Мир без конца - Кен Фоллетт

— А я его еще не назвал? Вашего епископа, Анри Мона. Прекрасный человек, преданный, надежный, с ним никогда никаких хлопот.

— О Господи.

— Вы недовольны?

Напускную небрежность лондонца как рукой сняло, он стал крайне внимателен, и Мерфин понял, для чего приехал Лонгфелло. Ему нужно выяснить, как Кингсбридж — в лице Мерфина — отнесется к этой затее. Новый епископ может стать опасным и для шпиля, и для госпиталя. Олдермен сосредоточился.

— На фигуре Анри, как на краеугольном камне, покоится вся расстановка сил в городе. Десять лет назад между купцами, монахами и госпиталем было заключено своего рода перемирие. В итоге все только выиграли. — А для короля Мерфин добавил: — Что позволяет нам платить такие высокие налоги. — Лонгфелло опустил голову. — Поэтому отъезд Мона угрожает стабильности наших отношений.

— Я бы сказал, это зависит от того, кто его заменит.

— Пожалуй, — согласился Мостник. Грегори подошел к самому главному. — И кто же?

— Самый очевидный кандидат — аббат Филемон.

— Нет! Только не Филемон! — пришел в ужас олдермен. — Почему выбрали именно его?

— Этот священнослужитель испытывает определенное уважение к традициям, что нельзя не учитывать в наше время сомнений и ересей.

«Ну конечно. Теперь я понимаю, почему он осудил в своей проповеди вскрытия тел и зачем ему капелла Марии. Я должен был это предвидеть», — думал Мерфин.

— Настоятель дал также понять, что намерен твердой рукой собирать налог с клира, а этот вопрос постоянно вызывает трения между королем и некоторыми епископами.

— Он, должно быть, уже давно думает о кафедре. — Мерфин злился на себя, что позволил этому пройдохе перехитрить его.

— Полагаю, с того самого момента, как заболел архиепископ.

— Это настоящее бедствие.

— Почему вы так говорите?

— Филемон — мстительный интриган. Если он станет епископом, распри в Кингсбридже никогда не утихнут. Мы должны этому помешать. — Зодчий посмотрел Грегори прямо в глаза. — Для чего вы предупредили меня? — Но, не успев задать этот вопрос, архитектор уже знал ответ: — Вы тоже не хотите Филемона. Вам и без меня известно, что он за человек. Но вы не можете помешать его избранию, так как он уже заручился поддержкой влиятельных клириков. — Грегори лишь загадочно улыбнулся, из чего Мерфин заключил, что прав. — Чего вы от меня хотите?

— На вашем месте я подыскал бы другого кандидата.

Вот оно что. Мостник понимающе кивнул:

— Я должен подумать.

— Пожалуйста, думайте. — Лонгфелло встал, и Мерфин понял, что аудиенция окончена. — И прошу вас, дайте мне знать о своем решении.

Олдермен вышел из аббатства и медленно побрел к острову. Кого предложить в епископы Кингсбриджа? Город без труда находил общий язык с архидьяконом Ллойдом, но он слишком стар. Можно развернуть деятельность, добиться его избрания, чтобы через год начать все сначала. По дороге домой мастер так ничего и не придумал. Керис Мостник застал в гостиной бледную, испуганную и уже хотел спросить, в чем дело, но супруга его опередила:

— Лолла опять ушла.

86

В воскресенье полагалось отдыхать, но у Гвенды никогда не получалось. Сегодня, сходив на утреннюю службу и пообедав, они с Вулфриком работали на огороде за домом. У них был хороший огород — пол-акра, с курятником, грушевым деревом и амбаром. На овощной грядке в дальнем конце муж вскапывал землю, а Гвенда сеяла горох.

Мальчики ушли в соседнюю деревню играть в мяч — так они обычно отдыхали по воскресеньям. Игра в мяч заменяла крестьянам рыцарские турниры — эдакие битвы понарошку, увечья в которых, однако, случались самые что ни на есть настоящие. Крестьянка молилась, чтобы сыновья вернулись домой целыми и невредимыми. Сэм пришел рано.

— Мяч лопнул, — мрачно объяснил он.

— А где Дэви? — спросила Гвенда.

— Не ходил.

— Я думала, вы пошли вместе.

— Нет, он часто отправляется по своим делам.

— Вот уж не знала, — нахмурилась Гвенда. — И куда?

Сэм пожал плечами:

— Он мне не рассказывает.

Может, у него свидание с девушкой? От Дэви можно ждать чего угодно. Но тогда с кем? В Вигли не такой уж богатый выбор. Уцелевшие после чумы тут же переженились, как будто поставили себе целью увеличить население в стране, а родившиеся после эпидемии еще слишком малы. Может, сын встречается с кем-нибудь из соседней деревни, в лесу? Такие свидания не редкость, как и страдания от неразделенной любви. Когда Дэви через пару часов вернулся домой, мать приступила к нему с расспросами. Парень и не пытался скрывать, что ходил куда-то тайком.

