Не кричи: «Волки!» - Фарли Моуэт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я продолжал обычные наблюдения, а Утек забрался в палатку и заснул. В 12:17 пополудни я отметил в журнале возвращение Георга и Альберта; волки пришли вместе. В два часа дня Утек проснулся и, стремясь загладить невольный прогул, вскипятил чайник.
При первой же встрече с Майком я напомнил ему свою просьбу, и тот принялся расспрашивать Утека.
– Вчера, – переводил Майк, – волк, которого ты зовешь Георгом, послать своей жене весточку. Так говорит Утек, он хорошо слышать. Волк сказать жене, что охота идет плохо, будут оставаться дольше. Наверное, не вернутся раньше полудня.
Я вспомнил, что Утек не мог знать, когда вернулись волки, так как в то время он крепко спал в палатке. А 12:17 – время, практически близкое к полудню.
Несмотря на эти, казалось бы, весьма очевидные доказательства, мой скептицизм снова взял верх. Через два дня, в полдень, Георг опять появился на гребне, навострив уши на север. То, что он услыхал (если вообще что-нибудь слышал), видимо, его не заинтересовало, так как он не завыл в свою очередь, а спустился к логову.
А вот Утек, напротив, заинтересовался услышанным, и даже очень. На лице его отразилось глубокое волнение. Он буквально утопил меня в потоке слов, но я смог уловить немногое. Иннуит (эскимос) и кийэи (приходить) – неоднократно повторял Утек, терпеливо добиваясь понимания. Не одолев моей тупости, он сердито взглянул на меня и не спросясь зашагал через тундру, на северо-запад от избушки Майка.
Такой бесцеремонный уход был мне не по душе, но я быстро забыл об этом, так как день клонился к вечеру и волки забеспокоились: приближалось время ночной охоты.
У волков существовал определенный ритуал сборов. Георг обычно начинал с визита к логову. Если Ангелина и волчата сидели дома, они выбегали навстречу. Если же семья находилась снаружи, то озабоченность Ангелины домашними делами тут же сменялась радостным возбуждением. Она начинала возню, прыгала перед Георгом, пихала его, обнимала передними лапами. В такие веселые минуты Георг был полон добродушия и порой затевал шуточный бой со своей подругой. С моего наблюдательного пункта их схватки выглядели весьма свирепыми, но непрерывное помахивание хвостом свидетельствовало о самых добрых намерениях противников.
Потревоженный шумом, на сцене появлялся Дядюшка Альберт и принимал участие в игре. В дневные часы он предпочитал спать где-нибудь подальше от логова, наверное, чтобы по возможности уклониться от роли няньки, которую и так на него слишком часто возлагали.
С его приходом взрослые волки вставали в круг нос к носу, энергично виляли хвостами и «издавали звуки». Бесспорно, выражение «издавали звуки» – не очень образное описание, но на лучшее я не способен. Из-за дальности расстояния до меня долетали только громкие звуки, которые более всего походили на ворчание. Их значение так и оставалось для меня загадкой, но в них, несомненно, слышались добродушие, предвкушение и превосходное настроение.
Бурное веселье длится минут двадцать, а то и целый час, причем волчата принимают в нем самое деятельное участие – они путаются под ногами и без разбора кусают все хвосты, какие попадутся. Затем трое волков поднимаются на гребень оза, обычно под предводительством Ангелины. Они вновь становятся в круг и, высоко задрав головы, начинают «петь».
Это один из самых радостных и светлых моментов в их повседневной жизни, а для меня поистине кульминационный. Правда, на первых порах от древнего, глубоко укоренившегося страха перед волками у меня волосы поднимались дыбом, стоило этой троице «запеть». Не берусь утверждать, что сразу стал получать удовольствие. Но с течением времени я полюбил волчий хор и с нетерпением ждал его очередного выступления. К сожалению, описать все это совершенно невозможно: ведь я могу пользоваться только терминологией, относящейся к человеческой музыке, а к этому случаю она абсолютно неприменима и может только ввести читателя в заблуждение. Ограничусь тем, что просто скажу: этот громкоголосый и задушевный ансамбль по-настоящему трогал; пожалуй, редко меня так волновало даже самое проникновенное исполнение органных произведений.
Волчья «Пассионата» всегда казалась мне до обидного короткой. Каких-нибудь три-четыре минуты – и все. Волки расходятся, напоследок помахав хвостами, потеревшись носами и вообще выказав все знаки дружелюбия, взаимного расположения и полного удовлетворения. Ангелина неохотно направляется к логову, то и дело оглядываясь на Георга и Альберта, которые уже трусят по одной из охотничьих троп. По всему видно, что ей безумно хочется присоединиться к охотникам, но вместо этого она идет к волчатам, чтобы сдаться на их милость – горят ли они желанием обедать или играть.
Однако в эту ночь самцы нарушили заведенный порядок и вместо троп, ведущих на север или северо-запад, направились на восток, в противоположную сторону от избушки Майка и моего наблюдательного пункта.
Я не придавал этому особого значения, пока спустя некоторое время чей-то крик не заставил меня обернуться. Это возвратился Утек, но он был не один. С ним шли три эскимоса; они застенчиво улыбались, смущенные предстоящей встречей со странным каблунаком, которого интересуют волки.
Появление целой толпы исключало возможность продуктивных наблюдений нынешней ночью, и я поспешил присоединиться к пришельцам на марше к избушке. Майк был дома и приветствовал прибывших как старых друзей. Наконец я улучил минутку и задал ему несколько вопросов. Да, сказал он, Утек действительно знал, что люди в пути и скоро придут сюда. Откуда он знал? Глупый вопрос. Он знал потому, что слышал, как волк с холмов Пятой Мили сообщил о проходе эскимосов через его территорию. Утек пытался все объяснить, но я его не понял, и в конце концов он вынужден был уйти, чтобы встретить друзей.
Так-то вот!
14
Время щенков
На третью неделю июня Ангелина стала беспокойной. Видимо, домашний образ жизни ей надоел. Когда Георг и Альберт по вечерам отправлялись на охоту, она провожала их – вначале не дальше сотни шагов от логова, но однажды
