Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра - Роман Суржиков

- Да, я решил, что вы сбежали.

Эрвин кивнул.

- Благодарю за честность. Далее вы поняли, что вам не составит труда нагнать меня и убить - ведь с вами был Стрелец, он легко взял бы след. Однако вы не двинулись в погоню сразу же, а провели еще несколько дней на месте сражения. Похоронили тела - тяжелое и благородное дело. Чем еще вы там занимались?

- Спускался в ложе Дара.

- Из любопытства? Я понимаю.

- Не только из любопытства, милорд. Я нашел ваш меч, когда бродил по краю ложа. Видите ли... вы все-таки Ориджин, и я подумал...

Эрвин усмехнулся:

- Вернее сказать, понадеялись, что я все-таки не сбежал из боя, а был убит и упал в пещеру.

- Да, милорд. Подумал: вдруг так и было. Тогда я смог бы найти в ложе ваше тело и доставить его светлости.

- Доставить моему отцу?!

- Да, милорд.

Эрвин ужаснулся:

- О, боги! До Первой Зимы два месяца пути. Тело превратилось бы в жижу. Герцог стерпел бы зрелище, но бедная матушка лишилась бы рассудка от такого подарочка!

- Да, милорд, я немного поразмыслил и решил поступить иначе. Подумал, если найду останки, то похороню здесь, а доставлю его светлости только ваш меч. Позже его светлость мог бы прислать за вами людей...

- Если бы счел меня достойным захоронения в родовой усыпальнице, вы это хотите сказать?

- Милорд...

- Отвечайте!

- Да, милорд.

- Прекрасно. Ваша честность радует меня все больше. Итак, вы полезли в ложе и не нашли там никакого тела.

- Верно, милорд.

- Логично предположить, что вы вернулись к изначальной версии: лорд-неженка бежал из боя.

- Да, милорд.

- Тогда вы пустили по следу Стрельца, и пес без труда привел вас сюда. Вы нашли меня полумертвым, лежащим на этой вот поляне, и весьма удивились тому, что я ранен. Недолго поколебавшись, решили помочь мне, что и выполнили со старательностью, за которую я вам весьма и весьма благодарен.

- Да, милорд.

Воин выглядел хмурым и напряженным. Пес, всегда понимающий его настроение, тревожно навострил уши.

- Полагаю, ваши понятия о чести не позволили вам зарезать раненого. Теперь хворь отступила, скоро я наберусь сил. И вот мы подходим к самому насущному вопросу: что вы намерены делать, когда я окрепну и смогу держать меч?

Джемис опустил голову и долго, долго молчал.

- Я выполню то, что вы скажете, милорд.

Эрвин усмехнулся. Какая странная привычка выработалась: реагировать смехом на угрозу смерти.

- Хотите сказать, у меня будет выбор между мечом, кинжалом и арбалетом? Премного благодарю.

- Нет, милорд, вы ошибаетесь.

- Ошибаюсь?

- Не во всем. В большинстве правы. Да, я пришел ради мести. Лишиться плаща - никто в моем роду не знал такого позора. Да, я не убил бы раненого. И да, я хотел дождаться, пока заживет ваша рана. Вы все поняли правильно, милорд. Кроме одного: я не собираюсь мстить.

- Неужели?

- Я сделаю то, что прикажете, милорд. Захотите - останусь с вами, буду служить всю дорогу до Первой Зимы. Дорога нелегка, вам пригодится моя помощь. Захотите - уйду сейчас, и больше вы меня не увидите. Сомневаюсь, что вы потерпите рядом с собою такого вассала. Я бы не терпел.

Эрвин озадаченно свел брови.

- И в чем причина столь разительной перемены?

- Я был к вам несправедлив от самого начала. Вы не таков, каким кажетесь. Мне стыдно за все, что думал о вас.

- Как вы пришли к такому мнению?

Джемис закатал рукав рубахи. Вдоль предплечья шел глубокий порез.

