Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Но сопротивление явно не имело смысла. Один за другим, с обнаженными мечами в руках, в комнату входили люди Эрнана Кортеса. И было их явно больше, чем сторонников Вильяфаньи. Энрике Бальбоа хотел ринуться в атаку, надеясь прорваться за счет неожиданности нападения, но застыл, поймав неистовый взгляд Альварадо. Педро явно ждал только повода, чтобы нанести смертельный удар. Сам генерал-капитан, спокойный и собранный, уверенно шагнул в центр помещения и резко приказал:

— Оружие на пол!

Пришлось подчиниться. Обычно столь хладнокровный и рассудительный Сандоваль с трудом сдерживал себя. Подумать только! Именно в Тескоко, который был вверен ему Кортесом, проросли ростки заговора! А ведь казалось, что в городе все верны командиру. Гонсало сейчас с удовольствием вызвал бы Вильяфанью на дуэль, но у генерал-капитана были другие планы.

Мятежников разоружали и по одному выводили из комнаты. Эрнан Кортес подошел вплотную к Вильяфанье. Меч и кинжал Антонио все еще оставались при нем, хотя и находились в ножнах. Но генерал-капитан, и сам отличный боец, видимо, не опасался нападения.

— И как так получилось, что столь храбрый и благородный кабальеро опустился до измены? — спросил Кортес.

Вильяфанья смерил противника разгневанным взглядом. Кортес оставался хладнокровен. В темных глазах не светилось ни ярости, ни насмешки, ни удивления. Со стороны могло показаться, что генерал-капитан отнесся к этому заговору совершенно равнодушно.

— Спроси об этом самого себя, Эрнан. Ты сбежал от губернатора Кубы, увел лучших солдат, заморочив им головы, по пути захватил корабль купца, который вез припасы в Дарьен. Потом отказался сдаваться Нарваэсу. Что же это, если не прямой бунт против власти?

— Диего Веласкес сам поставил меня во главе экспедиции…

— Он просто поначалу не знал, что ты за человек.

— Неужели?! — фыркнул Кортес. — Да, я именно такой человек. Человек, который избавил губернатора от трат, организовав экспедицию на свои средства. Что-то Веласкес не протестовал, когда я закладывал имущество, чтобы снарядить корабли! Я человек, который повел пятьсот солдат вглубь чужой, враждебной и неизведанной территории. И я их не погубил, а, наоборот, добился такого успеха, что ни тебе, ни Нарваэсу, ни Веласкесу и не снилось!

— А еще ты обещал нам золото, почет и уважение, когда переманивал на свою сторону, а в итоге привел в столицу, где нас ждали сотни тысяч разъяренных дикарей! Две трети конкистадоров тогда погибло!

— Я помню, — на лицо Кортеса помимо воли легла тень. — Таковы превратности войны. Но сейчас, когда мы вырвались из Теночтитлана, когда нужно объединить усилия для сражения с ацтеками, как ты вообще додумался устраивать заговор?! Когда мне нужны были надежные помощники, ты стал готовить удар в спину.

— Ты сам себе противоречишь, Эрнан. Сейчас действительно нужно объединить усилия. Но вместо того, чтобы примириться с губернатором Кубы, ты самонадеянно пытаешься одолеть империю ацтеков в одиночку. Ладно бы там сам сгинул, это касалось бы лишь тебя. Но ты же утащишь на тот свет сотни испанцев, которые поверили твоим пустым обещаниям. Я же помню тот день, когда ты разбил Нарваэса. Какие картины ты нам рисовал. Рассказы о горах золота и о почтении местных вождей.

— И разве это не правда? Смотри, в моем войске многие тысячи тлашкаланцев, тотонаков, чолульцев, жителей других городов. Даже они верят в меня. А ты, Антонио, просто пожелал захватить власть и ради этого решился на измену.

— Тлашкала и другие союзники помогают тебя только из-за отчаяния. Они готовы погибнуть, только бы не подчиняться больше ацтекам. Но полчища воинов Куаутемока не одолеть такими смехотворными силами. Ты погубишь весь свой отряд. Где те капитаны, что были тебе столь беззаветно преданы? Эскаланте, Веласкес де Леон… Я не хочу пополнить этот список.

— Тем не менее, многие капитаны по-прежнему верят в меня, — Кортес кивнул назад, где за его спиной застыли друзья. — Вот они. Смотри сам. Альварадо, Сандоваль, Олид, остальные… Телохранители Диас, Гонсалес, Риос, Олеа. И еще сотни простых солдат. Ты мог присоединиться к ним и добыть великую славу. А вместо этого закончишь так, как и полагается изменнику. Ладно, хватит. Я знаю, что у тебя есть список участников заговора. Давай его сюда, не заставляй отнимать силой.

