Ведьмы. Салем, 1692 - Стейси Шифф

Образ ведьмы перекочевал из Англии в Северную Америку практически неизменным. Вместе с ней прибыла и прочая нечисть, присущая англосаксонскому фольклору. Связанные с договором элементы – печать дьявола, книга, контракт – были представлены и в протестантстве. А вот шабаши, как и полеты, пришли с континента: английские колдуньи не проявляли интереса к метлам. Та самая шведская девочка, которая свалилась с метлы, также спешила на отвратительную сходку под открытым небом, чтобы вписать свое имя в сатанинскую книгу [36]. Когда она упала, дьявол ринулся на помощь, чтобы исцелить травму, которая причиняла ей «все возрастающую боль в боку»[24]. (В Новой Англии он не проявил такого великодушия: Энн Фостер в 1692 году осталась без помощи.) Вообще дьявол, когда не принуждал вас заключить договор и не оказывал медицинскую помощь, был крайне занят. Он насаживал жертву на крючок осторожно и незаметно, особенно специализируясь на пороках. Он уверял скептиков, что колдовства не существует. Он хорошо знал Библию и цитировал из нее в стратегических – ужасных – целях. Он убаюкивал прихожан во время проповеди. Он мешал научному прогрессу. Будучи одаренным врачом, он знал о медицине гораздо больше простых смертных. Он был ученейшим из мужей во всей округе. Также он соблюдал жесткую трудовую дисциплину: быстрый и стремительный, он был вездесущ и без устали вербовал наемников. Он знал секреты каждого. При этом обладал колоссальным опытом – шесть тысяч лет, шутка ли! Как замечал Уильям Перкинс, один из первых пуританских богословов, он мог заставить вас поверить в клевету на вас же самих (многие встревоженные жители Массачусетса задавали себе вопрос, который к лету 1692-го приобрел особенно актуальное звучание: могу ли я быть ведьмой и не знать об этом?). Все эти идеи новоанглийские переселенцы импортировали оптом – прямо из работ Гленвилла, с которым переписывался Инкриз Мэзер, и Перкинса, у которого списывал Коттон Мэзер. Когда колонисты обзавелись собственным правовым кодексом, то первым преступлением, караемым смертной казнью, там значилось идолопоклонство. Вторым шло колдовство. «Если мужчину или женщину уличат в колдовстве, то есть в общении с духами, то его или ее должно казнить», – гласит свод законов 1641 года, ссылаясь на Исход, Левит и Второзаконие. За колдовством следовали богохульство, убийство, отравление и распущенность.

Хотя в этом своде законов дьявол и не назывался по имени, вскоре он уже творил свои обычные мерзости по всей Новой Англии. Первый в этих местах человек, признавшийся в заключении сделки с Сатаной, молил его о помощи с изматывающей работой по дому [37]. Тут же материализовался помощник, готовый очистить камин от золы и поля от кабанов. В данном деле оплошавшую служанку из Коннектикута следовало покарать не столько за причиненный ущерб, сколько за ересь, так что в 1648 году ее обвинили в «дружбе с дьяволом». Коттон Мэзер, который не мог устоять перед катастрофой, неважно, естественного или сверхъестественного происхождения, превратил этот случай в поучительную историю [38]. В ранних новоанглийских делах о колдовстве не фигурировали метлы, сатанинские сборища или бьющиеся в конвульсиях девочки. Там встречались заколдованные свиньи и странствующие коровы, нарушение правил приличия и границ частной собственности. Они были нацелены на чересчур навязчивых знакомых или просителей, таких как Сара Гуд. Большинство таких дел включало какой-нибудь застарелый гордиев узел непростых отношений, без которого никак в маленьком городке. На многих обвинениях лежал налет сказочности: прядение слишком большого количества шерсти, невозможного без помощи потусторонних сил; рекордно быстро законченная работа по дому, заклинание животных, слишком участливое внимание к болезни соседа, угощение отравленными лакомствами.

За годы, прошедшие после принятия кодекса, в Новой Англии было осуждено более ста колдунов и колдуний, примерно четверть из них были мужчинами. Взбесившиеся дети Гудвинов, восставшие против религии, были в ответе за самое последнее массачусетское дело. Виновницей оказалась мать соседской прачки, которую старшая из девочек Гудвин обвинила в воровстве. Женщина пришла в ярость и отругала Марту – у той тут же начались припадки. Всю следующую неделю трое ее братьев и сестер корчились и вопили вместе с ней. На суде обвиняемая не смогла продекламировать «Отче наш» по-английски, она знала молитву (и говорила) только по-гэльски. При обыске в ее доме нашли куколок. Через переводчика она сделала признание, хотя и несколько туманное, о сделке с дьяволом[25]. (Еще за несколько лет до того муж обвинил ее в колдовстве, выступив в роли, которая скоро станет в Салеме привычной.) Эту ведьму, по совместительству ирландскую католичку, повесили 16 ноября 1688 года. По дороге на виселицу она предупреждала, что с ее смертью припадки у детей не прекратятся. И оказалась права: они лишь усилились. Марта Гудвин еще какое-то время продолжала пинать пасторов и скакать на своей воображаемой лошадке.

Один голландец, посетивший Бостон в конце XVII века, отмечал, что «никогда еще не бывал в месте, где столько бы говорили о колдовстве и ведьмах» [39]. Слово «ведьма», означавшее в том числе и диагноз, так и звенело в воздухе. Первые поселенцы эмигрировали из Англии, когда помешательство на ведьмах достигло там своего апогея. Большинство из них были из самых зачарованных округов. Недавно приехавший в город незнакомец мог взглянуть на конвульсии ребенка и – лишь из доброжелательства и сердоболия – рассказать его или ее семье, что рядом живет ведьма. Они могли не соглашаться и убеждали его, что соседи – образец благочестия, но он знал лучше: «Твоя соседка – ведьма, и она рассорилась с твоей женой и сказала в сердце своем, что твоя жена – гордячка и поплатится за свою гордыню ребенком» [40]. Когда Сару Гуд, Сару Осборн и Титубу в марте взяли под стражу, в тюрьме они присоединились еще к одной обвиненной ведьме, томившейся там с прошлого октября [41]. Волшебство хорошо прижилось в Новой Англии, на этой дикой пустынной земле, населенной дьявольскими призраками французов и индейцев. Так же хорошо оно уживалось с пуританством, вероисповеданием, которое поглощает тебя всецело, лишает ощущения безопасности и жаждет конфликта, если не настоящего катаклизма, – так как само появилось на свет, можно сказать, благодаря гонениям. И тем не менее к 1692 году процессы в Новой Англии шли на убыль, как и в метрополии. Коннектикуту ведьмы досаждали сильнее, чем Массачусетсу [42]. Там казнили многих в начале 1660-х, потом смягчились и больше никогда за колдовство не вешали. Отдельные случаи еще время от времени возникали, но эпидемических всплесков больше