КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Потом министр Голушко будет объяснять, что неверно причислять органы госбезопасности к силовым ведомствам, потому что собственных военных подразделений у него нет.

— По этой причине во время массовых беспорядков в Москве даже для усиления охраны собственных зданий пришлось задействовать офицеров, которые должны были заниматься оперативной деятельностью, — пояснил Голушко.

Какая в тот момент была более важная оперативная деятельность, чем наведение порядка в Москве? И что делали в этот момент десятки тысяч хорошо подготовленных и вооруженных оперативников? А курсанты пограничного училища, которых готовят к действиям в экстремальных условиях? Неизвестно. Они даже не попытались остановить бандитов, которые едва не захватили столицу.

Никто из москвичей не знал, что происходит. Казалось, город погружается в хаос. Все спрашивали друг друга: где же президент и премьер-министр? Почему они молчат?

До сих пор не очень ясно, что именно происходило с Борисом Николаевичем той ночью. Коржаков уверяет, что Ельцин той ночью спал. Некоторые говорят, что президент был несколько не в форме, потому что в выходной день успел расслабиться…

Ельцину написали текст для короткого выступления, но он плохо выглядел. Первый помощник Илюшин и пресс-секретарь Костиков отговорили его выступать.

— Этого нельзя делать, — сказал Илюшин. — У вас такое лицо что москвичи подумают бог весть что…

Между тем вооруженные группы, отправленные из Белого дома распространились по всему городу. Милиция не смогла противостоять мятежникам. Она словно исчезла с улиц города, оставив его в полное распоряжение вооруженной шпаны. Министр обороны Грачев уверял Ельцина, что войска в Москве, но на улицах они не появились.

Страх мгновенно распространился по городу. В какой-то момент казалось, что все кончено: власть в руках мятежников.

В здании правительства сотрудники аппарата были в ужасе, вспоминает Егор Гайдар. Один буквально кричал:

— Вы же понимаете, что все кончено! В течение часа нас всех перережут!

Потом Ельцина будут подозревать в том, что он нарочно демонстрировал бессилие, чтобы надежнее заманить мятежников в ловушку и получить возможность расстрелять Белый дом.

Но едва ли он был способен в тот момент на такие хитроумные ходы. Причиной трагических событий стала прежде всего беспомощность спецслужб и их неспособность предугадать следующий шаг мятежников.

Накануне кровопролития руководство министерства внутренних дел обратилось в оперативный штаб, которым руководил первый вице-премьер Олег Сосковец, с просьбой подкрепить милицию, которая стояла в оцеплении вокруг Белого дома, войсками. Милиция, естественно, разложилась в общении с белодомовцами. Но Сосковец отнесся к этой просьбе равнодушно.

Первый заместитель министра обороны Андрей Кокошин доложил о тревожной ситуации министру обороны Грачеву. Тот тем более не хотел заниматься чужим делом. Тут проявилось извечное противоречие между армией и министерством внутренних дел: никто не хочет таскать каштаны из огня вместо других.

Почему войска вели себя так вяло и так поздно вступили в город?

Ночью в здание министерства обороны приехал глава правительства Черномырдин, затем появился Ельцин. Вместе с ним были начальник Главного управления охраны Михаил Барсуков, главный президентский телохранитель Коржаков со своим заместителем. Грачев до последнего не хотел влезать в это дело. Надеялся, что МВД само справится.

Ельцину пришлось отдать Грачеву письменный приказ подавить мятеж.

Безжалостное государство лучше бессильного? Стрелять или не стрелять — это был тяжкий выбор. Бессильное государство лучше безжалостного, считают последовательные либералы. Соображения гуманности исключают жестокость. У государства нет цели важнее, чем сохранение жизни человека.

Есть противоположная точка зрения: безжалостное к террористам государство лучше бессильного, неспособного справиться с террором. Ведь обязанность государства состоит в обеспечении безопасности всего общества как целого.

Переговоры с боевиками и выполнение их требований невозможны. Государство не может позволить им шантажировать себя, дать им возможность подорвать политику реформ. Поэтому государству приходится быть сильным и безжалостным.

Вопрос состоял в том, что понимать под силой государства.

