Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Вадим Васильевич Полищук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из Михайловки выбирались ночью, в кузове тяжелораненые танкисты и мотострелки. Тусклый свет выхватывал крохотный клочок местности. Сначала шли по грунтовке, потом пришлось объезжать остовы сгоревших грузовиков, выбираясь из колеи в поле. Взводный обещал, что саперы расчистят проезд, но вдруг они какую-нибудь мину пропустили. Да и отклониться в сторону можно запросто. Но повезло. Немцы пальнули несколько раз без особой надежды попасть. Да и не до того им было, судя по тому, что к вечеру их нажим на Михайловку резко прекратился, где-то в другом месте их обошли и танки ночью должны были перебросить в другое место. Остаток ночи Вова спал как убитый.
За неделю Лопухов постепенно втянулся в новую жизнь. К счастью, таких экстремальных поездок больше не было, но еще одна осколочная дырка в кузове появилась. И спущенное колесо под беспокоящим обстрелом пришлось менять. Один раз рвануло так близко, что баллонник чуть не выронил. А все почему? Да потому, что мазуте лень танки для дозаправки в тыл отводить. Приходилось заезжать к черту в зубы и там разгружаться, отсюда и потери у водителей. А к частому пребыванию пары-тройки тонн солярки за спиной он постепенно привык.
Запекшуюся кровь из кабины он так до конца и не отчистил. Она затекла и затвердела в таких щелях, что хрен выковыряешь. Выбрав более или менее свободный день, Вова занялся дырой в двери, благо ремлетучка на базе полуторки в роте была. Осень скоро, а там и зима, пора ликвидировать не предусмотренное конструкцией вентиляционное отверстие.
– Глаза береги!
Вова зажмурился, но электрическая дуга пробивалась даже сквозь закрытые веки.
– Руки!
Руки Лопухов убрал, стянул брезентовые рукавицы, дальше сварщик справится сам. С дверцы было снято все лишнее, искореженный металл срезан и аккуратно зачищен. Дырка, точнее дырища, закрыта бронированным щитком, снятым с немецкого бронетранспортера. Именно его сейчас и приваривали к внешнему листу двери.
– Готово!
Горячий металл темнел и твердел на глазах. Осталось шлифануть швы, зашпаклевать и покрасить. Но тут трудовой порыв Вовы был прерван появлением ротного.
– Лопухов, машина на ходу?
– Так точно.
– Тогда собирайся в рейс. В Харьков поедем за запчастями.
Запчасти – это такое дело, что надо хватать, пока дают. Тут только промедли, уведут моментом. Но Вова успел-таки довести ремонт двери до конца, прежде чем все собрались и тронулись в путь. Два «студера», трофейный «блиц» и Вовин «шеви» замыкающим. Раньше Лопухов никогда не ездил дальше корпусного склада ГСМ, а тут больше сотни километров. Движение на перекрестках регулировали усатые суровые дядьки с флажками вместо полосатых палочек и автоматами за спиной. Поначалу Вова опасался, что эти местные гаишники могут его тормознуть и начать проверять документы, но дядьки только размахивали флажками, права человека, похоже, их не интересовали.
Прошло всего три дня с окончания боев за город. Пустые коробки зданий, крыш почти нигде нет, от некоторых кварталов остались только груды битого камня и строительного мусора. Разбитую и сгоревшую технику, нашу и немецкую, не успели убрать, на улицах завалы. Колонна осторожно пробиралась к центру, но перед одной из площадей была остановлена солдатами в фуражках с красным околышем и синим верхом. НКВД, вот теперь точно документы проверят.
Вова задергался. Кальман вылез из переднего «студебеккера» и сейчас, судя по жестам, эмоционально объяснялся с синефуражниками. Мелькнула мысль, вылезти через правую дверцу и юркнуть в развалины, хрен там найдут. А дальше куда? Беседа впереди затягивалась, первые эмоции схлынули, и Лопухов начал мыслить логически. Прав нет? Ну, так за это не расстреляют, а остальные документы у него в полном порядке. Прямое начальство на месте присутствует, а Кальман не тот человек, чтобы за шоферскими спинами прятаться. В конце концов, он сам приказал в рейс пойти, вот пусть сам и отмазывает.
Спорившие пришли к какому-то соглашению, и ротный с одним из энкавэдэшников двинулись вдоль колонны. На полминуты задержались у «студера» Степаныча и двинулись к Вовиному «шевроле». Ого, а энкавэдэшник-то целый майор! Майор сразу начал с придирок.
– Почему номера на дверце нет?
Вовино сердце рухнуло в живот.
– Осколок в дверь попал. Только что отремонтировали, номер нанести не успели.
Майор намеревался еще раз открыть рот, но Кальман демонстративно повернулся к нему спиной и обратился к Вове:
– Лопухов, после выезда на площадь сверни направо и там остановись.
– А что случилось? – осторожно поинтересовался Вова и, взглянув на майора, добавил: – Товарищ старший лейтенант.
– Предателей вешать будут, – буркнул лейтенант, не вдаваясь в подробности.
Какая связь между казнью каких-то предателей и их машинами, Вова не понял, но тут Степаныч тронулся, и он тоже поспешно воткнул первую передачу.
Народу на площади было немного. Посредине стояло оцепленное энкавэдэшниками сооружение из вертикальных столбов и перекладины, с которой свисали обрывки веревок. Вот только перекладина находилась на высоте метров пяти. При немцах, судя по остаткам досок, под виселицей был деревянный помост, но местные жители уже успели его растащить. Распоряжался процессом все тот же майор. По его приказу, какой-то акробат полез наверх веревки с петлями привязывать, а сам распорядитель направился к машинам.
– Откиньте борта и подгоняйте машины.
Пока Вова гремел запорами и откидывал борта, он понимал, что это задание ему совсем не нравится, судя по перекошенному лицу Степаныча, ему тоже.
– Слышь, Степаныч, ты как хочешь, а я за руль не сяду.
– Я тоже в палачи не нанимался, – согласился тот, – пошли к Кальману, так ему и скажем.
Третий водитель, Вова всего пару раз видел его раньше и знал только по фамилии – Михальченко, тоже присоединился к ним. Ротный и сам догадался, с какими намерениями они к нему заявились.
– Правильно, – решил он, – пусть сами разбираются.
Майор новость воспринял крайне негативно, примчался и
