Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 5 утра Михаил Александрович счел, что самому ему оставаться в Зимнем небезопасно и переместился вместе с секретарем Джонсоном на Миллионную, 12 — в квартиру княгини Путятиной, чей муж Павел был на фронте. Там и устроились спать на диванах в кабинете. Весь день 28-го великий князь проведет в бездействии в этом доме, где этажом выше уже громили квартиру семьи Столыпиных.
Хабалов и Занкевич приняли решение переместить войска в Петропавловскую крепость. Связались по телефону, к аппарату подошел помощник коменданта барон Сталь. Он заявил, что подходы заблокированы: на Троицкой площади стоят броневые автомобили и орудия, а Троицкий мост забаррикадирован. Хабалов предлагал пробиваться. Занкевич возражал, ссылаясь на колебания офицеров Измайловского полка. На рассвете было решено опять вернуться в Адмиралтейство. Были заняты фасады, обращенные к Невскому проспекту, артиллерию поставили на дворе, на втором этаже разместили пехоту, на углах расставили пулеметы. Снаряды и патроны были наперечет, для солдат достали немного хлеба. У казачьей сотни, расквартированной в казармах Конного полка, лошади были не поены и не кормлены. По Адмиралтейству постреливали, оттуда не отвечали. Листки с объявлением осадного положения были распечатаны, но расклеить их по городу не удалось. По приказу Хабалова несколько листков было развешано лишь на решетке Александровского сада[2005]. В 8 часов 21 минуту Хабалов докладывал Алексееву: «Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 всадников при 15 пулеметах, 12 орудиях с 80 патронами всего. Положение до чрезвычайности трудное»[2006].
В 11.22 Беляев сообщал в Ставку: «Положение по-прежнему тревожное. Мятежники овладели во всех частях города важнейшими учреждениями. Войска под влиянием утомления, а равно пропаганды бросают оружие и переходят на сторону мятежников или становятся нейтральными. Сейчас даже трудно указать, какое количество рот являются действительно надежными… Скорейшее прибытие войск крайне желательно, ибо до прибытия надежной вооруженной силы мятеж и беспорядки будут только увеличиваться»[2007].
Иванов, все еще находившийся в Могилеве, утром отправил Хабалову десять вопросов о положении в Петрограде, ответы на которые пришли только в 11.30: «1) Какие части в порядке и какие безобразят? — В моем распоряжении в здании главного Адмиралтейства четыре гвардейских роты, пять эскадронов и сотен, две батареи, прочие войска перешли на сторону революционеров или остаются по соглашению с ними нейтральными. Отдельные солдаты и шайки бродят по городу, стреляя в прохожих, обезоруживая офицеров. 2) Какие вокзалы охраняются? — Все вокзалы во власти революционеров, строго ими охраняются. 3) В каких частях города поддерживается порядок? — Весь город во власти революционеров, телефон не действует, связи с частями города нет. 4) Какие власти правят этими частями города? — Ответить не могу. 5) Все ли министерства правильно функционируют? — Министры арестованы революционерами. 6) Какие полицейские части находятся в данное время в вашем распоряжении? — Не находятся вовсе. 7) Какие технические и хозяйственные учреждения военного ведомства ныне в вашем распоряжении? — Не имею. 8) Какое количество продовольствия в вашем распоряжении? — Продовольствия в моем распоряжении нет. 9) Много ли оружия, артиллерии и боевых припасов попало в руки бастующих? — Все артиллерийские учреждения во власти революционеров. 10) Какие военные власти и штабы в вашем распоряжении? — В моем распоряжении лично начальник штаба округа. С прочими окружными управлениями связи не имею»[2008]. Как видим, Хабалов, не имея информации даже о происходившем в Петрограде, был в полной панике. Он не знал, что реальных и потенциальных очагов сопротивления в городе было не так мало.
Так, с утра толпа вооруженных рабочих и солдат безуспешно пыталась «снять» самокатный батальон, расквартированный на Сампсониевском проспекте. Потребовалось прибытие двух броневиков, которые открыли по казармам огонь. Начался пожар. В 12 часов восставшие ворвались во двор, где расстреляли командира батальона, начальника пулеметной команды, капитана. Еще 13 солдат были убиты, 39 ранены[2009]. До полудня сохранял лояльность гарнизон Петропавловской крепости. Под угрозой штурма комендант крепости предпочел добровольно открыть ворота. После этого положение отряда Хабалова оказалось действительно критическим.
В Адмиралтейство явился адъютант морского министра, который потребовал очистить здание, поскольку в противном случае восставшие угрожали открыть по нему артиллерийский огонь из Петропавловской крепости. Беляев и Хабалов сочли это достаточно убедительным поводом, чтобы умыть руки. Было решено, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Артиллерию отправили обратно в Стрельну, пехоту распустили без оружия. Беляев перешел в Генеральный штаб, откуда в 13.30 послал телеграмму Алексееву: «Около 12 часов дня 28 февраля остатки оставшихся еще верными частей в числе 4 рот, 1 сотни, 2 батарей и пулеметной роты, по требованию военного министра, были выведены из Адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание. Перевод этих войск в другое место не признал соответственным, ввиду неполной их надежности. Части разведены по казармам, причем во избежание отнятия оружия по пути следования ружья и пулеметы, а также замки орудий сданы морскому министерству»[2010]. Беляев благополучно перешел в дом военного министра на Мойке, где и провел следующую ночь. Хабалов остался в Адмиралтействе, где около 4-х часов дня и был арестован.
А Петроградский гарнизон продолжил переход на сторону революционеров: к концу дня, поданным военной комиссии ВКГД, число восставших солдат достигло 127 тысяч[2011]. Полковник лейб-гвардии Стрелкового полка Артабалевский рассказывал о мотивации нижних чинов, принимавших решение переходить на сторону восставших:
«Подпрапорщик Дирегин:
— У генерала Хабалова войск нет, господа все за Думу. Если уж господа с Думой, то нам тоже надо идти с нею. Наше дело простое — мужику господ слушаться. Им виднее.
Унтер-офицер Шикун:
— Я и раньше в мирное время честно служил Престолу и Отечеству в нашем батальоне. На войне тоже, благодаря Господу Богу, не подгадал. Теперь желаю также послужить Государю и Отечеству. Истинно говорю вам, что сослужить эту службу мы способны только под началом Родзянко. Он со своими: за Веру, Царя и Отечество. А правительство сами знаете какое — изменническое. Царя обманывает. Родину предает…
Стрелки и прочие воинские чины постановили и утвердили
