Две вдовы Маленького Принца (СИ) - Калько Анастасия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот это уже "теплее". "Он ведь баллотируется на выборах в мае в Думу и хочет не просто пройти пятипроцентный барьер со своей партией, а набрать побольше голосов, чтобы провести в парламент больше своих депутатов. А для того, чтобы за него охотнее голосовали, нужен пиар, громкое дело. Сейчас не те времена, когда люди ведутся на тех, кто только говорит речисто, им нужно показать себя в деле с наилучшей стороны. Обещаниями все сыты по горло, и хотят выбирать не тех, кто только говорит, а тех, кто на самом деле что-то делает для народа. Например, бесстрашно спасает народных любимцев от "алибаба"... А Слава каким-то образом узнал об этом чудовищном плане или заподозрил неладное и его начали запугивать, требуя молчания. Может, сначала пытались подкупить. Но он не из тех, кто тушуется, капитулирует или идет на сделку с совестью, польстившись на деньги от сволочей. Томилины не трусят и совестью не торгуют. И тогда этот ублюдок нанял Густавсон, пользуясь тем, что Слава был еще слаб после операции. Если бы заказчику ОЧЕНЬ повезло, никто бы не заподозрил неладного, если бы у него вдруг возникли послеоперационные осложнения. На них бы все и списали: Славу выписали из стационара раньше времени из-за новой вспышки ковида, он не соблюдал предписанный режим, ходил по городу, в магазины, на набережную, вот и случилась беда; никто не виноват... Густавсон так и работала, по многим ее заказам даже дело не возбуждали, так говорил Фима... Никто был бы не виноват!"
Наташа закурила вторую сигарету. "Я догадываюсь, по чью душу эта шведка ехала в Питер снова. Кажется, по плану осложнения от плохо залеченного сотрясения мозга, наложившегося на стресс, начались бы у меня. Я ломала заказчику все планы. Вместо того, чтобы рыдать в колумбарии, заказывать вечное поминовение и носить в Колпино шерстяные носки, сигареты и тушенку, я начала копаться в этом деле, опрашивать врачей в Мариинке, теребить Димочку, поставила на уши всю Фимину контору. Конечно, это было неосторожно. Конечно, если бы сначала у Славы, а потом и у меня друг за другом возникли бы осложнения после болезни и травмы, это было бы подозрительно. Перебор! Фима бы тогда землю носом рыл. Но заказчика уже поджимало время, и он шел ва-банк, не тратя время на уговоры и запугивания строптивой бабы. Наложил в штаны, проще говоря, и порол горячку. Вот только я все время настороже, и в десантуре десять лет не кофе командованию подавала и могла бы достойно встретить "коллегу". Кстати, а почему к этому делу пристегнули именно Димочку; из самой Москвы его высвистали? Знали его репутацию следователя, работающего по верхам, по принципу "отчитался, и хоть трава не расти"? Вспомнили 2015 год, когда Фима, Витя и Игорь посадили его в галошу с моим делом? Наверное, Димочка тогда был не прочь скрутить их в бараний рог в отместку за то, что его дураком выставили. Или он был подмазан заказчиком и вел дело по заданному сценарию? И откуда взялся Воропаев, которого кто-то так активно продвигает? Прописан в Кингисеппе, а похож, по словам Стаса, на столичного "мажора". Сразу получил три главные роли в ведущих спектаклях Костиного театра. Снимает элитную квартиру на Ваське, в двух шагах от Стрелки, а это очень и очень дорого. Кто же его протежирует - заказчик или его противники? То, что парень - засланный казачок, это как два пальца об асфальт, но кто его заслал, вот вопрос! Сколько вопросов, мать твою, и ни одного ответа! И наконец - что за пятно было у Славы на скуле и почему у него был пробит лоб?"
Выйдя из оранжереи, Наташа столкнулась с Соней. Завьялова сильно похудела и осунулась. В длинном черном платье и туго повязанном платке она выглядела еще бледнее и словно "выгорела" изнутри; в глазах высохли слезы, но взгляд был погасшим.
