-то и дело, сэр, управляет она, и это как будто убедительно. Нападки на политику правительства, гнусности о тех министрах, которые неосмотрительно говорят то, что думают, - им приписывают немецких родителей и прочие тайные грехи; и что самое главное, сотня газет никогда не скажет ни слова в поддержку правительства. Это идет изо дня в день, это беспокоит парламентские умы, действует на нервы правительству, а у правительства всегда слабые нервы, и вот министры говорят: "Явный непорядок, общественное мнение против. Нас могут выставить, а этого допустить нельзя, потому что никакие другие парни отечества не спасут". Кабинет заседает, политика меняется. А настоящего общественного мнения они никогда и не слыхивали. Они слышали только то, что позволила Н. С. На месте правительства я бы раз и навсегда покончил с этой Н. С.

- Ах! - воскликнул мистер Левендер, у которого глаза повылезали из орбит, так глубоко он был взволнован этой новой для себя мыслью.

- Да, - продолжал Джо, - будь я Правительством, как только бы такое случилось, я бы сказал: "Ладно, старая чертовка, делай, что тебе заблагорассудится. Я за тебя не отвечаю. Нападай, дави и так далее. Мы все равно будем гнуть свое!" И я бы так и делал. И что бы получилось? Или Н. С. вышла бы за пределы закона - и тогда бы я бросился на нее, прикрыл ее газеты и упек ее самое в каталажку, - или она сама бы сдалась и прекрасно проглотила все, что я делаю. Как бы то ни было, а Н. С. был бы конец. Ее цепей на мне бы не осталось. Но я не правительство, а правительство боится щекотки. Скажите, сэр: что толку иметь конституцию и избирать этих парней, когда они раз в жизни не могут поступить по своему разумению? Н. С. может быть патриотична и почтенна, может, у нее самые лучшие намерения и все такое, но она противоречит Конституции, а, кроме того, я не намерен отдавать последнюю кровь и последние деньги в демократической стране ради прихоти какого-нибудь типа или триумвирата, или кого-нибудь еще. А коли правительство не знает, чего хочет страна, то почему не спросить об этом как полагается? Нечего им судить понаслышке и верить газетам. Вот что я думаю. Слушая эту речь, мистер Левендер взволновался до такой степени, что его начало трясти, ибо, сам того не желая, Джо обнажил перед ним зияющую бездну между его преклонением перед политиками и его любовью к Прессе. И, как только шофер умолк, он воскликнул:

- Оставьте меня, Джо, я должен это продумать.

- Ладно, - усмехнулся Джо, забрал у хозяина чайный поднос, поставил его туда, где он скорее всего мог перевернуться, и вышел.

"Может ли быть, что я служу и Богу и Маммоне? - подумал мистер Аевендер, оставшись один. - Но что есть Бог и что есть Маммона? - прибавил он, и мысли его заплясали по бесчисленным речам и передовицам, составлявшим его духовную диету с самого начала войны. - А не может быть, что и то и другое есть Бог, или же, наоборот, Маммона? Если то, что говорит Джо, правда, и в газетах пишут только то, что одобряет эта Невидимая Сила, выходит, я все время знакомился с мнениями призраков и теней; да и разве сам я не призрак общественного деятеля? Ведь я не знаю ничего, кроме того, что пишется в газетах. - И, видя, что самые устои его веры находятся под угрозой, он сбросил с себя одеяло и стал расхаживать по комнате взад-вперед. - Выходит, что все мы лишь резиновые мячики, которыми играет невидимая рука, - размышлял он, - среди нас нет никого, кто мог бы, отскочив, ударить жонглера в глаз и повергнуть его. Боже, как я несчастлив, я не знаю, что есть мой Бог и что есть я сам: общественный деятель или резиновый мячик".

И чем больше он думал, тем ужаснее казалось ему его положение, ибо теперь он понимал, что газеты и брошюры, которыми кабинет был завален до потолка, вероятно, сообщали ему не истину, но ее тщательно отредактированные версии.

- Я должен освободиться от этого кошмара, - проговорил он вслух, иначе я потеряю способность помогать отечеству, над которым нависла угроза.

Внезапно его лоб покрылся испариной: он понял, что даже не знает, существует ли эта угроза на самом деле, - так странно подействовали слова Джо на его способность верить чему-либо.

"Но, без сомнения, эта угроза по крайней мере была когда-то, - подумал он, хватаясь для устойчивости за умывальник. - И все же, как я могу быть уверенным хотя бы в этом, ведь мне об этом только говорили; да и говорившие сами узнали это от Невидимой Силы, а та могла ошибиться или исказить истину в корыстных целях! О, как это ужасно, и где выход?"

И в судорогах, вызванных первыми сомнениями в истинности своей веры, он затряс фаянсовый таз умывальника.

- Куда же мне пойти, чтобы узнать истину? - вскричал он. - Даже книги, по-видимому, зависят от Невидимой Силы и не достигают моих глаз без ее санкции!

И чем больше он думал, тем больше убеждался, что ему ничто не поможет, кроме встречи лицом к лицу с самой Невидимой Силой, ибо только тогда он сможет убедиться, кто она, Ангел Истины или Демон, нисшедший на землю. Стоило этой идее прийти ему в голову, как он тотчас же осознал, что, осуществив этот план, он не только успокоит душу и окончательно утвердится в своей вере - или навсегда отречется от нее, - но и окажет величайшую услугу отечеству и всем общественным деятелям.

"Этим я увековечу свои труды, - подумал он, - и послужу Авроре, заре Истины и Красоты. Однако, я пока недостоин взяться за это высокое дело, ибо оно бесконечно сложнее и мучительнее всего, за что я брался доселе. Что делать, чтобы подготовить мой разум для этой высокой миссии, просветлить и освободить его от всех предрассудков, в которых я погряз, сам того не ведая? О, если бы я мог хоть на мгновение покинуть землю, чтобы побеседовать с облаками! Мне надо побывать в Хендоне {Один из первых английских аэродромов.}, может быть, там кто-нибудь за вознаграждение поднимет меня на небо, ибо на земле я более ни в чем не уверен".

И, завершив свои размышления этим высоким планом, он улегся в постель, причем голова его была легче, чем зрелый гриб-дождевик.