Для вставших под команду генерала Макашова боевиков достаточно сильной рукой мог быть только их собственный главарь, готовый на бунт, бессмысленный и беспощадный.

На самом деле сильное государство — это правовое государство, принявшее необходимые законы и создавшее службы, способные эти законы исполнять. В осенние дни стало совершенно очевидно, что до этого России еще далеко. Наша милиция была не способна защитить ни нас, ни себя.

Ночью войска вошли в город.

Утром 4 октября президент выступил по радио России:

— Я обращаюсь к гражданам России. Вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в Москве будет подавлен в самые кратчайшие сроки… В столице России гремят выстрелы и льется кровь. Свезенные со всей страны боевики, подстрекаемые руководством Белого дома, сеют смерть и разрушения… Чтобы восстановить порядок, спокойствие и мир, в Москву входят войска.

По Белому дому было выпущено двенадцать снарядов — десять болванок, два зажигательных. Этого оказалось достаточно для подавления мятежа.

Когда началась стрельба, Руцкой взывал из Белого дома:

— Я умоляю боевых товарищей! Кто меня слышит! Немедленно на помощь к зданию Верховного Совета! Если слышат меня летчики! Поднимайте боевые машины!

Потом по радиотелефону связался с председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным:

— Они бьют из танков, из танков. Танки перестраиваются и выходят на огневые позиции. Валера, звони в посольства… Они не оставят нас здесь в живых. Ты же верующий, е… твою мать…

Те, кто под командованием отставного генерала Макашова захватили мэрию и пытались взять «Останкино», были искренне возмущены тем, что в них тоже стали стрелять.

Никто из них не представлял, зачем они, собственно, все это затеяли. У них не было ни программы, ни соображений, что делать потом. То, чего желали коммунисты, никак не могло нравиться сторонникам монархии, и так далее. Непонятно, что их объединило, кроме слепой ненависти и безумной агрессивности.

Евгений Савостьянов, бывший начальник Московского управления министерства безопасности, рассказывал мне:

— В октябре 1993-го в Москве был вооруженный мятеж. Когда говорят, что войска расстреляли парламент, то я прошу обратить внимание на два обстоятельства. Не погиб ни один депутат парламента и ни один сотрудник аппарата Верховного Совета! А кто же погиб? Случайные прохожие, работники правоохранительных органов, павшие от руки бандитов, и вооруженные бандиты, засевшие в Белом доме и пытавшиеся нападать на объекты в Москве и чуть не устроившие в России гражданскую войну.

В Белый дом стала стекаться братва, бандиты, — вспоминал Савостьянов. — Приехали ребята из Приднестровья, из Русского национального единства. Когда группа Терехова напала на штаб войск СНГ, это уже был открытый вооруженный мятеж. Тактика мятежникое была очевидной — разжигать очаги восстания по всему городу, чтобы в городе начался хаос.

События, которые начались 4 октября, могли привести к гражданской войне. Призывы Руцкого, Хасбулатова и других к армии переходить на сторону съезда народных депутатов могли возыметь силу, поэтому мятеж надо было подавить.

— Почему же министерство безопасности не сумело предотвратить кровопролитие? — спросил я Савостьянова.

— Министерство безопасности не располагало тогда силовыми структурами. Да еще огромную роль сыграла смена эпох. Прежняя агентура КГБ оказалась бесполезной. Все в обществе изменилось. А создать новую агентуру — для этого нужно много времени…

После подавления мятежа было задержано 6580 человек, потом их всех быстро выпустили, осталось человек двадцать.

Ходили слухи о том, что на стадионе «Асморал» (бывший «Красная пресня») ОМОН расстрелял 6 тысяч участников обороны Белого дома. Эти слухи ничем не подтверждаются.

Генеральная прокуратура потом сообщит, что 3–4 октября 1993 года около Белого дома, у здания московской мэрии и в районе телецентра «Останкино» погибло или впоследствии скончалось от ран 123 человека.

7 октября 1993 года в память о погибших Ельцин объявил общенациональный траур. Президент подписал указ о Конституционном суде, который, по его словам, «дважды в 1993 году ставил страну на грань гражданской войны» и сыграл «пособническую роль» в событиях 3–4 октября. Ельцин предложил не проводить заседания суда до принятия новой Конституции.