Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

Она вышла из фургона вслед за Мэтом, тоже хмурясь и возясь со своим длинным черным париком. Может, ей по-прежнему было в нем неудобно, или, возможно, он по-другому сидел на ней теперь, когда под ним была почти месячная поросль ее собственных волос. В любом случае, этого еще недостаточно, чтобы она могла выходить с непокрытой головой. Хотя бы до тех пор, пока ее не будет отделять от Эбу Дар по крайней мере еще одна сотня миль. Возможно, это будет небезопасно и до тех пор, пока они не пересекут Горы Дамона на границе с Муранди.

Небо было ясным, солнце только что показалось над горизонтом, еще невидимое за окружающей лагерь паручиновой стеной, и утро могло показаться теплым только по сравнению со снежным бураном. Это был не хрусткий холодок двуреченского зимнего утра, а промозглый холод, который медленно вгрызался в тело и окрашивал слабым туманом каждый выдох. Члены труппы шныряли повсюду, подобно муравьям в разворошенном муравейнике, наполняя воздух криками, желая знать, кто переложил куда-то кольца жонглеров, или позаимствовал штаны с красными блестками, или передвинул платформу для представлений. Это выглядело и звучало так, словно здесь затевался бунт, хотя ни в одном из голосов не слышалось гнева. Когда артистам предстояло выступать, они всегда орали и размахивали руками, но дело никогда не доходило до драки, и каким-то образом каждый оказывался на месте и был готов делать свое дело еще до того, как впускали первых зрителей. Возможно, они не торопились, когда укладывали вещи, собираясь в дорогу, но представление означало деньги, а ради такого дела они могли шевелиться достаточно быстро.

– Ты и вправду считаешь, что можешь жениться на ней, – пробормотала Эгинин, шагая сбоку от него; ее поношенная коричневая шерстяная юбка взметалась при каждом шаге. Эгинин трудно было назвать изящной. У нее был широкий шаг, и она без труда держала его. Несмотря на платье, она выглядела так, словно у нее на боку не хватало меча. – Я не вижу другого объяснения. Байл прав. Ты точно сошел с ума!

Мэт ухмыльнулся.

– Вопрос только в том, хочет ли она выйти за меня? Иногда женятся самые не подходящие друг другу люди. – Когда знаешь, что тебя собираются повесить, единственное, что остается, – это ухмыляться петле. Так что он ухмыльнулся и оставил Эгинин стоять и хмуриться. Ему показалось, что она вполголоса бормочет проклятия, хотя не мог понять почему. Не ей же придется жениться на последнем человеке, о котором она могла бы подумать. Благородная леди, вся из себя холодная и сдержанная и задирающая нос, когда ему нравятся улыбчивые трактирные служаночки с желанием в глазах! Наследница трона, и не какого-нибудь трона – Хрустального Трона, трона Империи Шончан! Женщина, которая заморочила ему голову до такой степени, что он уже не может понять, он ее держит в плену или она его. Когда судьба хватает за горло, не остается ничего, кроме как ухмыляться.

Мэт шагал, как на прогулке, до тех пор, пока не завидел лиловый фургон без окон, и затем сбился с шага. Четверо акробатов, гибкие ребята, которые называли себя «братья Шавана», хотя было совершенно очевидно, что они происходят не только от разных матерей, но даже родом из разных стран, выбежали из стоящего рядом зеленого фургона, крича и яростно размахивая руками. Они лишь мельком взглянули на лиловый фургон и еще раз на Мэта; они были слишком поглощены своим спором и бежали слишком быстро, чтобы что-нибудь рассмотреть. Гордеран опирался на одно из лиловых колес, скребя голову и хмурясь на двух женщин у подножия деревянной лесенки, ведущей к двери фургона. Двух женщин. Обе были закутаны в темные плащи, лиц не видно, но невозможно не узнать красный в цветочках головной платок, видневшийся из-под капюшона более высокой из них. Что ж. Он должен был знать, что Туон захочет, чтобы ее горничная осталась при ней. Благородные леди никогда никуда не выходят без горничной. Ставь хоть пенни, ставь хоть крону, в конце концов все одинаково зависит от того, как лягут кости. У них уже была возможность выдать его. Однако в настоящий момент он ставил уже на то, что женщина сделает один и тот же выбор два раза подряд. Точнее, на то, что так поступят две женщины. Какой дурак стал бы делать подобную ставку? Но ему ничего не оставалось, кроме как бросить кости. Вот только они уже катились.

Он встретил улыбкой холодный взгляд голубых глаз Селусии и взмахнул шляпой, расшаркиваясь перед Туон. Не слишком напоказ, добавив лишь скромный взмах полой плаща.

– Готовы ли вы к походу за покупками? – Он чуть было не назвал ее миледи, но поскольку она по-прежнему не хочет называть его по имени…

– Я готова уже целый час, Игрушка, – холодно протянула Туон. Небрежно приподняв полу его плаща, она взглянула на красную шелковую подкладку, затем перевела взгляд на куртку, отпустив плащ.

– Кружево тебе к лицу. Возможно, я добавлю кружево к твоей одежде, когда сделаю тебя виночерпием.

Его улыбка погасла в один момент. Сможет ли она все же сделать его да'ковале, если они будут женаты? Придется спросить у Эгинин. Свет, почему у женщин никогда ничего не бывает по-простому?

– Не хотите ли, чтобы я пошел с вами, милорд? – медленно спросил Гордеран; теперь он даже не смотрел на женщин. Он стоял, засунув большие пальцы за пояс, и не смотрел также и на Мэта. – Мало ли, может, надо будет что-нибудь понести?

Туон не произнесла ни слова. Она просто стояла, глядя на Мэта и ожидая, и ее большие глаза с каждой секундой становились все холоднее. Кости грохотали и подпрыгивали у него в голове. Впрочем, он помедлил лишь в течение одного удара сердца, а потом движением головы отослал «краснорукого» прочь. Ну, может быть, двух ударов. Он должен доверять своей удаче. Доверять ее слову. Доверие – так звучит смерть. Он всем весом наступил на эту мысль. Это была не песня, и старые воспоминания не могли направить его. Кости внутри его черепа продолжали катиться.

С легким поклоном он предложил ей руку, на которую Туон воззрилась так, словно прежде никогда не видела руки, выпятив свои полные губы. Затем она взяла свой плащ и тронулась с места, с Се-лусией, скользящей у нее по пятам, оставив ему поспешать вслед за ними. Нет, у женщин никогда ничего не бывает по-простому.

Несмотря на ранний час, двое могучих парней с дубинками уже стерегли у входа, а третий сидел рядом с прозрачной стеклянной банкой, чтобы собирать плату и засовывать монеты в щель окованного железом сундука, стоявшего на земле. Все трое выглядели еще настолько заспанными, что, казалось, вряд ли могли принять от посетителя монетку, не упав при этом лицом вниз, но Люка не хотел рисковать. Двадцать или тридцать человек уже ждали за толстыми веревками, ведущими к большому голубому полотнищу с названием балагана Люка, и, к несчастью, Лателле тоже была здесь, со строгим лицом, в платье, вышитом малиновыми блестками и плаще, вышитом голубыми. Жена Люка дрессировала медведей. Мэт подозревал, что медведи проделывали свои трюки только из страха, что она их покусает.