— Если хочешь, я тебе покажу. Все равно секрета не сохранить. Пойдем.

Пошли все — Гвенда, Вулфрик и Сэм. Сотенное поле, продуваемое резким весенним ветром, пустовало. Власть строго следила, чтобы по воскресеньям никто не работал. Кое-где земля выглядела заброшенной: некоторые крестьяне по-прежнему не могли справиться со своими наделами. Одной из них являлась Аннет. Ей помогала лишь восемнадцатилетняя Амабел, а найти батраков все еще было очень трудно. Их надел, засеянный овсом, совсем зарос сорняками. Дэви завел родителей и брата на полмили в лес и свернул с тропы на поляну.

— Вот.

Гвенда не сразу поняла, что сын имеет в виду. Перед ней между деревьями змеилась какая-то непонятная низкая поросль. Крестьянка присмотрелась и поняла, что такого растения никогда не видела — четырехгранный ползучий стебель и вытянутые овальные листья, по четыре в мутовке. Кучка вырванных с корнем сорняков сбоку говорила о том, что Дэви тут полол.

— Что это? — спросила она.

— Марена. Я купил семена у моряка, когда мы ездили в Малкомб.

— В Малкомб? Это было три года назад.

— Вот столько она и росла, — улыбнулся Дэви. — Сначала я боялся, что вообще не примется. Тот моряк сказал мне, что марена любит песчаную почву и легкую тень. Я перекопал поляну, засадил семена, но в первый год появилось всего три-четыре слабых стебля. Уже было решил, что просто выбросил деньги, но на второй год корни окрепли и дали побеги, а сейчас вон что выросло.

Гвенда удивилась, что сын так долго молчал.

— А что с ней делать, с этой мареной? Это вкусно?

Дэви рассмеялся:

— Нет, она несъедобная. Но если выкопать корни, высушить, растереть в порошок, то получится красный краситель. Очень дорогой. Медж Ткачиха из Кингсбриджа платит по семь шиллингов за галлон.

Вот это да, удивилась крестьянка. Пшеницу, самое дорогое зерно, продавали по семь шиллингов за квартер, а в квартере шестьдесят четыре галлона.

— Так это в шестьдесят четыре раза дороже пшеницы! — воскликнула она.

Дэви улыбнулся:

— Поэтому я ее и посадил.

— Зачем это ты ее посадил? — раздался голос.

Все обернулись. У боярышника, такого же гнутого и искореженного, как он сам, торжествующе ухмылялся Натан Рив. Еще бы: застал смутьянов на месте преступления. Дэви быстро нашелся с ответом:

— Это лекарственное растение, оно называется… кикимор. Помогает от сипов в груди, а у мамы бывает.

Нейт посмотрел на Гвенду:

— Я не знал, что у тебя сипы.

— Зимой, — ответила та.

— Лекарственное? — с подозрением переспросил староста. — Да этим можно вылечить весь Кингсбридж. А вы еще и пололи, чтобы было больше.

— Люблю, когда все аккуратно, — буркнул Дэви.

Слабый аргумент, Нейт пропустил его мимо ушей.

— Все это незаконно. Во-первых, вилланы должны получать разрешение, нельзя сеять что угодно, такая свистопляска начнется. Во-вторых, нельзя сажать в лесу лорда, даже травы.

На это никто не нашелся что ответить. Крайне жесткие законы именно таковы. Крестьяне могли заработать на необычных растениях, пользующихся спросом и стоивших немалых денег: конопле для веревок, льне для дорогого белья, вишне для услаждения богатых леди, — но многие лорды и их старосты из природного упрямства не давали разрешения.

— Один сын беглец и убийца, — ядовито усмехнулся Рив, — другой не подчиняется лорду. Хороша семейка.

Натан вправе злиться, подумала Гвенда. Сэм убил Джонно и избежал казни. Нейт, конечно же, будет ненавидеть их до самой смерти. Староста наклонился и грубо вырвал один побег марены.

— Вот это будет предъявлено на манориальном суде, — злорадно пообещал он и, хромая, зашагал между деревьями.

За ним пошли остальные. Дэви не испугался:

— Нейт наложит штраф, я его заплачу, все равно останется прибыль.

— А если он велит все уничтожить? — спросила Гвенда.

— Как это?

— Сжечь, вытоптать.

— Староста этого не сделает, — покачал головой Вулфрик. — Деревня его не поддержит. По традиции такие нарушения облагаются штрафом.

— А я боюсь графа Ширинга, — задумчиво продолжала мать семейства.