- Изо всех своих поединков я выходил победителем, - сказал воин. - Мне ни разу не доводилось быть раненым. Глядя на вас, я захотел узнать, каково это.

У Эрвина отвисла челюсть.

- Вы порезали руку и посочувствовали мне?! Что за чушь! Вы - Джемис Лиллидей или переодетая герцогиня София?!

- Нет, милорд. Я влил в рану несколько капель сока змей-травы. И понял одно: тот человек, каким я вас считал, не дожил бы до моего прихода.

- Ах, вот оно что!..

Они помолчали.

- Мне бы пригодился спутник на обратном пути, - сказал Эрвин. - Если вы готовы служить лорду-неженке, у вас есть такая возможность.

- Рад служить Дому Ориджин, милорд.

- Имейте в виду, - отметил Эрвин, - я не верну вам плащ, пока не уверюсь, что вы его достойны.

- Ничего другого я и не жду.

* * *

С Того Самого Мига прошло десять дней.

Хворь отступала - бежала с поля боя. Лихорадка больше не возвращалась. Рана ныла на закате и перед рассветом, и в дождь, и чесалась во все остальное время, но это не шло ни в какое сравнение с прежней болью. Левая рука действовала плохо, с трудом сгибалась в плече, но с каждым днем все лучше слушалась приказов.

Эрвин приобрел аппетит дворовой собаки. Всякий раз, как что-нибудь съедобное попадалось на глаза, рот наполнялся слюной, в желудке урчало, а мозг начисто лишался способности думать о чем-то, кроме еды. Время, когда Джемис поджаривал на костре куски зайчатины или оленины, распространяя вкуснейший аромат, становилось подлинным испытанием выдержки. В такие минуты Эрвин и Стрелец глядели костер совершенно одинаковыми тоскливыми взглядами и боролись с общим соблазном: сожрать мясо сырым.

Эрвин заново научился ходить, от чего получал немалое удовольствие. Пройти за какие-то две минуты от землянки до поляны змей-травы, минуя волчью ягоду и лещину, - это просто сказка! Эрвин хорошо помнил время, когда этот маршрут занимал пару часов.

Он стал упражняться в стрельбе из арбалета. Это давало тренировку и рукам, и глазомеру, и ногам: болтов имелось не так уж много, хочешь стрелять - будь добр, ходи и собирай. Об охоте на белок, как и прежде, он мог лишь мечтать, однако научился всаживать болты в тонкие сосны шагов с сорока.

Общение с Джемисом вызывало неловкость. Ни он, ни Эрвин вовсе не были молчунами, но вот общие темы оказались в большом дефиците. Все их знакомство сводилось к походу, так что любое общее воспоминание непременно упиралось в недавнюю вражду или того хуже - в гибель сослуживцев. К тому же, Эрвин был для Джемиса живым напоминанием об унижении. Неудивительно, что воин почти все светлое время пропадал на охоте, возвращаясь лишь к сумеркам. Однажды у вечернего костра Эрвин, изнемогающий от нехватки общения, сказал напрямик:

- Поговорите со мной, прошу вас.

- Да, милорд, - подчинился Джемис и принялся ждать темы, какую предложит Ориджин.

О чем можно поговорить с кайром? О чем угодно, лишь бы не пахло смертью! Этого запаха Эрвину уже хватило с головой. Он выбрал наугад первое воспоминание, до крайности далекое от войны:

- Мне в детстве нравилась дочка Флеминга. Знаете, почему? Она всего боялась. Высоты, темноты, подземелий, оружия, кладбищ, пауков - всего, что только можно выдумать. Чуть что, пронзительно взвизгивала и впивалась в мою руку, могла и спрятаться за спиной... так мило! И самое забавное: она сама любила пугаться. "Милый Эрвин, говорят, в Первой Зиме много старых подземных ходов... не покажете ли мне?" Она - первая девушка, кого я поцеловал, и было это в усыпальнице Ориджинов.