Соня с недоумением и укором посмотрела на Наташино платье - цвета морской волны, длинное, с пышной струящейся юбкой и глубоким декольте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Она не знала, что сегодня Наташа долго сглаживала в салоне красоты следы болезни, беготни по городу, слёз и бессонных ночей, оставившие на лице свои отпечатки, закрашивала свежую седину на висках и впервые за последние 20 лет смогла свободно застегнуть на себе платье 46-го размера вместо привычного 48-50-го.
- Пришли на нового артиста? спросила Завьялова. От ее одежды пахло воском, ладаном и свежеиспеченным монастырским хлебом.
- А вы выходите на работу? - спросила Наташа, и в голову толкнулась мысль: "А если она как-то замешана?.. И разбитая форточка - часть постановки?"
- Пришла за расчетом, - Соня покопалась в большой практичной сумке и достала файл с листком бумаги. - Принесла заявление об уходе.
"Нет. Не она. По глазам видно, что смерть Славы ее подкосила. Соня скорее пожертвовала бы собой, чтобы со Славиной головы и волосок не упал..."
- Останусь в монастыре, - продолжала Завьялова, - в Варлаамо-Хутынском. Если разрешат, приму постриг. Буду к Славе ближе...
- Его убийцу уже вычислили, - сообщила Наташа. - Правда, узнать, кто ее нанял, не удалось. Международная киллерша, несколько лет в розыске. Убита при задержании. Начала стрельбу, и группа захвата в ответ открыла огонь на поражение.
- Грех это, - произнесла Соня, - но мне даже не жаль эту новопреставленную. Не смогу и помолиться за ее упокой. Я еще не настолько просветленная, чтобы молить Бога о спасении души убийцы Славы... - ее голос дрогнул.
- Мы уже знаем, кто ее нанял, - понизила голос Наташа, - и обложили его кольцом. Если бы только удалось выяснить, зачем он это делает, и взять "на горячем", чтобы не выкрутился...
- Дай вам Бог удачи, - склонила голову Соня.
Наташа уже шла к лестнице, когда Завьялова окликнула ее.
- Может, это вам поможет, - сказала она. - Слава рассказал мне. Помните, в августе, когда он пропал на три дня?
- Конечно. Я ведь его тогда и отыскивала.
- Я должна была сразу рассказать следователю или вашему другу, адвокату, но сначала боялась, а потом было все равно. А вчера ночью мне приснился Слава и посмотрел укоризненно. И я поняла, что должна рассказать...
***
... Уйдя из театра после скандала, устроенного Фетюковыми в зрительном зале, Вячеслав шел, не разбирая дороги и не ведая, куда его несут ноги, пока голова болит и кружится, а оцарапанная шипом розы щека саднит и кровоточит. Несколько раз ему сердито сигналили, заставляя вернуться на тротуар, несколько раз наорали и обругали: "Эй, ты, с глазами на заднице! Светофора не видишь? Разуй глаза! Подземный переход рядом!" Кто-то толкнул его. Кто-то задел рулем самоката. Благоухающая потом девица с двумя здоровенными чемоданами больно проехала по ноге колесом и рявкнула: "Шо на входе растопырился?! Двинь тазом, блин! Мне на поезд надо! Стал тут, ваще!"
Вячеслав, извинившись, отошел от входа в вокзал, еще немного пропетлял по улицам и проулкам и спустился в какой-то полуподвал, украшенный бело-синей вывеской, откуда пахло кухней. Там он взял порцию чая и застыл, обхватив ладонями пластиковый стаканчик со свисающей ниткой.
Какой-то сильно потрепанный гражданин, пошептавшись с компанией таких же товарищей, встал из-за соседнего стола, взял у стойки стаканчик с прозрачной тягучей жидкостью и, протянув Томилину, проникновенно сказал: