Трое из Леса. Вторая трилогия - Юрий Никитин

Он впервые видел, чтобы у Верховного были такие печальные и мудрые глаза.

– Что делать с этим человеком? – спросил он наконец.

Верховный повел дланью:

– Что можно делать? Для работы непригоден. В нем живет только душа, а тело почти мертво.

– Тогда бросить его на корм собакам, – предложил младший. – Одну корову сохраним на завтра!

Еще один колдун кашлянул и вмешался:

– Я читал в древних книгах, что если чистая невинная душа будет о ком-то думать дни и ночи, то это защитит от чужой магии. Но я не слышал, чтобы даже абсолютно чистая душа спасла от собачьих клыков, лезвия меча или наконечника стрелы!

А первый пробормотал тихо, но чтобы услышали:

– А я вообще не слышал о чистой, непорочной… да еще абсолютно!

Верховный, раздираясь в противоречиях, поедал глазами человека в лохмотьях. Тот смотрит сквозь них, сквозь стены, губы шевелятся, с кем-то разговаривает. В этом храме собрана вся мощь колдунов Куявии, здесь сам воздух дрожит, а если птица пролетает вблизи храма, то перья вспыхивают, на землю падает обугленный комок. Подземные черви уходят в стороны и в глубины. Крылатые змеи пролетают стороной, дабы не опалить крылья.

– Нет, – сказал наконец Верховный. – Я же сказал, его ведет высшая сила. А ей лучше дорогу не переходить. Пусть идет. И как можно скорее! Такой человек может принести как великое счастье, так и великую беду. А я человек старый, повидавший жизнь. И знаю, что приходит чаще.

Ночью были заморозки, а днем под ногами шелестела жухлая трава. Он брел бесцельно, помнил только, что умереть надо в дороге, хотя и забыл уже почему, что-то ел и где-то спал, а единственной связью с этим простым плоским миром была Хрюндя, которая чаще всего спала, устроившись у него на загривке, но ее нужно было кормить, опускать на землю, ибо жаба оказалась чистоплотной и привередливой: искала только уединенное место и чтоб не задувало сзади, долго тужилась, потом, отвернувшись, небрежно делала гребок задними лапами, как будто закапывала, а если Мрак в задумчивости уже уходил, частыми прыжками догоняла, жалобно вопила, просилась на руки.

Земля была везде одинаковой, он не знал, что давно уже идет по земле Руда. Да и знал, свернул бы разве? Его кормили и обогревали всюду, давали кров. Люди везде люди, потому почти миновал опасные земли, когда его узнал кто-то из близких Руда.

Мрак не противился, когда схватили и доставили во дворец к вождю. Руд заскрежетал зубами, едва не лишился чувств от радости.

Он налитыми кровью глазами смотрел на стоявшего перед ним в рубище человека. И это тот, кто отыскал и вызволил Додона? Тем самым перекрыв дорогу к трону более достойному?

– Вели казнить его сразу, – шептал советник торопливо, – пока он в твоих руках.

– Он не уйдет, – заверил другой. – Ты сможешь насладиться местью. Вели отвести в пыточную камеру.

Руд жадно всматривался в стоящего перед ним человека. Некогда могучие плечи обвисли, похудел, глаза ввалились, но в них неведомый огонь… хотя на миг показалось, что огонь этот знаком. Черты лица заострились. Голые по плечи руки истончились, висят как плети. От лохмотьев, в которые превратилась одежда, смердит гадостно. Жаба на загривке странника открыла один глаз, посмотрела на Руда, как на несъедобного жука, устроилась удобнее и снова засопела.

– Ты хоть знаешь, что тебя ждет? – спросил Руд почти ласково.

Мрак поднял взор, и Руд содрогнулся. В глазах измученного человека был целый мир. Мрак с трудом разжал спекшиеся губы:

– Ждет?

– Да. Ты видишь, куда забрел?

– Да, – ответил Мрак ясным голосом. – Да, Рогдай. Ты скажи ей, что я получил все. И пусть она не страдает, что не уделила мне больше…

– Эй! – крикнул советник. – Ты о чем говоришь?

Руд поднял ладонь предостерегающе. Советник поперхнулся, умолк.

– Ты узнаешь меня? – спросил Руд.

Он наклонился на троне, чтобы Мрак рассмотрел его лучше. Мрак смотрел на него… и сквозь него. На лице сменились выражения радости, недоумения, затем вскинул брови:

– Ну и что? Награда в самом поступке. Я хочу лишь видеть тебя… но если и это недоступно, то слышать о тебе, знать о тебе… Нельзя? Тогда буду думать о тебе издали, мечтать, просить богов, дабы даровали тебе все… И в самых дальних странах могу в мечтах служить тебе, лежать у твоих ног…

Советник хихикнул, покрутил пальцем у виска. Руд ожег его недобрым взором. Советник умолк, но смотрел недоумевающе. Из боковых дверей выглядывали любопытные, а затем, выдавливаемые сзади другими, выступали в палату. Внезапно из-за их спин выметнулся огромный лохматый пес, с ворчанием бросился вперед.

Послышались крики ужаса. Пес был страшен, лют, в пасти блестели страшные клыки, с губ летели клочья слюны.

Пес мчался прямо на Мрака. Один страж пытался перехватить зверя, но не решился, отступил. Пес резко уперся лапами в пол в двух шагах перед Мраком. Сел, смотрел непонимающе в лицо странника. Потом жалобно заскулил, опустил голову и лег у его ног. Хвост виновато ходил из стороны в сторону, словно просил прощения.

Руд грозно вперил взор в своего любимца. Тот поднял голову, красные от злости глаза уже были виноватыми, страдальческими. Он снова скульнул, подполз к ногам Мрака, прижался мохнатым боком.

– Что с псом? – донесся чей-то удивленный возглас. – Он же на куски всякого…

– Ты гляди, зверюка, а и то…

– Что-то чует!

– Собаки, они все понимают. Только не говорят.

– Да, понимают больше нас…

– Кто променял свою любовь на хлебное место, а кто-то…

Все больше людей теснилось под стенами. Жены Руда, дети, свояченицы, снохи, зятья, многочисленная челядь, что тоже в родстве с родней грозного князя. И все со страхом и почти все с непониманием вытаращили глаза на изможденного человека в лохмотьях. Тот стоял прямо перед Рудом, но смотрел то ли мимо, то ли вовсе сквозь него. В лице Мрака, о котором уже слыхали, не было ни страха, ни удивления, ни даже готовности о чем-то говорить и спорить.

Руд наконец вымолвил угрюмо:

– Отпустите его.

– Великий князь! – воскликнул пораженный советник.

– Я сказал.

– Но… Великий… я не понимаю!

Руд сказал зло:

– Понимал бы – стал бы вождем. А так ты только советник. Не видишь… – он вдруг заорал так яростно, что из-за портьер выскочили перепуганные стражи с топорами в руках, – не видишь, он и так страдает больше, чем могут измыслить все палачи мира?

Советник повернулся как ужаленный, смотрел на странника вытаращенными глазами. Мрак смотрел сквозь обоих, его губы шевелились, он разговаривал с нею, подыскивал огненные слова, способные