Вильяфанья, прекрасно осознавая, что не успеет уничтожить бумагу, нехотя отдал ее генерал-капитану и двинулся вслед за своими арестованными соучастниками под конвоем из нескольких бойцов.

Кортес развернул список. Длинная вереница имен и фамилий, написанных крупным, хотя и слегка неровным почерком. Он скользил взглядом по строчкам, внутренне замирая от самых худших ожиданий. Но им не суждено было сбыться. Здесь не оказалось имен никого из его ближайших соратников. Чувство облегчения и горячей благодарности к товарищам постепенно сменялось тревогой. Список оказался на удивление длинным.

Кортес насчитал больше двух сотен человек, после чего просто бросил это занятие, чуть-чуть не добравшись до конца. Так много недовольных… Неужели все они не верят в победу над ацтеками? Противостояние и вправду оказалось крайне изматывающим. Как теперь себя вести с заговорщиками? Заключить под стражу двести человек генерал-капитан не мог. Это слишком ослабило бы отряд. Если же всех простить, то, что помешает им организовать новый мятеж?

Тем же вечером на огромной площади в центре города Тескоко соорудили виселицу. Вокруг собрались сотни испанцев — весь гарнизон города. Вильяфанья, побледневший, с плотно сжатыми губами, слушал слова приговора. Он был осужден за организацию мятежа и заговор с целью убийства главнокомандующего. Антонио не стал молить о пощаде, проклинать Кортеса или призывать сообщников, чтобы они попытались его освободить. Ему, несомненному храбрецу, до последнего момента не изменила выдержка. Без жалоб или стенаний он закончил свой жизненный путь.

Казнь состоялась. Эрнан Кортес стоял и смотрел на солдат. Среди них много тех, кто поддержал Вильяфанью. Что они сейчас чувствуют? Облегчение из-за того, что на них самих не обрушилось никакое наказание? Гнев, возмущение, желание отомстить за гибель человека, который обещал освободить их от тирании самонадеянного Кортеса? А, возможно, страх, что кара еще ждет впереди? Что генерал-капитан начнет осторожно уничтожать заговорщиков поодиночке, не провоцируя недовольных на массовое выступление?

Эрнан Кортес не мог себе позволить разбрасываться людьми. Их слишком мало. Недовольных нельзя арестовать, и некуда отослать, и не на кого заменить. Следует вновь развеять их страхи и сомнения. Сейчас, как и в день победы над Нарваэсом, нужно приложить все усилия и вернуть веру солдат в свою удачу. Генерал-капитан взобрался на помост и обратился к конкистадорам с речью.

— Мне жаль, что Антонио де Вильяфанья запятнал себя изменой. Его бунт, если бы он удался, внес бы сумятицу и стал причиной междоусобицы в наших рядах. Тогда мы очень быстро попали бы в лапы ацтекам. Я не видел в Антонио предателя. И, как оказалось, зря. Я знаю, что он сумел найти себе много сторонников. Он внес их имена и фамилии в список.

Площадь стояла, скованная молчанием. Эта тишина накрыла солдат как саваном. Каждый из участников заговора уже мысленно примерил этот саван на себя и теперь, похолодев от ужаса и дурных предчувствий, ждал продолжения. У них перед глазами, совсем недалеко от генерал-капитана, висел, покачиваясь в петле, тот, кто уже заплатил за свою самонадеянность. Кортес немного помолчал, буквально всем телом чувствуя, как напряжение и беспокойство овладевает солдатами. Не дожидаясь мгновения, когда кто-то из заговорщиков не выдержит и совершит какую-нибудь глупость, он развел руками.

— У меня нет этого списка. Перед арестом Вильяфанья успел его проглотить. Он воистину беспокоился о людях, которые в него поверили и не желал подставлять их под удар.

Лишь сам Вильяфанья и ближайшие друзья генерал-капитана знали, что Антонио не успел уничтожить документ. Но Вильяфанья был казнен, а в своих самых верных товарищах Эрнан Кортес не сомневался. У многих после этих слов неподъемная тяжесть предстоящего наказания свалилась с души. Мятежники изо всех сил старались не выдать облегчения, чтобы остальные солдаты, стоящие рядом, ни о чем не догадались по их реакции.